Глава 3 – Похороны
«...они (усопшие), по предположению утопийцев, присутствуют при разговорах о них, но, по притупленности человеческого зрения, невидимы. Действительно, с уделом блаженства не может быть связано лишение свободы переселяться куда угодно, а с другой стороны, умершие обнаружили бы полную неблагодарность, отказавшись совершенно от желания видеть своих друзей, с которыми их связывала при жизни взаимная любовь и привязанность, а это чувство, - догадываются утопийцы, - подобно прочим благам, скорее увеличивается после смерти, чем уменьшается».
Т. Мор «Утопия»
- На чём изволите ехать, Илья Андреевич-с, - любезно поинтересовался Прав Инфарктыч.
- А у меня разве есть выбор? – спокойно удивился Фанаберик.
- К сожалению, нет-с, но похоронная форма гласит-с, что надобно интересоваться, на чём желает отъехать виновник торжества-с, - пояснил Лев Инфарктыч, поправляя белую бабочку, стоя у разбитого зеркала.
- Ну, тогда, не имеет значения на чём.
- Не переживайте-с, Илья Андреевич, запряжём лучшую повозку-с, - обрадованные сговорчивостью Фанаберика, обнадёжили его Инфаркты.
- Не сомневаюсь, - подыгрывал прислужникам Фанаберик.
И сам стал заниматься своим туалетом, предпринимая попытки сделать свой вид презентабельным, но как он не оправлял белую окровавленную простынь – ничего в ней не поменялось, разве что складок стало меньше. Закончив принаряжаться, троица по парадной лестнице спустилась к подъезду, где была приготовлена незапряжённая довольно красивая рессорная бричка.
- Вот-с, Илья Андреевич, ваша бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, - словом, все те, которых называют господами средней руки-с, - горделиво процитировал классика Прав Инфарктыч и пригласил Фанаберика занять свое место.
- А как же лошади?
- Домчим и без пристяжных-с, - уверял Лев Инфарктыч.
- Вам видней господа, - покорно согласился Фанаберик и сел в экипаж.
Лев Инфарктыч хлыстнул кнутом по несуществующим лошадям; к нему подсел сперва повисевший несколько времени на подножке Прав Инфарктыч, и экипаж пошел подплясывать и покачиваться, оставаясь на месте, тогда как полуразрушенное красное кирпичное здание вместе с пустым пейзажем закружилось бешеным хороводом, постепенно перемешиваясь в бело-красную консистенцию.
Открыв глаза, Илья Андреевич увидел фасад своего дома, правда, каким-то размытым, такое ощущение, что его глаза были полны слёз, но Фанаберик был твёрдо убеждён, что он не плакал и даже не слезился. К сожалению, твердость убеждения никак не меняла положения.
- Вот это да, Илья Андреевич, более нашей канцелярии будет, и что, весь ваш? – интересовался Прав Инфарктыч, разглядывая пятиэтажную хрущёвку.
- Нет, уважаемый Прав Инфарктыч, хозяев здесь много, в моём распоряжении, лишь однокомнатная квартира. Вон, наверное, та, где свет и занавески в цветочек, - ткнул пальцем прищурившись Фанаберик.
- Ну что, Илья Андреевич, пойдемте, посмотрим, как вы жили, до нашей канцелярии. Но сперва, - объяснял Лев Инфарктыч, - вам предстоит сделать, наверное, последний выбор в вашем почти мёртвом состоянии.
- Весь во внимании, господа, только говорите громче, я еле вас слышу, - перешёл почти на крик Фанаберик.
- Учитывая, что ваши чувства с каждым часом постепенно ослабевают, и уже не могут работать в полную силу, - громко продолжил Лев Инфарктыч.
- Вам придётся, Илья Андреевич, - также громко подхватил Прав Инфарктыч, - выбрать только одно, иначе в считаное время вы потеряете все чувства окончательно, так и не попрощавшись с близкими.
- Хорошо, я понял вас, - кричал Фанаберик. - Оставьте слух, я хочу услышать Лиду.
- Ваше право, Илья Андреевич, - сказал Лев Инфарктыч и Фанаберик погрузился во мрак.
- Ступайте осторожно и внимательно слушайте нас, - порекомендовал Прав Инфарктыч, и троица направилась к подъезду.
- Осторожно, Илья Андреевич, осторожно.
- Ногу выше… ещё ступенечка… теперь налево… а вот и ваша дверь.
- Прошу! – открыл дверь Лев Инфарктыч, приглашая своих спутников войти.
- Игорь, почему дверь нараспашку? – хлестким движением закрыла дверь Ида Збарская.
- Ну, у вас и жена, Илья Андреевич, - возмущался Лев Инфарктыч, потирая ушибленную голову левой рукой.
- Ничего не скажешь, тёплая встреча, - подтвердил Прав Инфарктыч.
- Это не похоже на Лиду, да и голос грубоват, - размышлял Фанаберик. – А как она выглядела?
- Ну, разумеется, красиво, - слукавил Прав Инфарктыч.
- Очень-очень привлекательно, - подтвердил ложь Лев Инфактыч.
- По описанию, конечно, подходит, но что-то меня всё-таки смущает, - сомневался Илья Андреевич.
- Осторожней, господа, эта гарпия выходит, - отошёл в сторону уже слегка раненый Лев Инфактыч, а вместе с ним и остальные.
- Как я выгляжу, дорогой? – обратилась к мужу, выходя из квартиры, Ида Сергеевна.
- Как всегда.
- Отвратительно, - дополнил Игоря Збарского Лев Инфарктыч, под легкий хохоток Прав Инфарктыча.
- Что? – встала на дыбы Ида Сергеевна.
- Что значит что?! Сказал, как есть. А что ты хотела услышать? – пожал плечами Збарский.
- Да, как ты смеешь, обзывать меня, да ещё и насмехаться!
- Ида, прекрати! Я не сказал ничего особенного, если тебя что-то почудилось - я здесь ни при чём. Лучше торопись, кремация через полчаса.
- Считай, что тебе повезло, - переборола обиду Ида Сергеевна. – Но я запомню этот разговор.
- Надо было и тебе вколоть снотворного, чтоб до завтрашнего дня спала вместе с сестрой, - раздраженно выпалил Игорь Збарский, следуя к выходу.
- Хоть сестру не трожь, душегуб! – выругалась Ида Сергеевна, но всё-таки послушно пошла за мужем.
- Я должен, её увидеть, - упирался Фанаберик.
- Пойдёмте, Илья Андреевич, до кремации осталось не более получаса, а вы обязательно должны быть на ней, - уговаривал Фанаберика Лев Инфарктыч.
- Тем более вы всё равно ничего не видите, - убеждал его и Прав Инфарктыч.
- Так заберите у меня слух и дайте мне зрение! Я должен, я обязательно должен её увидеть.
- К сожалению, это не возможно. В мире мертвых все решения бесповоротны.
- Это только у живых слово идет по ветру.
В центре большого мраморного зала крематория на высоком постаменте белого цвета стоял огромный черный гроб с открытой крышкой, украшенной красными атласными лентами. Возле него, по разным сторонам, стояли Ида и Игорь Збарские, вглядываясь в черное слепое око печи. Тишина назидательно молчала. Жернова времени даже здесь, в храме смерти, не переставали педантично перемалывать минуты.
Вся атмосфера была пропитана ощущением, что смерть где-то рядом, что она смотрит на ещё живых в упор, легко забираясь в души царапающимся страхом. Ведь почти каждый человек боялся узнать смерть на собственной шкуре, и в тоже время почти каждый человек, с легкостью и непринужденностью, даже не пытался узнавать собственную жизнь.
Лев и Прав Инфарктычи ввели Илью Андреевича Фанаберика в зал крематория:
- О, ваши родственники уже здесь, стоят спиной к нам, возле вашего гроба, - обрисовал ситуацию первый.
- Какой у вас большой гроб, Илья Андреевич! В него и четверо могут запрыгнуть! Пойдемте, посмотрим поближе, - предложил второй.
Фанаберик покорно плёлся за Инфарктами, сквозь пелену бесчувствия в нем пробивалась что-то похожее на досаду, что он так и не смог хотя бы услышать свою любимую Лиду.
- Странно, - удивленно сказал Прав Инфарктыч, когда они подошли к постаменту. – Ваш гроб пустой, Илья Андреевич!
- Не может быть?! – разделил удивление Лев Инфарктыч.
- Может, господа, - обернулся к пришедшим Игорь Збарский, и Инфаркты встрепенулись, перед ними стоял Смерть Николаевич Хвостиков.
- Смерть Николаевич-с, - чуть не проглотив языки, проговорили Инфаркты.
- Да, господа, вы не ошиблись, - лукаво улыбнулся Хвостиков.
- А вот и я, отвратительная женщина, - повернулась к подошедшим Ида Збарская.
- Кончина Ивановна-с, - испуганно залепетали Инфаркты.
- Прекратите, это ваше сыканье, господа, хоть перед смертью не подхалимничайте, - вежливо обратилась к Инфарктам Кончина.
- Неужели-с – это вы, Кончина Ивановна-с?! - в один голос обомлели Инфаркты.
- Ну, если не верите своим глазам, может, поверите своим ушам, - спокойно предложила Кончина Ивановна.
- Нет, нет, нет, уважаемая Кончина Ивановна, мы ради этого, даже сыкать перестанем, только не бранитесь, только не бранитесь, - уговаривали её Инфаркты.
- Раз уж все в сборе, то можно начинать, или правильнее сказать заканчивать, - ещё раз улыбнулся Хвостиков. – Как себя чувствуете, Илья Андреевич? Зрение уже вернулась?
- Да, и обоняние тоже, - судорожно вертел головой в разные стороны Фанаберик.
- Для начала, возьмите это назад, господа, - и Хвостиков аккуратно достал из своих карманов четыре скукоженных сердца. Поочередно раздав их канцелярским работникам, а последнее вставил в собственную грудь. Его примеру последовали и остальные.
- А как же моё? – спросил Фанаберик.
- А ваше, Илья Андреевич, в вашей груди!
- Что это значит? А выстрел, посвящение, вот эта кровь на простыне?
- Спектакль, художественная выдумка, а на простыне не кровь, а кетчуп. Я же говорил вам: смерть всего лишь констатирует выбор человека.
- Получается, я сам выбрал эту смерть?
- Что же вас в этом удивляет, Илья Андреевич?
- А как же канцелярия, ваш ночной визит ко мне, в конце концов?
- Канцелярия настоящая, а вот визит – блеф. У меня работа такая – похищать сомневающиеся сердца. Вы сами захотели уйти со мной, разве не так?
- Так, но вы сказали, что пришли за Лидой.
- Разумеется, а разве по-другому вы пошли бы за мной?
- Значит, вы соврали?
- Ну, и быстро же вы соображаете, Илья Андреевич!
- Ужас!.. Неужели я сам разрушил собственную жизнь? - сокрушался Фанаберик.
- Да, Илья Андреевич, и только вы! Именно вы предали ваши чувства сомнению, а сомнение в любви, Илья Андреевич, первый шаг к её смерти.
- Но я никогда не сомневался в своей любви к Лиде! – прервал Хвостикова Фанаберик.
- Если бы это было правдой, Илья Андреевич, я бы никогда не появился в вашей квартире. Знайте, мой дорогой, если в сердце закралось сомнение, значит, на пороге уже стоит смерть. Вы хотели обмануть себя – у вас это хорошо получилось! А после вы настолько заврались, что решили с помощью жертвы спасти ваши чувства к Лиде Сергеевне, но вы не учли одного, Илья Андреевич, любовь жертвенна, но не так глупо жертвенна, как это интерпретировали вы. Единственное чего она требует от любящих сердец – это жить во имя любви, но не в коем разе не умирать!
- Прекрати, Хвостиков, прекрати, - рыдала Кончина Ивановна, - ты был прав, что поэт, что не поэт – одна дрянь!.. Мужчины так чувственно безграмотны!
- Зря, вы так, Кончина Ивановна, вот помню, мы с Лев Инфарктычем, так грамотно, обхаживали одну кокетку – я ей цветы, он конфеты, я ей шампанское, он ананас, - довольно рассказывал Прав Инфарктыч.
- А чем же всё это закончилось? – утёрла слезы Кончина.
- Конец получился не ахти, она вышла за старого графа, а мы получили по своему первому инфаркту! – закончил историю Лев Инфарктыч.
- Вы были так чувственны в молодости, - умилилась Кончина Ивановна.
- Нет. Мы просто много пили, когда узнали, что граф оказался бедным помещиком! – расхохотались Инфаркты.
- Ну вас, мальчики, помогите лучше даме залезть в этот элегантный гроб.
- С удовольствием, - подсадили Кончину Ивановну Инфаркты.
- Что же получается, Смерть Николаевич, мы играли переход Фанаберика, а сыграли свой? – запрыгивая в гроб, спросил Хвостикова Прав Инфарктыч.
- Да, вы абсолютно правы, Прав Инфарктыч!
- Эх, зато, хоть сердце встрепенулось перед смертью! Давно я не был настолько жив, - занял своё место и Лев Инфарктыч.
- Прощайте, Фанаберик! Берегите свою любовь! – напоследок прослезилась Кончина Ивановна, стоя в гробу.
- Прощайте, Илья Андреевич! – оттуда же крикнули в унисон Инфаркты.
- Вы свободны, Илья Андреевич, в этот раз вам повезло. Наша канцелярия расформирована и будет предана огню, а так как вы умирали, но до конца не умерли – значит, вы снова живы! Прощайте, и больше не сомневайтесь в вашей любви! – зашел в гроб Хвостиков, и тут же с грохотом захлопнулась крышка.
Печь открыла своё веко, и гроб не спеша заскользил в её нутро, где пламя распахнуло свои объятия для встречи самой бессердечной канцелярии, которая когда-либо существовала на земле, а теперь – перестала!
Глава 4 – Любовь
«Исчерпывает ли для меня любовь всё?
Всё, но только иначе. Любовь – это жизнь, это главное.
От неё разворачиваются и стихи, и дела, и всё пр.
Любовь – это сердце всего.
Если оно прекратит работу, всё остальное отмирает,
делается лишним, ненужным.
Но если сердце работает,
оно не может не проявляться во всём...»
Из переписки Вл. Маяковского и Л. Брик
Илья Андреевич вбежал в свою квартирку, или скорее влетел лётчиком любви настолько воодушевленный, что изначально был обречен на крушение, где, только что проснулась система ПВО в лице Лиды Сергеевны и в мягких домашних тапочках встретила мужа холодной войной:
- Ну и где это ты был?
- Лидочка, солнышко моё, я так люблю тебя! – немного ослабил оборону «противника» Фанаберик.
- И поэтому не моешь посуду? – решила сразу не сдавать позиций Лида Сергеевна.
- Какую посуду? – искренне удивился такому контрудару Фанаберик.
- Чашки в основном, - улыбнулась довольная собой Лида Сергеевна. – Посмотри весь кухонный стол в твоих бумажках, и чашках из-под кофе и чая, даже мою любимую загадил. Сейчас придет Ида, а у нас дома бардак. Илья, сколько можно?
- Лида, да это же чепуха, главное, что мы любим друг друга, - сдавал позиции Фанаберик.
- Это, конечно, главное, но я не собираюсь быть ломовой лошадью наших отношений, - с чувством собственно достоинства добивала супруга Лида Сергеевна.
- Я же сказал, помою, - молил о пощаде Илья Андреевич.
- Конечно, помоешь, но скольких усилий мне для этого потребовалось?!
- Лида, ну сколько можно?! Тебе вечно всё не так! Даже так тебе не так! – Пытался отбиваться Фанаберик.
- Ах, вы посмотрите, какой он правильный?! Если бы ты был нормальным мужем, мне не пришлось бы так себя вести!
- Ну, хорошо. Пусть будет так! Я иду мыть посуду!
- Нет! – скомандовала Лида Сергеевна. – Сразу поцелуй меня!
- На, – холодно чмокнул Илья Андреевич её щёчку.
- Ну, кто так целуется, - взяла Фанаберика в плен своих женских объятий супруга…
- Ты что-нибудь написал вчера, дорогой, - через несколько минут поинтересовалась Лида Сергеевна.
- Нет.
- Почему? Я разве не вдохновляю тебя? – немного даже и приобиделась Лида Сергеевна.
- Понимаешь, Лидочка, кто-то пишет про любовь, а кто-то любит!
Так в супружеских объятиях – эта повесть, на удивление самой себе, благополучно закончилась.
Глава 5 – Эпилог
5.1.
Под обаянием Губанова,
Под свист циркачного шута
Играла молодость баянова,
Беспутства лилась маята.
Кусались, рылись, были пьяные,
Каталась со смеху судьба:
«Вы окрыленные и окаянные –
Вы прокутившая борьба!»
Под утро прозревали, сумраком
До дна забитые глаза.
И боль входила в думы ступором,
Крошились гроздья и лоза.
5.2.
Ко мне ложилась ты охапкою,
Молчанием округлых плеч.
И я касался тебя лапкою
И бог стремился к нам прилечь.
На узелки сплетались пальцы
(Сердца запутались сильней).
И серые смотрели кварцы
на волоса моих полей.
Крыла и лифчик были сброшены,
И воск лица обсыпал пот.
И мы бессмертию подброшены –
Любовь заглядывает в рот.
5.3.
И мы дрожим, дрожим от слабости,
Наш каждый шаг – вираж пера.
И мы молчим, молчим от радости,
А будущее как дыра,
Где пропадает наше прошлое,
Засаленное как халат,
И наставление дотошное
Из брошенных и отчих хат.
Порочное перерастает в прочное,
Движение идёт в союз.
Тепло не может быть заочное,
Я лучше заново влюблюсь,
В тебя легонечко иную,
Без проволочек и нытья.
И лишь к судьбе тебя ревную –
Я ваше общее дитя.
5.4.
Такой смешной, такой нахальный,
Что часто по небу хожу.
Для жизни я чуть-чуть опальный,
Себя в ней редко нахожу.
Не удивляйся моим ранам,
Я их порезал сотни раз,
Захлёбываясь горьким нравом,
Набычив злостью львиный глаз.
Тебя искал, терял, чурался,
Курил и думал о дурном.
Как предпоследний край остался –
Я понял, что нельзя потом
Надёжней и нежней созданья
В земной текучке отыскать.
Любовью кончилось скитанье –
Меня ты стала понимать...
5.5.
А крылья вырастут и после,
До крыльев надо дорасти.
Специально мир ко смерти сослан –
Любовь должна его спасти!