Комментарий | 0

Школьные хореи. Часть третья

 
 
 
 
 
 
 
Карта звёздного неба
 
На стене висела карта
Чёрных звёздных полушарий,
Вся исчерченная чудно
Тонкой лесою созвездий.
И смотрел я в небо ночью,
И искал я Андромеду,
И искал Кассиопею…
Мать бежала с медвежонком,
Неуклюже, мешковато
Переваливаясь в беге.
Царь Цефей свой жезл тяжёлый,
В изумрудах и рубинах,
Поднимал над мирозданьем -
И бессильно опускал…
Там Персей летел над морем,
Шлем блестел его крылатый,
И на щиколотках – крылья
Трепетали в вышине…
Что ни ночь – ко мне являлись
Купно боги и герои,
Плыли в небе вверх ногами
И друг дружку обгоняли.
Там и девочка была.
Там она жила, быть может,
Очарована, ночами,
А наутро опускалась
На придуманных крылах.
Надевала платье, фартук,
Гольфы, белые, как сахар,
И брела с портфелем в школу…
И теперь она бредёт:
И теперь ещё заходит
В класс, где утром невозможным
Я встречаю не нарочно
Взгляд её чудесных глаз.
 
 
 
 
Подоконник
 
Одиночество поэту
Не всегда идёт на пользу.
Если умер твой наставник,
Твой учитель, друг сердечный,
Кто тебя, пусть впрок, похвалит?
Кто укажет на промашки?
Кто воскликнет: "Это чудо
Из чудес! Ве-ли-ко-лепно!"?
 
Одиночество поэту –
Хуже лени, хуже боли
В часто бьющемся мешочке,
Хуже рано поседевшей
Дудку бросившей Эрато.
Хуже Леты безголосой,
В ужас греков приводившей.
 
Но порой… порою – память
Мне даёт возможность счастья –
Счастья разливаться в строках
Нескончаемою влагой,
Как источник Царскосельский,
Не скудельный черепок…
 
И порой мне снится школа –
Та, что залита лучами
Ало-золотого света –
Словно перья райской птицы…
Это школа облаками
Белоснежными одета.
И порой лишь видно в выси:
То – лицо, в шелках прилежных,
Мимолётная улыбка,
То – холодный подоконник,
Камень крапчатый, счастливчик:
На него она, за книжкой,
Опиралась лёгким станом;
То – паркет, мастикой тёртый:
По нему ступала ножка,
Каблучком стуча печально.
 
 
 
 
24 сентября
 
Как прекрасен дождь осенний!
Ветер северный срывает
С клёна розовые листья;
Тяжело они ложатся
На асфальт прощальным златом.
 
В этот день, давно когда-то,
Появился я на свет.
На старинной Красносельской –
Или, может, за морями,
За горами, за долами,
В белом крашеном роддоме,
Где четыре дня и ночи
Не хотел я появляться
На прекрасный белый свет.
 
В этот день влюблённым юным
Из окна смотрел я долго
На дорогу меж домами.
 
Как по этой-то дороге
Шли три школьные подруги.
И одна меж них сияла…
И одна меж них была
Мне – тоска и вместе счастье,
Ослепительное счастье,
Что становится печалью:
 
 
Пахнут волосы тогда
Грустным розовым шампунем.
 
 
 
 
Дрезина
 
Как от ветреной подруги,
Я от рифмы отказался.
Снова я свободен, весел.
Снова точен в выраженьях,
Волен в выборе напитков.
Захочу – вино сухое
Я налью в бокал хрустальный:
Миг – и влага золотая
Разольётся в мерных строках.
Захочу – стакан гранёный
Самогоном я наполню,
Что в гортани оставляет
Острый лёд, а в сердце – пламя.
Захочу – сонливый солод
И ячмень смешаю в кружке
Я под шапкой мылкой пены,
И стихи сыграю на ночь:
«Спи, любимая, усни!» …
Это всё даёт мне вольный
Стих без рифмы ненадёжной,
Нимфы вспугнутой, сатиров
Неминуемой добычи.
 
Вот, текут мои хореи –
И тихонько притекают
Речкой узенькой и мелкой
К полотну узкоколейки.
А по той узкоколейке
Мало больше полувека
Тянет, тянет вагонетку,
В дёгте, верная дрезина.
До завода тянет уголь,
Бочки ржавые с мазутом,
Лес, затянутый прутами,
В горках правильных кирпич.
И меня она увозит,
И тебя, мой друг, увозит –
До завода или дальше,
В край родимый, словно в песню:
 
«То берёзка, то рябина,
Куст ракиты над рекой…»
 
 
 
 
Салават, сын Юлаев
 
 
Ты далёко, отчизна моя!
Я б вернулся в родные края,
В кандалах я, башкиры!
Мне пути заметают снега,
Но весною растают снега,
Я не умер, башкиры!
 
                 Салават Юлаев
 
 
Из каких краёв: с Урала,
Из степей ли Оренбурга,
Из губернии ль Уфимской
Ты явился, с бородою,
С палкой, в шапке меховой
Жарким летом? Что за ветер
Перенёс тебя в столицу,
В закуток глухой, в промзону,
На Хапиловку-реку?
Или ты пришёл заводы
Отвоёвывать, как прежде,
Словно Симский и Катавский,
Перепутав всё на свете? –
Салават, скажи, поведай
Нам, московским третьеклашкам,
Вновь готовым прыснуть смехом…
 
Нет, ты адресом ошибся,
Заблудился ты в столетьях!
Но тебе заводы дарим
Мы, ступай себе с котомкой,
Полной полою «посудой»,
Мимо «винного»: обрадуй
Возвращением – Юлая!
 
 
 
 
В тридевятом государстве (2021 г.)
 
 
В.Т. Кудрявцеву, профессору психологии
 
             
В тридевятом государстве,
В каменном подземном царстве,
Где к Аиду переход, –
Там столпились тени длинны.
Дева с лампой керосинной
Переходит речку вброд.
И Хапиловка течёт
Сквозь кирпичные тоннели.
Персефона круглый год
Держит деву в чёрном теле.
А она Орфея ждёт.
 
Помнишь, как вдоль речки длинной
Проходил, сосной богат,
Дизелёк – или дрезина,
Или старый Салават?
Тот – башкир, а наш – отменный
Старец, точно говорю:
С бородою, современной
Иудейскому царю.
Мы над ним смеялись, дети –
Над брадатым мудрецом.
А теперь за то в ответе
Пред хапиловским творцом:
Мрачно царствие Аида,
Но несут в преданьях свет
Внук Психеи домовитый
И черкизовский поэт.
 
 
 
 
Если строчка оборвётся
 
 
Если строчка оборвётся
Вдруг на слове, на полслове
Иль на вздохе, на смешинке,
Что когда-то в рот попала, –
Если сердца дар свободный
У меня отнимут войны,
В страхе музы разбегутся
По лесам, – а те, из камня,
На мельчайшие осколки
Вдруг рассыплются – и мрамор
Станет крошевом песочным;
Если мысли, словно утки,
Громом выстрелов спугнуты,
Вдаль, в смятенье, унесутся
Без надежды возвратиться, –
Если… Может быть, уже
Я не жив… И не окончу
Никогда свои хореи.
 
 
 
 
Кенар
 
 
Я хорей свой погоняю:
Прутик я сорвал безлистый.
Лишь один на нём листочек
Канареечно-лимонный,
Только что не брызжет соком
Кислым, не зальётся трелью…
Липы, клёны: эта осень –
Словно школьная аллея
Днём дождливым и прекрасным,
Жёлто-розово-зелёным,
Днём малиново-свекольным,
Медно-золото-унылым.
 
Кенар мой… нет – канарейка
Песен отроду не пела,
В клетке зёрнышки клевала:
Просо круглое, овёс
Шелуша продолговатый.
И жирела, и круглела,
В клетке сидя, канарейка.
А потом она упала
С жерди в просо, лапки кверху,
И её похоронили
Мы с отцом, в коробке… Глазки
Затянула плёнкой птичка
Как-то в день один прекрасный.
 
А потом отец ушёл.
А мои хореи льются:
Шелушит овёс и просо
Кенар, в пёрышках лимонных.
 
 
 
 
Расписание уроков
 
 
Как три месяца каникул
Мог я вытерпеть – не знаю,
На Азовском море ль, дома ль,
Среди улиц тополиных? –
Где с рогаткой из осины
Или с серною «поджигой»,
С длинноствольной «духовушкой»
Хулиганили-шалили.
 
А дня за два до занятий
Шли смотреть мы расписанье
С другом детства золотого,
С сыном доктора наук.
 
Там надеялись мы встретить
(Как надеялись мы встретить,
Оба, девочку одну!)
 
Ждали мы её, как чудо…
И пришла она, как чудо!
И пришла она с подругой
Расписание смотреть.
 
Всё расписано по строчкам,
Всё расписано по буквам
С этих пор – и всё свершится,
Расписанию согласно.
 
 
 
 
Капустница
 
Словно бабочки, слетелись
К школе красной первоклашки:
Стайка белая капустниц
Над цветами задрожала.
 
А внутри холодной школы
Краской пахнут коридоры,
Чёрным выкрашены парты.
Чёрный глянец классных досок
Поменяли на зелёный.
 
Скоро выросли ребятки;
Пиджачки из шерсти стали
Маловаты, ну а брюки
Поползли наверх к коленям…
 
Шумно бабочки летают,
Крылья, белые бретели,
Грациозно поправляют,
Косы тяжкие свивают,
Тянут щёточкой ресницы…
 
Вот, случилось: улетели
В дальни дали однодневки.
Та – в Британии суровой
Нектар сладкий собирает:
Кудри рыжие, веснушки
Между глазок бирюзовых…
 
Та – из чуждой Братиславы
К Рейну тёмному стремится.
И потом летит обратно
Сон мой чуткий успокоить,
По щеке меня погладить,
Наклонясь, рукой горячей.
 
 
 
Эта осень
 
Ты брала кусочек мела
Неуверенной рукой.
Ты на доску поглядела,
Словно тихий ангел мой.
 
Ты бесшумно пролетела
Над моею головой.
Был слегка запачкан мелом,
На бретелях, фартук твой…
 
Ты взглянула – прошуршали
Невесомые крыла.
И тебя из дали – в дали
Эта осень унесла.
 
 
 
 
Школа зимняя пустела...
 
 
Школа зимняя пустела.
В коридорах тёмных гулко
Раздавалися шаги:
Пушкин шёл по коридору
Быстрой лёгкою походкой,
В чёрном драповом пальто.
Он вошёл в мой класс вечерний,
Освещённый ярким светом,
Батарей согретый жаром.
 
И в окно взглянул он быстро.
За окном вечерне-синим
Школьный сад, под снегом, голый
Чуть дрожал в морозной дымке.
 
Там, в беседке, почему-то
В платье белом и воздушном,
Вознеся пучок высокий
Над шелковою головкой
На уклонной длиной шее, –
Маша милая сидела.
Перед ней стоял, потупясь,
Очарованный Владимир.
 
                               2022

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка