Поломка
Сотрудник Германского посольства в Москве... имя я как-то позабыл... ехал в зимнее время по шоссе по Подмосковью. Машину его занесло на обледенелой дороге, что не удивительно при тогдашних, ещё постсоветских дорогах без компьютерного регулирования подогрева. Стукнувшись обо что-то острое за пределами обочины, машина протаранила препятствие и встала.
Произведенный осмотр показал, что пробит радиатор – вся вода вытекла. Без охлаждения системы далеко не уедешь – можно запороть двигатель. Об этом немец знал хорошо. Подал машину назад и выключил мотор. Посмотрел на вмятину, покачал головой и осмотрелся: вокруг – никого, шоссе пустое. Это – не то что сейчас. Пришлось проторчать на морозе пол часа и всё равно – никого. Всюду снег. От шоссе уходила грунтовая дорога за пределы видимости - за холм - не видно куда.
Мобильных телефонов тогда ещё не было, а если и были, то роуминга в Подмосковье не было! Стоит немец на морозе, похлопывает себя по бокам и чуть не плачет. Москва близко, а не достанешь! Вдруг смотрит – идет народ, но вся какая-то мелочь: одни малыши и только учительница с ними – это возвращались с экскурсии школьники младших классов: рябину там, снегиря в лесу изучали, может шишки собирали или ёлку, лося рассматривали. Все остановились, увидев немца с подбитым автомобилем и вопросительно уставились на него. Конечно, что это – немец – они не сразу поняли, но что иностранец – это точно.
-- Фрау! -- взмолился он от волнения сперва по-немецки, но тут же перейдя на официальный русский, который он знал хорошо, как и полагается дипломату, -- не подскажете ли, как далеко отсюда до автосервиса?
-- Что?
-- Автосервис!
-- Какой такой автосервис?
-- Любой, но лучше BMW.
-- Нет у нас такого ("и отродясь не было", добавил бы Зощенко).
-- Как?! Как вы живете без автосервиса?!
-- Живем по-маленьку, а что у вас случилось?
-- Радиатор пробит... запаять надо.
-- Паять нужно?
-- Да.
-- А у нас в деревне дядя Ваня всё паяет: хоть ведро или чайник.
-- Нет, это для меня не годится. Лучше я из вашей деревни в посольство позвоню. Хотя... машину оставлять не хочется... Опасно. У вас экономический кризис… Правда, за полчаса никто даже мимо не проехал, но всё же... машина дорогая. Не мог ли я вас попросить? Если вас не затруднит. Я – дипломат – атташе Германского посольства. Вы сможете позвонить от моего имени? Я вам дам номер...
-- Телефон в нашу деревню только к 2000-году обещали провести, -- вздохнула сельская учительница. При этом дети радостно закивали головами, -- Государственная программа! Врут, наверное... Если к 2000-ному - значит раньше 2002-го не жди...
-- Как? В вашем населенном пункте до сих пор нет телефонной связи?!
-- Нет. А без телефона – какая это жизнь?
Немец не нашелся что сказать, пожал плечами, потом, спросил:
-- А трактор у вас есть?
-- Конечно есть! Зачем вам трактор?
-- На буксир брать машину – я заплачу, пускай дядя Ваня мне радиатор запаяет – хотя бы до города доехать, -- махнул он рукой.
-- Не нужен трактор – мы сами вашу машину докатим. Садитесь.
-- Мне садиться?
-- Ну, да, садитесь – рулить вам нужно будет.
-- А кто будет толкать?
-- Мы. Я к тяжелой работе привычная, и ребята помогут. Правда?
-- Да! -- крикнули все.
-- Нет, это как-то... Спасибо, но чтоб женщина и дети... они – малыши! Так не пойдет.
-- Ещё как пойдет! Садитесь.
-- Спасибо, но...
-- Садитесь, -- настойчиво повторила педагог младших классов и решительно положила руки на багажник. Навалились и школьники:
-- Поехали!
Машина дернулась, немец тоже: бросился, открыл дверь и смущенно пошел рядом, толкая машину за стояк и управлясь другой рукой с рулём.
-- По этой дороге? -- указал он на едва заметную грунтовую дорогу.
-- Ага... А вы садитесь, так только мешать будете.
-- Что вы? Как можно?...
-- Садитесь, садитесь.
-- Нет, вам тяжело будет и детям тоже... Далеко отсюда? -- спросил он.
-- Два километра.
-- О!
БМВ переваливаясь через кочки и сугробы, медленно тащилось по направлению к деревне. Детям было весело – не каждый день такое происходит! Для маленькой деревушки целое событие.
-- Вы лучше садитесь, -- снова вежливо попросила Мария Ивановна, а может Евгения Петровна – не знаю по имени, отчеству.
-- Нет-нет!
-- Да, садитесь, вы! -- прикрикнула она, -- Навязался на нашу голову!
Пришлось сесть. Сгорая от стыда немец докатился до жилища деревенского мастера. Вырулил к самой калитке.
-- Дядя Ваня! -- позвали хором школьники.
Вышел хозяин.
-- Здрастье! -- сказал он, увидя иностранную марку, впервые ступившую на сельскую тропу.
-- Иван Васильевич, вот. Помочь надо. Дипломат с дороги съехал. Поломка у него. -- попросила учительница.
-- Посмотрим...
Посмотрели, выяснили в чем проблема:
-- Это я запросто могу запаять. У меня для этого всё есть. Понимаете меня? По-русски говорите? Вот, тут запаять нужно. Тут вот, -- указал пальцем дядя Ваня, -- только у нас три дня, как света нет – сидим без электричества... Безобразие...
-- Три дня? -- удивился иностранец, -- как же вы... позвонить нужно было в соответствующую инстанцию, а,.. у вас телефонов нет...
-- К 2000-му году обещали поставить, -- оптимистично заявил дядя Ваня и поскребя затылок, спросил, -- ну чё будем делать?..
-- Напрасно притащили сюда мою машину! Как я обратно? – в полном растройстве чувств спросил озадаченный немец и оглянулся - все помощники уже разошлись. Он был один. Атташе ужаснулся своему безвыходному положению. Далеко от города, в глухой деревне, куда приволокли его машину, он беспомощно смотрел по сторонам.
Тут всяческие подозрения проснулись в его душе. Он вспомнил все слышанные им рассказы о пропавших бесследно дипломатах, о случаях их похищений и ограблений... Зачем он согласился прийти сюда? Всюду рэкет, киднеппинг. Может это – ловушка? "Западня" - припомнил он недавно усвоенное им слово из русской речи, которую он продолжал углубленно изучать. Взглянув на дядю Ваню, увидел вдруг как будто в глазах у него насмешку... Нет! Не может быть! Иностранец похолодел.
-- Придется дедовским методом, -- медленно произнёс, глядя под капот, дядя Ваня и мельком бросив взгляд на приблудного немца, зашёл к себе во двор, ища вокруг что-то глазами. "Дедовским методом?!" "Что это значит?" - спросил в ужасе себя дипломат и встал на всякий случай за машину. Он расстегнул ворот и стал усиленно перебирать в уме все известные ему фразеологизмы и идиоматические обороты русской речи. Что может означать "дедовский метод" в переносном смысле?.. Он вспомнил недавно заученные им фразы из произведений местных классиков: "крой, ребята" и ещё: "живьём брать!"
Тем временем Иван Васильевич вынес из дома кое-что интересное: старинный набор инструментов для пайки с ведерком для углей.
-- Сейчас, -- заявил хозяин и вновь ушел. Немец подошел поближе, стал разглядывать антиквариат. Вдруг почувствовал – за спиной кто-то стоит. Быстро обернулся.
-- У вас дипломатический номер, -- пошатываясь, сказал ему другой старик, -- вы – посол?
-- Атташе.
-- Американец?
-- Нет. Посольства Германии в Москве.
-- Немец? -- спросил новоприбывший, внимательно посмотрев на собеседника, -- Так!
-- Да. А что?
Второй уже по счету старик несколько секунд молча рассматривал потерпевшего. Тот вежливо ждал продолжения диалога.
-- Немцы у нас в 41-ом году вон там стояли, -- не представившись и будучи явно навеселе, указал рукой местный житель куда-то за огороды, -- десять километров отсюда. Дальше не прошли. Я сам не здесь воевал – на севере.
Атташе помолчав некоторое время, неловко кашлянул и решил переменить тему:
-- Вы здесь живете?
-- А где же ещё?
Дядя Ваня появился с совком, где у него лежали горящие угольки, вынутые из печи.
-- А я в Германии только в музее такое видел, -- весело сказал ему иностранец, -- это же девятнадцатый век!
-- А мы сейчас по-старинному. Вещь хорошая. Этим я пользуюсь, когда нет электричества.
Немец восхитился:
-- Неужели этим можно запаять радиатор современного автомобиля?
-- А почему нет? Сами увидите.
Дядя Ваня положил тлеющий уголь в ведро, сунул туда головкой вниз свой паяльник и стал раздувать огонь. Повеяло жаром.
-- Мне 80 лет. Я полжизни этим пользовался. Инструмент не подкачает! Правда, Вася? -- спросил он. Вася подтвердил. Когда на рабочей кромке паяльника появилась окалина, Иван Васильевич сбил её чем-то попавшим под руку и принялся за дело.
-- Жаль, кислота у меня кончилась, но ничего, у меня тут вот аспирин есть, -- сказал он и прижал на глазах у изумленного гостя паяльник к таблетке, -- нужно ещё изнутри что-нибудь подложить. Держи, Вася, палочку, прижимай.
Немец с удовольствием смотрел, как слаженно работает деревенский мастер. Движения у него были выверены – ничего лишнего. Через двадцать-двадцать пять минут всё было готово.
-- Вот, пожалуйста, -- сказал он, -- пойду, воды принесу.
Атташе посмотрел место пайки – как будто всё, как надо. Иван Васильевич быстро вернулся:
-- Колодезная водичка. Пить не хотите?
-- Нет, спасибо, -- вежливо отказался гость. Вода забулькала и заполнила радиатор до отказа. Немец внимательно смотрел в горлышко -- уровень не снижается? Нет – вода как будто держалась.
-- Всё нормально – не потечет, -- успокоил его дядя Ваня.
-- Всё? -- спросил дипломат, закрывая крышку.
-- Можете ехать.
-- До Москвы довезет?
-- Пока вы этой машиной пользуетесь, я за свою работу отвечаю – там где я запаял, протечки не будет.
-- Гарантия – стопроцентная, -- подал голос, стоявший рядом дядя Вася.
Немец недоверчиво улыбнулся.
-- Сколько я вам должен?
-- Ничего. Ничего не должны. Вы – гость! У вас был несчастный случай на дороге, а я с вас буду деньги рвать? Так не положено. Езжайте.
Иностранец молча смотрел на пенсионера, стоявшего уже за своим забором.
-- У нас некоммерческий подход, -- пояснил дядя Вася.
-- Как? Совсем ничего? -- поразился немец, смотря поочередно на обоих.
-- Совсем, -- пожал плечами Иван Васильевич и нарушил наступившую затем, тишину, -- подождите минутку, -- и ушел за дом. Дипломат оглянулся на Василия... Пантелеймоновича:
-- Куда он ушел?
Тот равнодушно пожал плечами:
-- Не знаю. Увидим.
Немец стоял в ожидании, поглядывая вокруг. Дядя Ваня появился только через три минуты с пакетом в руке.
-- Это вам: яблочки от нас. Я их сам выращиваю. Без химикатов. Я этой дрянью не пользуюсь. Всё натуральное, э-э... как это?..
-- Экологически чистый продукт, -- подсказал дядя Вася.
-- Во-во! – сказал дядя Ваня и положил пакет на заднее сиденье, -- Не с пустыми руками же вас отправлять.
Иностранец не знал, что ему такое сказать этому доброму человеку...
-- Спасибо! Большое спасибо. За всё! Вы мне очень помогли. Я не знал, что делать, -- и потом продолжил, -- У вас я знаю, очень маленькие пенсии. Почему вы не берете деньги? Может я всё-таки заплачу? - спросил он, сунув руку в карман и вытащив бумажник.
-- Счастливо! -- сказал дядя Ваня, отрицательно мотая головой и предупредительно закрывшись рукой. Дядя Вася услужливо открыл дверцу:
-- Осторожней на поворотах, может опять занести. Счастливого пути.
Дипломат, постояв в нерешительности, пожал всем руки.
-- Вот моя визитная карточка, -- сказал он, -- Ещё раз спасибо. До свидания. Желаю вам! -- и не досказав что он желает, как это принято в Германии, сел в свою машину
-- Ауфидерзейн, -- сказал напоследок дядя Вася.
Немец ехал по трассе и думал про себя: "Где нибудь в Латинской Америке, пользуясь подобной ситуацией, с меня содрали бы 100 баксов – не меньше".
-- Как пить дать, -- сказал он по-русски вслух, заучивая вычитанные им где-то слова.
Доехав до города, атташе сразу же завернул в автосервис к мастеру по иномаркам. Тот, посмотрев радиатор, сказал:
-- Отличная работа. Пайка надежная. Перепаивать не нужно.
Немец удивился, но решил всё оставить как есть. Прилетев через месяц к себе на родину в Германию, он первым же делом зашел в редакцию газеты "Spiegel" и рассказал обо всём журналистам. Те написали в номер статью, а "Комсомольская правда" перепечатала. Вот и всё. Было это в 1995-ом году. А в нынешнем, 2013-ом я раскрасил черно-белый репортаж в любимые цвета.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
Дм. Галковский приводит большую цитату из Кюстина:
Кюстин – болтун, дилетант – нагородил в своих записках о России кучу глупостей. Однако кое-что подметил удивительно верно, удивительно зорко и зло. Особенно русское чиновничество, русское отношение к природе и власти.
Но не это главнее. Главное, что подметил Кюстин, это особую ласковость и обаятельность русских. И это наиболее глубокая, умная и злая страница в его книге:
"Когда русские хотят быть любезными, они становятся обаятельными. И вы делаетесь жертвой их чар, вопреки своей воле, вопреки всем предубеждениям. Сначала вы не замечаете, как попадаете в их сети, а позже уже не можете и не хотите от них избавиться. Выразить словами, в чём именно заключается их обаяние, невозможно. Могу только сказать, что это таинственное "нечто" является врождённым... Такая обаятельность одаряет русских могучей властью над сердцами людей. Пока вы находитесь в их обществе, вы порабощены всецело. И обаяние тем сильнее, что вы убеждены, будто вы для них – всё то, чем они являются для вас. Вы забываете о времени, о свете, о делах, об обязанностях, об удовольствиях. Ничто не существует, кроме настоящего мгновения, никого, кроме того лица, с кем вы в данную минуту разговариваете и кого вы всем сердцем любите. Желание нравиться, доведённое до таких пределов, неизменно одерживает победу. Но желание это совершенно естественно и отнюдь не может быть названо фальшью. Это природный талант, который инстинктивно стремится к проявлению. Чтобы продлить иллюзию быть может, нужно сделать только одно – остаться, не уходить. Но, с отъездом, исчезает всё, кроме воспоминания, которое вы уносите с собою. Уезжайте, уезжайте скорее – это наилучший исход. Русские – первые актеры в мире. Их искусство тем выше, что они не нуждаются в сценических подмостках... Вас забывают, едва успев распрощаться".
Доведённое до пределов стремление нравиться приводит к полному неумению не нравиться. Или нравиться, или никак не общаться. Но отношения между людьми и построены на этом "никак". Поэтому европейское "никак" добродушное, вежливое, русское – злое, сердитонасупленное. На конце оба типа русского общения сходятся (ибо и то и другое лишь модификации бессмысленного стремления к власти): обаятельный палач, красующийся своей профессиональной ловкостью перед жертвой и тут же заканчивающий диалог официальной развязкой.
Ошибка иностранца в том, что он принимает радушие за доброту, хотя само по себе русское радушие легко переходит в издевательство или – в другую сторону – в сглаз.
Ошибка русского в том, что он принимает доброту и сочувствие европейца за радушие и удивляется "почему так мало". Мало, зато искренне. Точнее, искренность европейца твёрже. У европейцев существует понятие "заботы" (особенно у немцев – "зорген"). Это очень глубокое и серьезное слово. По-русски значение то же, но в 100 раз слабее, да и вообще есть оттенок пренебрежения: "вот не было заботы".
Отсутствие заботы это не легкомыслие, не "ветренность". (Некоторые европейские народы гораздо легкомысленнее и ветреннее). Тут различие гораздо серьёзнее. Тут иное отношение к другому "я", другой личности. Более поверхностное, более жестокое.