Остеофиты
Алексей Сомов (02/02/2012)
Адамович в Петрограде, 1923
…несчастный Адамович в одних подштанниках, на коленках, хлюпал по полу окровавленной тряпкой и выжимал ее в ведро, пока другие рубили и впихивали в корзину.
Голову решено было бросить в прорубь, чтобы трудней было доискаться, кто убитый.
Георгий Иванов «Дело Почтамтской улицы»
и богтымой какой париж-берлин
какой там поздний завтрак с глебом струве
(ты говоришь сейчас мы все устроим
ты говоришь не доверяй дверным
замкам в их ржавых скважинах остался
горелый запах мартовского льда)
я говорю тебе что на почтамтской
теперь всегда приемная среда
там томный отвратительный красавец
поет о сети шелковой на бис
легонько клавиш розовых касаясь
и в сбитой юбке пьяная кассандра
читает про поэтов и убийц
там наискось плывущий потолок
и мелкий бисер меж твоих лопаток
и отовсюду алое текло
и виноградной патокою пахло
(а после сразу снова льдом горелым)
давай о красоте поговорим
бесстыжий отрок юркий раб галерный
игрушечный танцор без головы
поэта хорошо заводит режь кромсай пили придерживай коленом
поэта далеко заводит раж
когда закат играет в окнах в прятки
не ал и не багрян а тускло-рыж
как кровь с отжатой тряпки
***
Едет-бредит средний брейгель на дрезине без рессор
руки-крюки брадобрея и фанерное лицо
в несессере чебуреки в полбутылке кюрасо
скоро звери человеки всем настанет хоросо
...........................................................................
сквозь волнистые туманы пробираются тойоны
вышла килька из томата репетир из турбийона
вышла на берег катюша с электрической гитарой
а навстречу ей такеши вопщем вышло все китано
лезут чеховы из мхата из саврасова грачи
из пустынника стигматы из тинейджера прысчи
вышел деус из машины
солженицын – на крыльцо
мураками из мисимы палучилось хоросо
так при сильном при нагреве без какого-то напряга
из говна читай нигредо получается альбедо
а от ишака с евреем человек родится белый это истинная правда
назначений тьма полезных у ведерка от попкорна
из обычного полена чудотворная икона
...........................................................................
охты ухты орки урки и всецелый космонавт
бриллиантовые руки ровно крабы лезут в брюки
и волыну отшмонав до весны залягут в Брюгге
надо надо быть добрее надо в мире жить без ссор
все мы все мы в мире бренны все пойдем на удобренья
через дебри едет брейгель
а в кармане адресок
в мире много игр настольных регби фрисби и серсо
ах мое сердечко стонет скоро ль станет хоросо
с бытовой электродрелью
поцалуется висок
раздадутся рыбьи трели
потечет бревесный сок
...........................................................................
Нечто о людях науки и беззаветном служении делу
Знаменитый британский ученый д-р Гриффин
в пять утра обнаруживает себя в центре Киева
у него в подкладке зашиты 8 волшебных гривен
таблетка сухой текилы и половинка киви
Обтекаемый с четырех сторон пустым Крещатиком
вбирает оттаивающие звуки чуждой речи
и сердечная мышца соглашается сокращаться
все неохотнее и реже
На докторе макинтош, застегнутый криво
и цветные ленточки вплетены в гриву
как на обложке никогдаврьского номера Квира
распространяемого под секретным грифом
Добавить к этому взгляд затраханный, дикий
и жилку на виске трогательную голубую
и перед нами фоторобот невидимки
хоть это и звучит плохим каламбуром
Вспоминает, что был доставлен воздушной шхуной
не успел разобрать название, вроде Бигля
вот сейчас докурит и двинет навстречу гибели
по-славянски сероглазой и широкоскулой
Впрочем, хуле ему, он же и правда инвизибл
просто вышел после ужина прогуляться
Наш доклад был посвящен некоторым аспектам ментальной брахиации
а причем здесь Киев
Гриффин уже забыл
***
И ныне можно встретить женщину
людских жилищ поблизости
Глазами смотрит сумасшедшими
вздыхает и облизывается
И редко женщина встречается
с хорошим, добрым человеком
Она от диких отличается
веселым нравом, гладким мехом
Кладет на плечи лапы мокрые
слюнявит мяч, в кусты заброшенный
Но если баба без намордника –
чужак, не подходи с вопросами
………………………………………….
Вот женщина тебе навстречу
идет без спутников, одна
в асфальте изучает трещины
исследует сорта говна
Она, наверное, бездомное
существование влачит
В ее душе тоска бездонная
таится и молчит
Охотничьи, сторожевые
и комнатные, и дворовые
пусть бегают, пока живые
и левой лапою здороваются
валяются во рву некошеном
задравши хвост, летают за
мотоциклистами и кошками
и преданно глядят в глаза
песня протеза
(Слушай песню ортопедического протеза сквозь толщу звуковых наслоений.
В ней – вековые претензии завшивевших городов и селений,
близоруких кухонь, немых вокзалов, ползущих во сне через прифронтовые снега.
Поет протез, тупые клыки оскалив, подпевает ему липовая нога –
О.................................................................................................................
(Постарайся уловить это настроение, почувствуй битумные слезы на щеках.
Теперь с тобой говорят промышленные строения в шлакоблочных пиджаках.
Вернее, не говорят, а налитые бормотухой, выносящей последний мозг,
сучат артритной арматурой, головами мотают, немотствуют –
О.................................................................................................................
(Это что-то вроде растительного нойза, или как если бы запела таблица Менделеева.
В здешних краях жил народ-богоносец, утопая в своих выделениях.
Страдая от лени и обжорства, как тесто опадал и скисал.
Приходил сюда Бог, о свечку обжегся, рассердился и ничего не сказал –
О.................................................................................................................
(А теперь мы в квартале увеселений, украшенном фонарными стразами.
Здесь особенно сильно пахнет массовыми выселениями, расстрелами и люстрациями.
Короче, это Хорошая Иллюстрация К – допустим, к грядущей эре простейших.
А пока все относительно о’кей, слушай песню ортопедического протеза –
О затерянном мире,
где-то над уровнем моря лежащем высоко.
Там все горбатые и хромые бегают как дети босиком.
На пирамидах вселенской свалки прямо с утра
читают суры механические славки,
клювики вверх задрав.
Мяукают терменвоксы, последние капища погружаются в пески.
И кто-то, летая наподобие белой моли,
кушает воздух,
как нежнейший бисквит.
личинка русского человека
Заводится в нестираных портках
сама собою от жары как плесень
чуть вылупится и давай порхать
под аккомпанемент народных песен
про деньпобедыпорохомпропах
и мусарской ботинок в женский пах
с одной блаженной мыслию свалить
в тот край где лилии б не отцвели
А в голове все тот же наутилус
В ночи кричит навальный молодой
призывным криком будто козодой
(иль скажем уподобившись дриадам)
К нему спешит походкой паучиной прекрасный кашин истекая ядом
любви.................................................................................
...Увы у них не получилось
и в этот раз
***
малая кукушка пернатый зверь
курит в кулачок о неясном толкует
ежится поля-тополя обозрев
а потом заводит песню такую
у свиной заставы где берег крут
где горька река в облака впадает
я клевала белую девичью грудь
принесла сердечко тебе в подарок
ты разрежь сердечко на семь частей
съешь седьмую часть и ложись под дубом
семь гугнивых сроков должно истечь
чтобы твой господь о тебе подумал
чтобы он обратно тебя приснил
чтоб прислал депешу про все в порядке
(будут еще слезы твои пресны
будут холода этапы бараки)
главное чтоб дальше несло и несло
невеселой силой донным теченьем
и прибило к тихой опушке лесной
костяной избушке темной ничейной
(поднимай заплеванный воротник
по карманам распределяй гостинцы
липкие тянучки
звонки от родных
огненный песочек с берега стикса)
Горгиппия
Кувшин украшен пустотой снаружи
и полон мглой внутри
покуда сон прохладный не нарушен
молчи смотри
как вырастают крепостные стены
вкруг очага
я не умру я вечно буду с теми
кто песни пел и глину обжигал
и кто губами сладкими от крови
сказал нечаянное мы
нет ничего на свете кроме
прохладной виноградной тьмы
не называй имен я помню слово
на языке ином
но сторож опоен и стебель сломан
и кровь на землю пролилась вином
и Тот в кувшине с горлышком отбитым
не вызывай его из сна
когда и мертвые молчат о нас
губами спекшимися от обиды
Appendix. Про Настеньку
*
Настенька ненавидит Новый год.
Новый год отвечает Настеньке тем же.
Жахнет петарда – заплачет сигнализация – соседский дог
взвоет за стенкой жутко и безутешно.
У Настеньки не квартира, а дом-музей:
тени шкерятся по углам, мебель переминается с ножки на ножку.
А всех-то у Настеньки друзей –
теплый плед, да невидимый острый ножик,
да стеклянный позвоночник.
(В детской - сломанный скейтборд,
нераскрытые учебники, ненаклеенные постеры.
Тихо, даже мышь за обоями не скребет.
Тишина, как костная ткань, хрупка и пориста.)
Ровно тысячу лет не видела Настенька семью.
Сказывают, у мужа вырос из головы куст дрока,
сын взял в жены змею,
а дочерей лучше вовсе не трогать.
Настенька не отвечает на звонки.
Ни весело ей, ни грустно.
Все слушает, как стеклянные позвонки
трутся друг о дружку с надсадным хрустом.
Настенька умывается, чистит зубы и т. д.,
заворачивается в плед, отплывает на необитаемый остров.
Хочет увидеть во сне милых детей,
только снятся какие-то красноглазые монстры,
снится почему-то малая сцена в Большом,
кресла, лепнина, пюпитры, софиты,
слышится голос режиссера: «Первый пошел»,
и растут отовсюду прекрасные сверкающие остеофиты.
*
А ближе к утру Настеньке снится один и тот же сон,
будто бы мертвые стали еще чуть-чуть мертвее.
Снится тот, кто был ее отцом,
а как убили, обернулся медведем.
Сам не знает теперь, когда это началось,
а чем закончится – и подавно.
Не видит и не слышит почти ничего,
каждую зиму впадает в спячку, мучается подагрой.
«Доченька, говорит (слюна свисает с губы),
вот тебе моя шкура – возьми, погрейся.
Но если хочешь остаться здесь – беги,
а хочешь увидеть море – сунь голову под рельсы.
День и ночь оно плещет, пряное, как рассол,
в распиленной черепной коробке,
передает на всех частотах Save Our Souls:
три коротких, три длинных, три коротких.
Это горящее море видать издалека,
хотя само оно не больше бензиновой лужицы.
Встретишь на отмели молодого старика –
беги куда глаза глядят в ужасе.
Еще встретишь неродных черножопых сестер,
одинаковых как куклы.
Надарят тебе тряпья – брось его в костер.
Дальнейшие указания смотри в гугле.
Ленточку в косу вплети, песчаный кулич испеки,
ремешки на сандаликах затяни потуже
и беги от меня, беги.
Боже спаси наши медвежьи души»
*
И последний сон снится Насте под утро:
будто бы лежит она на пригорке, тремя ветрами продутом,
сушит купальник, ранку подсохшую колупает,
беседует с гусеницами и травяными клопами.
А под горой стоит веселый гомон,
там, под горой, шуруют тридцать веселых гномов
в шерстяных колпаках ли, пластмассовых касках,
ну или как еще бывает в сказках.
Глядь, уже все тридцать обсели кружком, пахнут бедой и псиной,
солдатской махрой и расстройством обсессивным.
Тридцать тыщ лет, говорят, мы думали о сексе,
а теперь покажи, говорят, Настенька, сиське.
Настя тихонько визжит и ползет под горку.
Грязный сапог вдавливается в пах, плохие слова – в подкорку.
Мокрый гравий набивается в рот.
(В этом месте река делает крутой поворот.
В этом месте вода в реке всего синей,
потому что когда-то с обрыва в реку бросилось стадо свиней.)
Потом сквозь толщу воды Настенька видит голубую пятипалую ветку,
которая тянет ее за волосы кверху.
А здесь, внизу, ты погляди, все-то
детали сработаны из живого света.
Очень трудно поверить в это.
Даже тому, кто там был и вернулся, очень трудно поверить в это.
Жить на свете еще тридцать тысяч лет и не верить в это.
Последние публикации:
Наука и техника (окончание) –
(29/08/2011)
Наука и техника –
(24/08/2011)
Ветхий человек unlimited –
(20/06/2011)
Жировоск (детская духовная лирика) –
(03/05/2011)
О чуде воскресения –
(14/03/2011)
Светолов –
(21/01/2011)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
