Комментарий | 0

Метель, мой ангел...

 

                                                                                                                              Фото: Нина Якобсен
 
 
 
 
С клубком Ариадны играет котенок.
Билет в лабиринт утопает в дожде...
Заплаканный сад – как чей-то ребенок.
Старик по тропинке идет по нужде.
 
Сиротство скворешен. Сиротство ступеней.
Поймай же меня до обрыва – успей...
А камень во рту – он жил в голоцене,
За слово отдам, за мой суховей.
 
 
 
 
***
В дровянике издох соломенный мой ослик
На плюшевом ковре с оленями, водой.
А Коля-маленький уже не станет взрослым.
Пристанционный сад – гривастый, золотой,
Ни охнет, ни прильнет – пеньки одни, как шпалы.
Друг, синий кит  "ТЭМ", гудит во тьме былой...
"Дед, почему флажок мне дарят ярко-алый?
Хочу, как шарик, жёлтый, голубой".
 
 
 
 
***
О том, что смертны, – блюз реки впотьмах,
Хранящей в недрах мусор, человеков.
Охрипла песенка о дольних поездах.
Исчез вокзал, который к древним грекам,
Бывало, провожал нас – пить вино...
Домой вернулись с весточкой цикуты...
Метель, мой ангел, все занесено.
Стоишь в снегу раздетый да разутый.
 
 
 
 
***
Мне бы  дымчатого драного кота
С мышью из церковного двора,
Черную смородину с куста
Да живой водицы полведра.
 
Сварит бабушка густой-густой кисель,
Позовет к родному шалашу...
Небо-небо — старенькая гжель,
Не разбейся, господи, прошу.
 
 
 
 
***
От молочной реки — на устах синеватая корка.
От кисельного брега — чуть сладкий мой русский язык.
Отчий дым в небеси,  Деда Миши сухая махорка.
Он примеривал жизнь. Оказалось, что вырос, —  впритык.
 
Фронтовая гармонь.  Сенцы настежь, а может  — и сердце...
Ввечеру на сирень городскую ходили смотреть.
Воробьями усыпаны были скамьи, словно перцем.
И чихал старый кот, удаляясь в закатную медь.
 
У бессонницы, друг,  все богаче словарный запас год от года.
Имена у потерь занимают немой алфавит.
На тебя, на меня в этом времени кончится мода...
Хорошо, что сирень, воробьи. Хорошо, что болит.
 
 
 
***
Оставила куст жимолости – птицам,
А старенький заборчик – для огня.
Но сколько той верёвочке ни виться,
Ни тополя не будет, ни меня.
 
Графин безгорлый светится лилово.
Клеёнка, на которой дремлет лунь.
С очами Суламифи ждёт корова,
Когда кольнёт зелёнкою июнь.
 
Ах тёплая зола в остатке века!
А ныне и не пахнет очагом.
Я пришлый пёс. Но мне бумаги млеко
Дают сухое – с буквенным зерном.
 
 
 
 
 
Считалка
 
Жизнь засвечена, как плёнка.
И не видно ни черта.
Сохнет детская пелёнка,
Стонет леса нагота.
 
Были-сплыли мама с папой.
Догорает керосин.
Замирай, а лучше драпай.
Шишел-мышел. Ты – один.
 
 
 
 
 
Идальго
 
Котенька серенький или волчок
Горько во тьме заплачет.
Крепкого воздуха выпьет глоток
Лунная нежная кляча.
 
Отдонкихотствовал ветер – и спать!
Светится таз на заборе.
Рыцари, рыцари, где ваша стать?
В эпосе дремлет и хвори.
 
Боязно шляться – ни зги, ни чудес.
Что-то не видно Тобоса.
Старый идальго идёт под навес.
Дремлет дракон с папиросой.
 
 
 
 
 
Праздник
 
Отцветает венгерка.
Голубиная даль.
"Ленин" и "Пионерка".
Центр города. Шмаль.
 
Не фламандский пейзажик.
Бомжик щёлкает гнид.
Дева вся в татуаже,
Не прикрывшая стыд.
 
К ночи ждать фейерверка
И охрипших сирен.
Ну, поэт-недомерка,
Не душа ль дала крен?
 
 
 
 
 
Цирковое
 
Я цирки не люблю. Там плачут звери,
Недрессированный хохочет зритель,
По акробатке не вздыхает осветитель,
А клоун раскурочен и потерян.
 
Медведь в цветных штанах не помнит маму,
Крутя колеса зло, с остервененьем.
Слониха ожидает потепленья,
Пенсне разбилось у мартышки Аму.
 
Сродни арена адовому кругу.
Живой списали только крокодилу.
Да Ариадну – грустную гориллу –
В богатый дом купили как прислугу.
 
Софиты – словно аленький цветочек.
А чудище с хлыстом златит зубами.
Ах, львиная душа, лети над нами,
Покуда ящик твой не заколочен.
 
Повсюду чудятся ободранные шкуры.
В трико змеятся дурочки и дуры...
 
Я цирки не люблю. Я плачу зверем
Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка