Комментарий | 0

Не пыль вытираю — пылинки сдуваю...

 
 
 
 
 
 
***
 
Не пыль вытираю — пылинки сдуваю
с того, что люблю, перед чем трепещу.
Из этих пылинок слагаю слова я
и большего счастья себе не ищу.
 
Мы все в этом мире дрожим как былинки,
подвластные грозам, ветрам и волнам.
Любите, храните, сдувайте пылинки
с того, что любимо, что дорого нам!
 
 
 
 
* * *
 
Любовь – не когда прожигает огнём, –
когда проживают подолгу вдвоём,
когда унимается то, что трясло,
когда понимается всё с полусло…
 
Любовь – когда тапочки, чай и очки,
когда близко-близко родные зрачки.
Когда не срывают одежд, не крадут –
во сне укрывают теплей от простуд.
 
Когда замечаешь: белеет висок,
когда оставляешь получше кусок,
когда не стенанья, не розы к ногам,
а ловишь дыханье в ночи по губам.
 
Любовь – когда нету ни дня, чтобы врозь,
когда прорастаешь друг в друга насквозь,
когда словно слиты в один монолит,
и больно, когда у другого болит.
 
 
 
 
***
 
Подальше, подальше, подальше
от кланов и избранных каст,
от глянцевой славы и фальши,
от тех, кто с улыбкой предаст.
 
Поближе, поближе, поближе
к тому, кто под боком живёт,
к тому, кто поймёт и услышит,
кто сердце тебе отдаёт.
 
Покрепче, покрепче, покрепче
прижми к себе родину, дом,
и станет воистину легче
на этом, а может, на Том.
 
 
 
 
***
 
Вспорхнула с ладони в небесный простор
любовь наша божьей коровкой...
Шепчу ей вдогонку рифмованный вздор
с надеждой наивною робкой.
 
Судьба отнимает как будто шутя,
легко разделяя кровинки...
И платьице в крапинку слёз и дождя
раскрылось на две половинки.
 
Разжата ладонь и глаза в облака,
открыты все шлюзы и двери –
вот формула счастья, проста и легка, –
люблю, и надеюсь, и верю.
 
Я в крапинку блузку надену с утра,
твой взгляд из-под тучки почуя.
Как парус её натянули ветра,
чуть-чуть — и к тебе полечу я.
 
Да, я говорю это всё не всерьёз,
на ушко подушке-подружке.
Оранжево солнце и крапинки слёз
на нём всё равно что веснушки.
 
 
 
 
 
***
 
Наивная музыка голову кружит,
легко обнимает за плечи…
Как будто вот-вот все границы нарушит
и нас от разлуки излечит.
 
Любимая музыка верхнею нотой
выводит меня за пределы,
в иные высоты, глубины, длинноты,
куда я как в воду глядела.
 
Когда-то внимали мы ей, засыпая,
как музыке волн у причала.
Теперь на неё я иду как слепая…
И ставлю пластинку сначала.
 
 
 
 
***
Когда мы впервые с тобой были в Питере –
ездили к Коле и Гале –
ты был ещё — помнишь? –  в дымчатом свитере,
вместе с тобой покупали.

Мир Пушкина, Гоголя, Достоевского
крутил нас, толкал плечами,
и толпы праздно гуляющих с Невского
порою нас разлучали.

И я сказала: коль потеряемся –
(мобил ещё нет и в помине) –
тогда на площади этой встречаемся,
у памятника Екатерине.

Сейчас брожу вот по нашему городу,
под нашими небесами,
встречаю всё, что было нам дорого,
невольно ищу глазами –

а вдруг не ты, но тень твоя где-то тут –
невидимая, но рядом –
заденет похоже кепкой надетою,
согреет случайным взглядом…

Быть может ты — тот мелькнувший в трениках,
иль эти в коляске дети?
Мы просто с тобой потерялись временно
на этой дурной планете.

Порой померещится: мы с тобой в Питере…
Ну где тебя черти носят?!
Но никого нет в дымчатом свитере.
Такие теперь не носят.

 
 
 
 
 
***
 
Любовь, ты так стара, истёрта,
что различаю на просвет
твой мир туманный, но не мёртвый,
и мой, похожий на Тот свет.
 
Бреду по жизни еле-еле,
не отличая ночь от дня,
а ты среди всевышних елей
с улыбкой смотришь на меня.
 
Я слышу, как зовёшь: «Наташа...»
Ищу наш прошлогодний снег
и уплываю в никогдажье...
а будущее плачет вслед.
 
 
 
 
 
***
 
Зимой была весна, а летом – осень.
А ты со мною был и есть всегда.
Друг друга мы в себе навеки носим.
С тобой внутри тепло и в холода.
 
И пусть я как матрёшка опустела,
где сердцевина вся удалена,
пусто тобой покинутое тело, 
но вся тобой вселенная полна.
 
Нам всем, друг друга некогда лишённым,
гореть в своём не гаснущем огне.
Как музыка за стенкой приглушённо,
звучит любовь извечная во мне.
 
 
 
 
 
***
 
У входа в день заря стояла,
как обещанье, как пролог.
И были щёки неба алы
и облака взлохмачен клок.
 
Мой заспанный, такой домашний,
неповторимый новый день,
не будь похож на день вчерашний,
куда-нибудь меня ты день!
 
Как нитку, вдень меня в иголку,
я тоже буду вышивать
узоры на твою футболку,
носить её и обживать.
 
Звенит хрустальный колокольчик -
лишь только чуть его задень...
Надеюсь, с ночью он покончит,
с иголочки одетый день!
 
Покончит с плачами в подушку,
с ночной бессонною тоской,
и буду я его подружкой
весь день-деньской, весь день-деньской!
 
 
 
 
 
***

Кто мне выпадет — туз иль валет?
Дом казённый иль прочая гадость?
Выпал дождь и простёртая вслед
семицветная радуги радость.

Что мне выпадет — слёзы из век
и разлука пиковою дамой?
Выпал ты как на голову снег
так внезапно, светло и нежданно.

Я жила предсказаньям назло,
не боясь никакого расклада.
В картах мне никогда не везло –
но вот звёзды ложились как надо.

 
 
 
 
 
***

Ты столько раз мне говорил «спасибо»,
что я из них могла бы шубу сшить
и в ней бы даже выглядеть красиво
(а может быть, напротив, рассмешить).

Я б эту шубу тёплую носила
и грелась бы в ночные холода…
Чтобы услышать новое «спасибо»,
не жаль мне вдохновенного труда.

И, вопреки расхожей поговорке,
я положу его себе в карман.
Твоё «спасибо» слаще хлебной корки,
когда смертельный голод по словам.

 
 
 
 
 
***
 
Для счастья нет причин, и всё же я
порою счастлива была,
когда я чувствовала кожею
прохладу твоего тепла.
 
Погода для души нелётная,
но знаю, что с ней делать впредь –
достать как стёклышко холодное,
своим дыханьем отогреть.
 
И всё увидится, конечно же,
иным в кружочек ледяной...
Во мне скопилось столько нежности,
что тяжело носить одной.
 
 
 
 
 
***
От тебя звонок получен.
И хоть беден мой улов –
вечер скучен, однозвучен
без твоих обидных слов.

Я в обиды не вникаю,
мне они не по плечу.
Просто к трубке приникаю,
словно к тёплому плечу.

Говори же, говори же,
что-нибудь, но говори…
Может быть, мы станем ближе,
если слушать, что внутри.

 
 
 
 
 
***
О бедная покинутая роза,
за ширмочкой от летних сквозняков!
Не знала ты, что пострашней мороза
прощание на сквозняке веков.

Припомнишь ты заботливого принца,
который захотел себя убить,
и все свои уловки и капризы,
а нужно было просто полюбить.

Он поливал тебя с утра из лейки
и укрывал стеклянным колпаком.
А сам нашёл спасение у змейки –
известен этот выход испокон…

Кто любит — так беспомощны и слабы,
они глядят сквозь розы как очки...
Планетой завладеют баобабы
и разорвут им сердце на клочки.

Ах, роза у разбитого корытца...
Одна любовь могла бы удержать...
Не нужно слушать, что нам скажут принцы,
а просто ароматом их дышать.

 
 
 
 
 
***

Оловянный солдатик, аскетик,
неулыбчивый мальчик, дичок...
Как увижу тебя на дискете –
так сердечный стучит каблучок.

Что стучу в твою душу мальчишью,
что ищу в ней –  не знаю сама.
Обвожу тебя бережно мышью,
сохраняю в свои закрома.

Почему так пути наши розны,
так судьба далеко развела.
Почему ты родился так поздно
и не я тебя жаль родила.

Где б ты не был и с кем бы ты не пил –
ты со мною как лучик во мгле.
Да хранит тебя ангел на небе
и забота моя на земле.

 
 
 
 
 
***
Я за тебя молюсь, я за тебя боюсь…
                                         И. Резник

Как ты вышел тогда на звонок из подъезда,
словно ты уже Там...
Исхудавший, родной, беззащитный, болезный,
я тебя не отдам!

Я люблю тебя сквозь, вопреки, курам на смех,
всё равно, всё равно!
Твои впадины щёк, кашель твой или насморк –
всё мне озарено.

Хоть душа каждый год тренировками в смерти
закалялась как сталь,
но болит как и встарь, и завидует тверди,
и молит: не ударь!

Пусть тебя сохранят мои вздохи и охи,
и стихи, и звонки,
пусть тебя защитят всемогущие боги
их щиты и клинки.

Пусть тебя оградят эти чёртовы маски,
и молитвы без слов,
и в перчатках слова, и неловкие ласки
из несбыточных снов.

Все раскручены гайки, развинчены скрепы,
жилы отворены.
Я тебя защищаю грешно и свирепо,
до последней стрелы.

До последнего хрипа в туннельных потёмках,
не пущу на убой.
Как птенца, как ребёнка, слепого котёнка
я укрою собой.

Сохрани его сила, лесная, земная,
в потаённом тепле...
Над тобою кружу, ворожу, заклинаю, -
уцелей на земле!

 
 
 
 
 
***
 
Засохший между серых скал
цветочек, что я приласкала...
Пусть не меня он там искал,
и я его там не искала.

Он как-то по иному цвёл,
не зная, от кого вёл род свой.
Счастливый случай ли нас свёл,
иль породнило нас сиротство...

Как страшно, если не помочь,
когда не божья –  волчья воля,
на пятки наступает ночь
и дышит в спину неживое...

Мне больно, если ты — не ты,
от нелюбви я леденею,
и лишь под взглядом теплоты
сильнее в поединке с нею.

Прости слова любви немой,
ведь сердце же не из металла,
солдатик оловянный мой,
что я из пламени достала.

И что с того, что ты другой,
и что не мне был адресован,
но доброй сказочной рукой
в моём был сердце нарисован.

Пусть мы не ровня, не родня,
но я спасу твоё сердечко.
Не денег пачку из огня –
любовь сгоревшую из печки.

 
 
 
 
 
***

Звёзд не хватаю, прочно на земле,
летаю лишь во сне и на Пегасе,
а раньше доводилось — на метле,
греха не видя в дьявольской проказе.

Теперь летаешь ты, а я молю,
чтоб долетел полями и лесами,
чтобы обнять и вымолвить: люблю,
и захлебнуться счастьем, как слезами.

Увижу, обогрею, накормлю
и напою колодезной водицей.
Люблю, люблю, пожизненно люблю...
Как жаль, что это всё не пригодится.

 
 
 
 
 
***
 
Обнять тебя нельзя, а ты любить не можешь.
И давний наш дуэт немножко глуповат.
Ты, Боже, тут ничем, похоже, не поможешь.
Никто не виноват. Никто не виноват.
 
Но теплится душа в немеркнущей беседе...
Чуть тлеет огонёк, но в нём — мильоны ватт.
Пусть вечно зелен он, как виноград весенний.
Никто не виноват. Никто не виноват.
 
А сердце рвётся вон, колотится как птица,
наперекор всему блаженствует: виват!
И зелень глаз твоих на солнце золотится…
Никто не виноват. Никто не виноват.
 
 
 
 
 
***
 
Два неслагаемых, несочетаемых,
множим на ноль и в итоге зеро...
Только бы было в душе обитаемо,
только бы не умирало перо.
 
Боль безоглядна, а радости крохотны,
но драгоценен полночный улов.
Вытерпи, вытерпи, лист мой безропотный,
эти уколы мучительных слов.
 
Не убежать от судьбы неизбежности,
не усмирят седуксен и глицин.
Я не привита от вируса нежности,
не родилось ещё этих вакцин.
 
День из улыбок от солнечных зайчиков,
ночь из намёков расплывчатых снов...
Лёгкие зонтики строк-одуванчиков –
нету для  жизни надёжней основ.
 
 
 
 
 
***
 
В тебе я повстречала побратима.
Поверила ореховым глазам,
тому, что всё на свете обратимо,
что просто открывается Сезам.
 
Меня тобою как дождём накрыло,
когда я без зонта и без плаща.
А ведь недавно лишь была бескрыла,
уныла, затрапезна и нища.
 
Весенний дождик – это не цунами
и не вулкан, но что ни говори –
он нас роднит, и радует, что с нами
Шагал, Годар, де Сент Экзюпери.
 
И верится, что впрямь ещё не вечер,
а если жизнь – на месяца крюке, –
мне видится весёлый человечек,
летящий в небе с розою в руке.
 
Пусть не для нас под солнцем будет место,
дворец, и терем, и калашный ряд,
но есть воздушный, тот, что будет вместо,
где звёзды словно люди говорят.
 
 
 
 
 
***

Ни намёка и ни обещанья, –
мимолётный друг другу привет.
Я махала тебе на прощанье.
Я вослед, ну а ты мне в ответ.

Мы по-прежнему только знакомы,
хоть немало уж минуло лет.
Я всё так же махала с балкона,
ты всё так же махал мне в ответ.

Ни восторженных охов и ахов, –
жизнь по-прежнему тихо текла, –
но от этих приветливых взмахов
на земле прибавлялось тепла.

Никаких перемен не случилось,
но остался особенный свет.
Я махала, и небо лучилось
оттого, что махал ты в ответ.

Нас вели наших судеб излуки,
и не думалось в миги торжеств,
что зловещий праобраз разлуки
тот беспечный таил в себе жест.

Все невстречи снесла я легко бы,
незвонки замолчавших мобил...
Но маши мне всегда, на каком бы
дальнем полюсе мира ни был.

 
 
 
 
***
Любовь, что не разделена –
бесценнее всего.
Она сияет, как луна,
как всё и ничего.

Она растёт, как снежный ком,
нежна, обнажена,
и не нуждается ни в ком,
ей плата не нужна.

Не так, как у земных людей,
шаги ее тихи.
Она рождает не детей,
а песни и стихи.

 
 
 
 
 
***
 
То, что я люблю — уже не тайна
и известно всем давным-давно.
Непрактично, иррационально,
но другого просто не дано.
 
Ничего мне от любви не надо,
это ведь не фонд и не собес.
В ней самой и радость, и награда,
и благословение небес.
 
Можно жить без всяких мерлехлюндий,
быть как люди в доме и в быту,
а душа одновременно любит
и бредёт в возвышенном бреду.
 
У кого-то бешеные страсти,
у кого-то ревность и тоска,
а любовь –  безоблачное счастье,
так легка она и высока.
 
Ни о чём не просишь, не хлопочешь,
всё в себе навеки обретя.
Просто любишь, ничего не хочешь,
и лопочешь что-то как дитя.
 
Лишь тепло внутри тебя хранится,
лишь тепло все годы напролёт...
А другим — такое только снится.
Как неокольцованную птицу,
отпускаю я любовь в полёт.
 
 
 
 
 
***
 
Привязанность… а что это такое?
В руке верёвка, чтоб не отпустить?
И никогда не знать себе покоя
от страха за разорванную нить?
 
Чем ты владеешь? Лишь одной верёвкой,
отнюдь не тем, кого связала ей.
Порвётся привязь — и судьба с издёвкой
вернёт тебя к отдельности твоей.
 
Как эфемерны, мнимы эти узы,
ослабишь хватку — и рука пуста.
Одна любовь не ведает обузы,
она легка, свободна и проста.
 
Она парит над крышей невесомо,
не забирает, только отдаёт.
Не нужно ей ни привязи, ни дома,
она гнездо на дереве совьёт.
 
Открыты все замки, ворота, дверцы.
Неведомы ей хитрость и корысть.
Зачем держать, что принадлежность сердца,
что даже смерти не отнять ни в жисть.
 
 
 
 
 
***
 
Незабытое Богом место –
остановка для наших встреч.
Ты был послан несчастья вместо,
от отчаянья уберечь.
 
Две скамьи и навес над ними
охраняли от мира нас.
Дребезжали трамваи мимо,
вечер ласковый тихо гас.
 
Бог то место не забывает,
он всё помнит и нас там ждёт.
Дождик даже не задевает,
и так нежно там снег идёт.
 
Свято место отныне пусто –
проезжая, смотрю в окно.
Что-то шепчет шестое чувство…
Всё давно уже в прошлом, но...
 
 
 
 
 
***
Я полюбила сказку
про белого бычка.
В конце у всех развязка,
а он — за новичка.

Все сказки шлют ретиво
героев под венец,
пусть там конец счастливый,
но всё-таки — конец.

А эта — до простого -
и вовсе без конца!
Хоть не про золотого,
а белого тельца.

Бычок не знает мата,
он говорит лишь «му»,
а больше и не надо
наивному уму.

Бычок идёт за лаской,
за тучкой, за дымком…
Мне жаль, что с этой сказкой
хоть кто-то не знаком.

Пусть назовут докучной,
нелепой и смешной,
а мне так нету лучше
канвы её сплошной.

Живи, бычок, беспечно,
не знай, что есть тоска.
Пусть под тобою вечно
не кончится доска.

Пусть повторится в красках,
сначала, с кондачка,
бессмертнейшая сказка
про белого бычка.

 
 
 
 
 
***
 
Как жизнь? –  спросили. –  Ничего.
Но ничего моё особое.
Так кучеряво, кочево,
как облако высоколобое.
 
Оно вместительно, как шкаф,
в него так много понатыкано:
твой не задевший мой рукав,
и то, как я к тебе, и ты ко мне,
 
и то что было да прошло,
и то что никогда не сбудется...
Да, «ничего» – не «хорошо»,
но в нём мне так просторно любится.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка