Школьные хореи. Часть девятая
Владимир Мялин (08/08/2023)
Домашние растения
Покупал цветы для дома,
Разнородные растенья.
Хоть прошло полвека с лишним,
До сих пор благоухает
Где-то в памяти – цветочный
Магазинчик мой любимый.
Я выстраивал на полках
Секретера их прилежно,
Поливал из лейки – с шеей
Разозлённой лебедихи.
Наблюдал я, как толстеют
Фикуса листы, как спаржи
Сеть сквозит зелёным светом, –
Остролистый вьюн тучнеет,
На пол падая кудрями…
Наблюдал, как стебли соки
В тонких трубках поднимают;
Как неслышные насосы
Перекачивают влагу
Из удобренного праха
В тело нежное растенья.
А туда поближе к ночи
Я распахивал Вселенной
Бело-крашеные рамы;
Мелко звёздочка плясала
В восхищённом окуляре
Чуть живой подзорной трубки.
Я тогда мечтал ночами,
О тебе мечтал ночами,
В чёрный бархат неба глядя.
Всё мне чудилась – далёко
Среди звёзд живёшь ты синих;
Улыбаешься мне тайно
И расчёсываешь к ночи,
В спальне, шёлк свой тёмно-русый.
Возвращаются подростки
Вот раскрашенный индеец,
С томагавком: на предплечье
Жилы вздуты; из орлиных
Головной убор из перьев.
Бахромой штаны обшиты,
Мягкой кожи мокасины
Под стопой подбиты мехом.
Лбом покатым, в нос орлиный
Без ложбин переходящим
Странно он похож на тигра,
Что выходит на охоту.
Вот пастух в широкополой
Шляпе кожаной, винчестер,
Вскинув, держит наготове.
Сколько бед и огорчений
Претерпел тогда я, школьник!
Как хотел носить в кармане
Я индейца и ковбоя.
Вынимать, вертеть и ставить
Этих двух – друг против друга.
Пусть закат звериных прерий
Обагрит сухие лица!
Пусть по улице закатной
Стадо буйволов несётся,
Тучи пыли поднимая,
Или дикие мустанги
Мимо, фыркая, проскачут!..
Но прошло полвека с лишним –
Не сбылась мечта подростка.
Вдоль по улице закатной
Тени длинные ложатся:
Возвращаются подростки
Поменять между собою,
В бахроме, ковбоев грубых,
Дикарей свирепоглазых.
Магнитная лента
В ящике стола волшебном –
Ленты вязь магнитофонной,
Как пропеллеры – катушки
И эссенция под пробкой.
Толстобокая «Комета»
Тянет давнюю волынку,
Крутит скриплые бобины.
Медь ударная тарелок,
Грохот кожи барабанной,
Электрической гитары
Взвизги, плач однообразный;
Хор меж всем свободно реет –
Где-то в дальнем Ливерпуле,
Нет которого на карте.
Брат двоюродный рыдает,
Что квартет распался вечный,
Что закончилась эпоха
Сантиментов, обожаний,
Девушек льняноволосых,
Крупных, с глупыми глазами,
Стуруа Мэлора книжек
(Вместо имени – акроним).
Так сидит он и рыдает,
Брат двоюродный, по-детски,
Век прожив над пыльной вязью
Ленты, склеенной наскоро.
Лирик, лиру расчехливший…
Лирик, лиру расчехливший,
Век играет для любимой;
Эпик, ученик Гомера,
Должен битву слышать чётко.
Ну а мне необходимо
Видеть образ твой, хоть призрак,
Хоть видение немое…
Или нужно, чтоб наставник
Похвалил стихи – оттуда,
Нет откуда возвращенья,
Ветер жалоб не доносит…
Или школьный мой товарищ
Пусть со мною детство вспомнит,
Вспомнит отрочество, первой
Чистоту любви к Ирине –
Нашу робкую влюблённость…
Нет, не вспомнит… Ну а вспомнит –
В одиночестве семейном,
На профессорском диване,
В толстом докторском халате.
Да и ты виденьем лёгким
Не пройдёшь – и не исчезнешь,
В школьном фартуке парадном –
Две крахмальные бретели.
Мой учитель престарелый,
Ты мой сон порой тревожишь
Чудным вещим появленьем:
Постоишь немного молча –
И уйдёшь в пустые двери.
Элегия
Вот и этот, мой последний
Школьных дней свидетель дряхлый –
Дом у речки покупает,
Продаёт свою квартиру,
Где железную дорогу
Мы раскладывали бойко.
Тепловоз бежал зелёный,
За собой тяня вагоны.
Ах, двенадцать миллиметров
Между рельсами – и только:
Между старостью и детством –
Больше, горше полувека.
Но проходит за минуту
Жизнь, себя не замечая,
Словно школьница-подруга
По бурливой перемене.
Мне пора закончить песню…
Мне пора закончить песню.
Эта песня надоела,
Эта песня прожужжала
Уши длинные мидасам.
Может, новая тростинка
Звуки выдует иные,
Льня к дыханию поэта:
Может, Пиндар современный
О любимой песню сложит
Не в пример моей – пространной
И рассеянной в столетье.
Пусть по-своему споёт он
Детство, отрочество, юность,
Зрелость умную и старость,
Возвращающую в детство.
Я тогда его привечу
Детски старческим восторгом,
Как меня когда-то встретил
Мой учитель…
Вратарь
Ты в динамовской пилотке,
Я в спартаковской пилотке,
Мы гоняем мяч из кожи,
Зашнурованный не туго.
И стоишь ты на воротах
Между двух кленков трёхлетних,
Это штанги – а напротив
Тоже вроде бы ворота:
Штангой стала груша-дичка,
А второй – найдёныш камень…
Так играем мы полвека:
Бью я пыром по воротам;
Мягкой щёчкой полукеда
Мягко мяч я посылаю.
То ты ловишь, то не ловишь
Мяч шнурованный – планету;
И летит она в ворота
Между клёнов двух – трёхлеток.
И огромные перчатки
Велики тебе, как прежде.
Полнолуние
Проклинаю полнолунье,
Каждый раз, когда, обрамлен,
Светит мне в окно «прожектор»;
Всякий раз не сплю ночами,
Весь разбитый, в полнолунье.
Днём в беспамятстве хожу я,
Натыкаясь на предметы,
Как лунатик задремавший
Или меряю давленье.
А давным-давно когда-то
(В жизни прошлой ли, прошедшей?)
Я встречал луну на синем
Летнем бархате – с восторгом.
Я разглядывал на круглой
В окуляр подзорной трубки –
Разливные Океаны,
Век спокойные Моря.
Вот – Дождей, Нектара море,
Вот Спокойствия пучина;
Бурь таинственная влага
Из сыпучего базальта…
Тут – как в чаше плоскодонной,
Аристилл Александрийский* –
Он полулежит, в хитоне,
На боку, задумчив, – рядом
С ним Эратосфен* со сферой
Из полос окружных меди.
Он полулежит, в хитоне,
На боку, а рядом – циркуль.
Вот – в другой такой же чаше –
Улугбек, правитель тюрков,
Тамерлана внук, в халате,
Ватой хлопковой подбитом,
На чалме – перо над брошью,
На челе учёном – дума.
Зидж лежит пред ним Гурганский*,
Угломер; Над головою –
Словно облако, поднялось
Медресе, а он снимает
С плеч главу свою: минуту
Держит – снова водружает…
Да, смотрел я в небо долго,
Мало больше полувека,
Много больше скучной жизни;
И теперь ещё я вижу,
Как Коперник* тщетно чертит
На песке сыпучем сферы…
_____________
Гурганский Зидж или зидж Улугбека* – средневековый звёздный каталог, изданный султаном Улугбеком в 1437 году. Был обезглавлен.
* Именами этих учёных, включая Улугбека, названы кратеры видимой части Луны.
Три горе-музыканта
Как у школьников в июле
Закружилась голова:
Очутилась в Ливерпуле
Музыкальная Москва.
Ходят-бродят, бродят-ходят
В дни свободы и вина;
Звуком вспыхивает вроде
Ливерпульская струна.
Три гитары-обезьяны
Врут, дразнясь, наперебой...
Удивительные страны
Повидали мы с тобой!
Письмо
Я пишу тебе письмо
Из неведомых столетий.
Не читаешь всё равно
Писем ты при жёлтом свете.
В тихой комнатке своей
Не сидишь за книгой скучной,
Не считаешь долгих дней
До разлуки неразлучной.
В юбилейной полумгле
На пирог из свеч не дуешь…
На оконном хрустале
Робкий вензель не рисуешь.
В Праге, в Кёльне ли – века
Ты, где колокол и выси? –
Всё равно: наверняка
Не читают фрау писем.
Эликсир молодости
Потому не постареют
Эти школьные хореи,
Что и я разбросан сам
По волшебным временам.
Старость-Смерть не разбирает
И улов свой собирает:
Только нет меня нигде,
Потому что я – везде.
Фартук белый и манжеты
Там и сям, и тут воспеты, –
Ножка, туфелька, коса,
Подведённые глаза…
Этот слой наивной туши
Уврачует наши души.
Эти чудо-каблучки
Мрамор лет дадут послушать –
От смертельныя тоски.
И танцует Саломея
День угас – и вечер летний
Переходит в ночь – алмазы
Чёрный бархат украшают –
И янтарь-Луна: в средине
Мошки чёрные застыли.
Я беру свою «Спидолу»,
Металлической антенне
Полы члены расправляю.
Стрелку двигаю, вращая
Сверху вниз "полуколёсик".
Поначалу тих динамик,
Но бежит меж цифр стрелка:
Чей-то голос непонятный
То бубнит, а то рыдает.
Ни возьмись откуда дудка
Заклинателя-индуса,
То ли Моцарта волшебно
Звёзды гладящая флейта.
Вот – ударили в литавры,
Затрещали барабаны.
Царь Эдип у стен Колона;
Голос дочери он слышит,
Ночь беззвёздную он видит…
Вот – высокие частоты
Пальмами зашелестели,
Ветер дунул от созвездий,
И явился Ирод: «Дочка
Всё, что хочешь – только танец
Для гостей моих исполни…»
И танцует Саломея,
И звенят её браслеты,
И вокруг летает ветер,
Унося к далёким звёздам...
Я люблю свою «Спидолу», –
Я хочу лететь в пустыне
Синих звёзд, не зная срока.
Я далёкие планеты
Посетить хочу – и сердца
Жар бесценный обнаружить
На другом конце Вселенной…
Но зачем – когда меж рёбер,
Под рубашкой подростковой
Сердце любящее бьётся?
Фатера
Шёл по Нижней Красносельской
С ранцем красным за плечами,
Волочился, словно божья,
В робких пятнышках, коровка.
Этот мальчик первоклашка,
Словно серая букашка:
Шерстяной костюмчик впору.
Неумело пришивает
Он воротничок крахмальный,
Неумело набирает
В чудо ручку перьевую
Тёмно-синие чернила…
Вот шагает он до дома
Из кирпичной серой школы,
Из чужой, скучливой школы.
Перед ним, через дорогу
Окна, где цветут герани
Красным цветом: ах, фатера
Деда днём скучна, пустая.
Как же скучно, как же скучно
В этих комнатах с прабабкой,
Где машинка монотонно
Напевает, нитку тянет.
Рукоятку крутит Фёкла
Узловатою рукою,
Завернув седую косу –
Как снега в пучок зашпилив.
Чёртово колесо
Люльки, люльки для младенцев:
Колесо вращает спицы
Металлических конструкций.
Вместе с люлькой мы повисли
Над сокольничьей Москвою.
Здесь когда-то царь-новатор,
По-охотничьи одетый,
Усики топорща, утку
Мёртвую держал за лапы:
И беспомощно свисала
Голова на красной шее.
Здесь с Ляляйкой – с бабкой Домной
(Я прозвал её Ляляйкой:
«Ля-ля-ля» – мне напевала,
Двух-трёхлетнему, Ляляйка), –
Здесь, не глядя вниз, полвека
Над Москвою соколиной
Мы качаемся в кабинке,
И опасные перила
Тоньше проволочки медной.
За летучими часами
Ты всегда перед глазами,
Чудо девочка моя!
За летучими часами
Не заметил жизни я.
Так, прошла и закатилась,
Словно солнышко красно.
Потихоньку источилось
Страсти крепкое вино.
Пузырьки не остры газа,
Пуст бокал из хрусталя…
Потемнела как-то сразу
Неба Божия земля.
Школьные забавы
Как в бутыли оплетённой
Дремлет чёрная гымза;
Поят чёрные глаза
Краснодара влагой томной…
Сонной Грузии теплом
Окисляет ркацители …
Пропахали землю лбом
Одногодки, в самом деле.
Вакх доволен; за живот
Ухватилися сатиры.
И еврейский анекдот
Наиграл Орфей на лире.
За Вселенной
В свете нет ни стран чудесных,
Ни планет разумных дальних,
Лишь в безжизненной Вселенной –
Звёзд роженице загульной,
Есть планета голубая,
Всё миры она вмещает.
А ещё точней – сердечко,
Только чистое сердечко;
Лишь оно на белом свете
Существует безусловно.
Бьётся-бьётся себе тихо,
Что-то только очень часто.
Не части, моё сердечко –
И не пой мне песен грустных!
Ты открой глаза, мой ангел,
Как тогда – большие, словно
Две маслины Иудеи…
Посмотри, моя царица! –
Там за чёрною Вселенной,
За туманностями в безднах,
За холодным Океаном,
За долами, словно бархат, –
Угли звёзд мерцают тускло,
Время в пепел превращая.
Метаморфоза
Ты в какую превратилась
Птицу? В лебедя, быть может,
Крылья шумные воздела,
Крикнув грустно, полетела –
И девичий голос нежный
Долго в небе раздавался.
Вслед тебе глядело солнце,
Вслед тебе мигали звёзды,
Серебром тебя осыпав.
Долго, долго улетала
От земли, прижавши лапки
К белоснежным мягким перьям…
Верность, жизнь моя, зачем ты
В лебедицу превратилась?
Неужели было плохо
На счастливой перемене
Нам встречаться – и глазами
Говорить любви признанья?
Разве плохо в дни каникул
Тосковать с тобой нам было
И короткую разлуку
Превращать, печалясь, в вечность?
Разе мало было зёрен -
Звёзд у верной лебедицы? –
Разве небо не сходило
К нам, любовь моя, на Землю?
Пришкольный сад
Сад стоял, не мыт не стрижен,
Яблонь девственность храня.
Время медленней и тише
Проходило сквозь меня.
Проходило, не спешило
Доверяться и любить.
Школьный сад запорошило
Снегом – некуда ступить.
Все тропинки и дорожки
Замело крылом пурги.
А по снегу – лёгкой кошки
Осторожные следки.
Последние публикации:
Франческо –
(17/06/2024)
Чердачок –
(27/05/2024)
Школьные хореи. Часть 16 –
(17/04/2024)
Школьные хореи. Часть 15 –
(03/04/2024)
Школьные хореи. Часть 14 –
(20/03/2024)
Русские сказки –
(22/02/2024)
Сербские песни –
(15/02/2024)
Римские стихи –
(31/01/2024)
Школьные хореи. Часть 13 –
(17/01/2024)
Два друга Джотто и Данте –
(25/12/2023)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
