Жизнь как есть

Памяти СССР и "свободы слова"

В самом начале 1990-х был в моей жизни славный период, когда я приезжал на службу и занимался там, чем заблагорассудится. Заявлялся к обеду из родного г. Берёзовского в редакцию газеты «Главный проспект», перемахивался через два окна и пол-двора с жившим в доме напротив художником Свинкиным, питался впервые показанными вчера по телевизору «СНИКЕРСАМИ», ХОТ-ДОГАМИ и ГАМБУРГЕРАМИ (но брезговал рекламируемыми на соседнем перекрёстке вегетарианскими ВЕДЖИБЕРГЕРАМИ), и чувствовал себя полным хозяином собственного положения, всей своей последующей судьбы и числившегося на мне КСЕРОКСА.

Законодательная власть тогда именовалась СОВЕТАМИ, а исполнительная — уже не ИСПОЛКОМАМИ, а АДМИНИСТРАЦИЕЙ, и между ними наметился непредставимый ранее конфликт.

Глава гор. администрации Чернецкий стал игнорировать советскую ВЕТВЬ ВЛАСТИ, и пред. горсовета Самарин, решив, что в этом противостоянии ему нужен даже не преданный и ручной, но НЕЗАВИСИМЫЙ и ОБЪЕКТИВНЫЙ рупор (как пророк Солженицын чего-то по этому поводу изрёк), создал по весне новый печатный орган.

Шла ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ.

Оба ПЕРВЫХ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦА по собственной инициативе приходили к нам в редакцию (пешком и ещё без всякой охраны) и излагали свои позиции в разгоревшемся СПОРЕ ВЕТВЕЙ.

Сколько-то неугомонных депутатов горсовета, недовольных саботажем своего решения о ВОЗВРАЩЕНИИ ИСТОРИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ свердловским улицам, принялись наносить их по ночам самолично. По собственноручно вырезанным трафаретам.

Проспект ЛЕНИНА на время стал ГЛАВНЫМ ПРОСПЕКТОМ,

улица КАРЛА МАРКСА — КРЕСТОВОЗДВИЖЕНСКОЙ,

ЧАПАЕВА — АРХИЕРЕЙСКОЙ,

КРАСНОАРМЕЙСКАЯ — СОЛДАТСКОЙ,

а ПРОЛЕТАРСКАЯ — ОФИЦЕРСКОЙ.

Их НЕПЕРЕСТРОИВШИЕСЯ оппоненты из облсовета таким же макаром и тоже по ночам эти нововведения стирали, на что первые наутро вновь накрашивали своё.

Весь город с любопытством следил за непрекращавшимися полуночными перекрашиваниями, а днем ходил на митинги по выявлению просочившихся на ПЕРВЫЕ ДЕМОКРАТИЧНЫЕ выборы ВЫДВИЖЕНЦЕВ ПАРТАППАРАТА.

Вскоре СВЕРДЛОВСК переименовали в ЕКАТЕРИНБУРГ (потому что одноимённый злодей Свердлов — как выяснилось — расстрелял здесь последнего доброго царя), но Свердловскую область переименовать не сумели. Это было в областной компетенции, а тамошние депутаты чурались фронды, поэтому область так и осталась непереименованной…

 

Ну так вот.

Редактор нашей газеты был редактор, что надо.

На работу приходил раньше всех и принимался читать другие газеты. В своей же позволял сотрудникам делать всё, что взбредёт им в голову. Мудрость руководителя в том и заключается, чтобы не руководить поминутно и не мешать своим подчинённым собственноручно что-нибудь учудить.

Это и была та самая СВОБОДА СЛОВА (которую стали поминать всуе пару лет спустя) — эйфорический период 1991–1993 гг., когда Советская власть на местах пребывала в растерянности, а СМИ ещё никому не принадлежали и пользовались своей безнаказанностью с полнейшей безалаберностью…

Мой друг и детский писатель Дубичев работал у нас ОТВЕТСЕКОМ (ответственным секретарём), а я ХУДРЕДОМ (художественным редактором, сейчас бы это назвали АРТ-ДИРЕКТОРОМ и БИЛЬДРЕДАКТОРОМ).

Секретарша Лена Чечёткина перепечатывала все журналистские вирши на пишмашинке (не более 50 знаков в строке). Затем Дубичев считал перепечатанные строчки, а я рисовал МАКЕТЫ ПОЛОС (цветными ФЛОМАСТЕРАМИ, которые только-только начали называться МАРКЕРАМИ), и относил их в отдел КОМПЬЮТЕРНОЙ ВЁРСТКИ, появившийся в типографии «Уральский рабочий».

Все мы являлись беспечными бессеребренниками и сообразно принятым в коллективе представлениям о прекрасном вытесняли в приглянувшихся печатных формах своё индивидуальное бессознательное.

Дубичев клепал сказки о непредсказуемом (совсем, как его бывшая жена) Зайце Пусе.

Мой земляк-киновед Анашкин изливал помои на появлявшиеся в прокате фильмы его соучеников по ВГИКу, сумевших прижиться в Москве.

Завязавший с запойным образом жизни Касимов узнавал у прохожих, чем они занимают свободное время помимо переименования улиц.

— Что вам ближе, ПРОСПЕКТ ЛЕНИНА или ГЛАВНЫЙ ПРОСПЕКТ? — спрашивал.

— Оставьте и то, и это, — отвечали ему. — Пусть будет Главный проспект имени Ленина!..

Критик Курицын (с которым мы за пару лет до того издавали книжки апокрифов про Шерлока Холмса) делился впечатлениями о более актуальном, как ему виделось. чтиве — например, об инструкции по применению КИТАЙСКОГО антитараканьего КАРАНДАША:

«Действенный Мел, Который Уничтожить Черви. Провести с этим мело в месте, в котором тараканы часто двигаюсь, после задеют этот лекарство, черви сразу пасют...»

А замредактора Егоров А. А. строчил В СТОЛ матершинные стишки про ближайших коллег, ибо стеснялся иным образом выказать им своё расположение.

Ещё с нами трудились опытные журналистки Ольга Масленникова, Лариса Рытвина и Татьяна Шпетная (которые описывали новости ГОСОВЕТА и прочие серьёзные вещи). И практикант Лёва Кощеев, который тоже что-то писал, но приносил свои опусы не к нам с Дубичевым, а к редактору. Отчего они попадали к нам на стол спустя неделю, и особой ответственности за них мы не несли.

Я не собирался отставать от Дубичева с Курицыным.

Сначала обнаружил в новой книжке Даниила Хармса («Глагол», № 4), что на стр. 77 неизвестным весёлым верстальщиком фамилия автора была заменена в колонтитуле на ДАНИИЛ ГРАНИН.

Потом открыл кинороман бр. Вайнеров «Эра милосердия» и узнал, что запомнившееся оттуда выражение «дурилка картонная» есть неправильно услышанное с экрана ДУРИЛКА КОРДОННЫЙ.

Потом купил 3-томный кинороман по мотивам телесериала «Твин Пикс» (Минск: БАДППР, 1993»), где отыскал для себя новое слово — ШУФЛЯДКА. В томе 1 оно встречалось на стр. 42, 49, 55, 235, 336, 367, 384, 388, 389, а в томе 2 — на стр. 24, 58, 111, 151, 156, 272 и др. (не сочтите это шифрованным посланием западным спецслужбам), и обозначало, видимо, по-белорусски «ящик».

За сим мне — как ветерану околоправоохранительных органов (лет пять трудившемуся фотографом в физико-техническом отделении Бюро судебно-медицинской экспертизы) — вздумалось сочинять детективные романы. Но так как на них у меня не хватало ни времени, ни сил, а главное — как мне казалось — знания Уголовно-процессуального кодекса, я стал придумывать маленькие задачки с картинками (и ответами, перевёрнутыми вверх ногами), перелопачивая истории про иностранного инспектора Варнике, печатавшиеся в 1970-е годы журналом «Наука и жизнь».

После меня узнать их было трудно. Ибо по ходу переиначивания я упражнялся в привлечении внутрь разнообразных современных реалий, а также имён своих друзей и знакомых.

Тем они и интересны.

Сначала сыщика звали Носов-Квасов.

А первый детектив назывался:

 

ДЕЛО О ВОСЬМИ ПОДЕЯЛЬНИКАХ

Все знаменитые сыщики похожи друг на друга, все незнаменитые — хотят быть на знаменитых похожими. К какой из вышеперечисленных категорий надлежит отнести Носова-Квасова, никто не задумывался, ибо со школьной скамьи тот был разительно похож на Шерлока Холмса.

Что, собственно, и определило его судьбу.

Давным-давно, ещё в ЭПОХУ ЗАСТОЯ, вышел Носов-Квасов в СОБСТВЕННЫЙ (как тогда считалось) подъезд покурить и заметил странное скопление народа.

— .........!!! — голосила соседка из квартиры 45 Н. Н. Новикова, обильно поливая ОБСЦЕННОЙ (как говорят филологи) лексикой Ж. П. Прибой, соседку из квартиры напротив.

— .........!!! — отвечала ей Ж. П. в тех же НЕПАРЛАМЕНТСКИХ ВЫРАЖЕНИЯХ.

— Вождэс эн вайвал люкетэ мелын! Мельлуоз тупаса улон но эшъяськон! — пытался утихомирить их обеих непонятно откуда взявшийся здесь и удерживаемый Н. Н. незнакомец, похожий на заглавного персонажа нового (в те времена) фильма Акиры Куросавы «Дерсу Узала».

— Ругаются, — догадался будущий профессиональный сыщик и с присущей ему беспечностью приступил к умиротворению сторон.

— Представить себе не могла, что мы доживём до такого!!! — выпалила соседка из квартиры 45, воспользовавшись предложением независимого эксперта во всём разобраться. — Что у нас прямо на улице будут воровать непросохшие пододеяльники и наволочки!..

Первое расследованное сыщиком Носовым-Квасовым преступление состояло в следующем: квартира 45 вывесила во дворе для просушки выстиранное бельё — 5 наволочек и 8 пододеяльников, а также неназванное количество более мелких предметов одежды. Ровно через час та же квартира, выглянув в окошко, увидела, что потерявшая всякий стыд квартира-напротив снимает её честным трудом выстиранные пожитки, сворачивает и преспокойненько прячет себе в сумку.

— Вот и он!.. И он подтвердит! — притягивала Н. Н. за шкирку захваченного в качестве свидетеля сына степей, ибо саму преступницу поймать за рукав не удалось.

— Дыртыр тэгэс выльысь... — видимо, соглашался с обвинением дерсу-узала, но Носов-Квасов, багаж знаний которого уже тогда поражал своей экстравагантностью (знакомством со всевозможными ХИРИКАМИ и СЛОВОЕРСАМИ, ПРОМУЛЬГАЦИЯМИ и ПРОЗЕЛИТИЗМОМ, ПРОНАЦИЕЙ и СУПИНАЦИЕЙ), решил полагаться только на инструментарий исследователя человеческих душ и внешнее сходство с Шерлоком Холмсом.

Размышлял он ровно минуту, после чего заключил:

— Ж. П. к краже личного имущества граждан не причастна! Вас же, соседка из квартиры 45, всенепременно ждёт ТОВАРИЩЕСКИЙ СУД собрания жильцов нашего дома за надоевшие всем скандалы и неуважительное отношение к МАЛЫМ НАРОДАМ Севера.

Почему Носов-Квасов признал Ж. П. Прибой невиновной в похищении пододеяльников Н. Н. Новиковой?

 

Разгадку можно было прочитать в следующем номере.

Дерсу-узала стоял на картинке, не сняв лыжи. Следовательно, на дворе — зима, а раз так — заиндевевшие пододеяльники свернуть и спрятать в сумку затруднительно.

На самом деле на улице была весна, журналисты ненадолго перестали кликушествовать о НАШИХ СЛОЖНЫХ ВРЕМЕНАХ, а мы в рубрике СЕКС впервые рассказали читателям, что при поцелуе у них работает 12 мышц губ и 17 мышц языка, сжигается 12 калорий и передаётся около 250 бактерий.

Для следующей, попавшейся мне сейчас не по порядку задачки тоже был использован удмуртский разговорник, купленный в Ижевске, куда мы с Курицыным отвозили в типографию шерлок-холмсовские книжки. В силу малопонятных ныне гастрономических пристрастий детектив оказался переименован в Колбаскина.

Или вернее так.

Светило солнце, цвели цветы, а я, услышав по «Радио России» передачи незнакомой мне доселе писательницы Марины Москвиной, в которых она читала собственные рассказы про милиционера Караваева, проникся неуёмным желанием с ней познакомиться.

 

ЛЮБОВЬ ДЕТЕКТИВА

За годы моего знакомства с екатеринбургским детективом Колбаскиным (проживающим в доме № 36 на Главном проспекте) я неоднократно слышал его шутки в адрес некоторых сограждан касательно их пренебрежения слабым полом, но лишь однажды стал свидетелем его собственных сношений с прекрасной половиной человечества.

Для Колбаскина Лиза навсегда осталась «той женщиной».

Как-то Колбаскин ехал в самом обыкновенном трамвае (это было ещё до его схватки с солженицыным местного преступного мира, подлинное имя которого мы раскроем в № 25) к своему другу Лёше Рыжкову и увидел неимоверно рыжую и не менее длинноногую девицу, похожую лицом и всеми остальными достоинствами на известную ТОП-МОДЕЛЬ Стефани Сеймур.

О, как жаль, что на месте Колбаскина оказались не мы!..

— Здравствуйте, — не растерявшись, сказал он, увидев, как из больших глаз девушки капают соответствующие их размеру слёзы.

— Зечбуресь, — отозвалась та. ЗЕЧБУРЕСЬ — «здравствуйте» по-удмуртски. Девушку звали Лиза и по рождению она была удмурткой.

— Кыче улиськоды, — продолжил Колбаскин, тут же перейдя на удмуртский. — Мон тиледлы юрттыны быгато-а? Тиледыз дорам отеме потэвал.

— Кызьы тау карыны ик уг тодиськы тиледлы, — отвечала девушка, — мон ужасько фабрикаын. Мон ужан интыям пумиськылисько тунсыко адямиосын. Мон командировкаосы чем вуылисько республикамылен палэназ но.

— Кычё тиляд уждуны богдановмлы?.. — полюбопытствовал Колбаскин.

— Уждун басьтон нунал кыкети нуналаз тупа, — пролепетала она, — заводамы котькуда толэзьлэн симети но кызь богдановмлы.

Почему Колбаскин всё же не поверил Лизе?

 

Дом № 36 стоял за нашими окнами, именно в нём жил мой приятель Свинкин.

А Лиза и в самом деле была необыкновенно красивой девушкой, с которой я познакомился прямо в трамвае. Непосредственно мечтавшей выйти замуж за американца с помощью появившихся тогда МЕЖДУНАРОДНЫХ БРАЧНЫХ АГЕНТСТВ и только недоуменно фыркнувшей, когда я показал ей выпущенную мной книжку холмсианских апокрифов.

Больше мы с Лизой не встречались.

Шерлок Холмс — как и я — любил жить своим умом. Изустные истории про него рассказывала нам в пионерлагере сисястая пионервожатая Галя Лебедева, щеголявшая перед воспитанниками в раздельном купальнике. Сейчас трудно понять, но для нас это были не ДЕТЕКТИВЫ, а окно в иную цивилизацию. Как, впрочем, и американский жених для Лизы…

Колбаскин же не поверил Лизе потому, что фраза «На нашем заводе день зарплаты приходится на 7-е и 22-е число каждого месяца» по-удмуртски правильно звучала бы так: «Уждун басьтон нунал заводамы котькуд толезьлэн сизьымети но кызь кыкети нуналаз тупа». К тому же, заподозрив, что Лиза обманывает его, детектив стал добавлять к каждому вопросу ненужное слово БОГДАНОВМЛЫ, чего она не заметила.

Тексты про Шерлока Холмса переводил мне сосед Курицына переводчик Богданов. Редактируя его, я постранично натыкался на три новых для себя слова:

СИНИСТРАЛЬНЫЙ,

СПОРАДИЧЕСКИ

и КОНФИДЕНТ.

Второе я незамедлительно у Богданова перенял, а вот его КОНФИДЕНТ у меня не прижился.

Богданов фигурировал и в следующей задачке.

 

МОШЕННИЧЕСТВО ПЬЯНЫХ ФИЛОСОФОВ

В практике екатеринбургского детектива Колбаскина (проживающего, как известно, в доме № 36 на Главном проспекте) встречались презабавные случаи.

Один раз два кандидата философских наук — Богданов и Гершензон — находясь в гостях у своего школьного учителя истории Поминкина и распивая полтора часа кряду купленное в ларьке напротив вино «Саперави» 2-летней выдержки, вспомнили, что в холодильнике у хозяина стоит поллитра такого же вина, только 3-летнего.

— Бьёмся об заклад, что если вы выставите на стол и ту бутылку, любой из нас с завязанными глазами отличит 2-летнее «Саперави» от 3-летнего, — уверяли они наперебой своего старого педагога, требуя в случае удачи эксперимента достать на стол напитки, припасённые Поминкиным на омовение годовщины суда над ГКЧП.

На шум в соседней квартире к спорщикам зашёл Колбаскин и стал свидетелем пари, которое спустя пару минут ко всеобщему изумлению выиграли кандидаты-философы.

— Пари ваше, как сказал однажды Хасбулатов, гроша выеденного не стоит, — вмешался детектив.

Почему он пришёл к такому выводу?

 

Ответ понятен и без картинки:

вино, стоящее на столе два часа кряду, легко отличить от только что извлечённого из холодильника.

Примерив на себя шкуру журналистов, мы с ОТВЕТСЕКОМ Дубичевым приохотились ходить на общепринятые с некоторых пор ПРЕЗЕНТАЦИИ (то бишь угощения), где всех поили появившимся в магазинах вином ХВАНЧКАРА и КИНДЗМАРАУЛИ.

Про ГКЧП 1991 года — все помнят и без меня. В едином порыве мы ходили на митинги, и — почти, как в сталинские времена — требовали покарать новую ТРОЦКИСТСКО-ЗИНОВЬЕВСКУЮ (а теперь ПУГО-ЯНАЕВСКУЮ) БАНДУ. А когда возвращались в трамвае с митинга, у многих с собой были транзисторы, однако кондукторша всё равно радостно объявляла на остановках, что ЯНАЕВ УЖЕ АРЕСТОВАН!..

Фамилию второго философа я позаимствовал у Паши Гершензона — балетного критика в Мариинском театре, который жил тогда в одном подъезде с моим другом Арсением Сергеевым и был знаком мне по его рассказам.

Когда Курицын достал меня своей манерой поднимать тосты исключительно за Богданова, я говорю:

— Давайте отныне выпивать не за Богданова, а за Гершензона!.. — Поменяем шило на мыло.

Но тут заявился другой переводчик, Верников, и объяснил, что по сути это одно и тоже: ГЕРШЕНЗОН с немецкого — СЫН ГОСПОДА!

Утром после этого до нас дошла информация о следующем санитарно-баллистическом инциденте.

С некоторых пор в открытой продаже появилось ГАЗОВОЕ ОРУЖИЕ, отчего наша соратница Шпетная неожиданно не вышла на работу. Её муж, балагур и баловник, бывший начальник КГБ в Каменск-Уральском (а ныне глава департамента внешней торговли) купил себе ГАЗОВЫЙ ПИСТОЛЕТ и патроны с НЕРВНО-ПАРАЛИТИЧЕСКИМ газом. Каждое утро разбирал и чистил приобретённую игрушку, а также (предварительно отсоединив магазин) производил КОНТРОЛЬНЫЙ ВЫСТРЕЛ в направлении супруги. Вот и сегодня — передёрнул затвор, вытянул руку в туалет к сидящей внутри жене и нажал на курок! Только на этот раз он чего-то напутал, патрон оказался в стволе, и жену его парализовало прямо на унитазе!..

В Средне-Уральском книжном издательстве (ради благозвучности променявшем аббревиатуру СУКИ на СРУКИ) я выпросил оформить книжку Р. П. Уоррена «Вся королевская рать». Правда, редакция работала вхолостую, готовила макеты, но денег на бумагу, чтобы их напечатать, уже не было.

 

УБИЙСТВО ВДОВЫ ПОРАДИО

Когда я в очередной раз попросил детектива Колбаскина поведать о каком-либо необычном расследовании, он полчаса распивал чаи, рассуждая, почему местная кондитерская фабрика «Конфи», выпускающая шоколад «Сказки Пушкина», не производит «Романы Толстого (или, скажем, Роберта Пенн Уоррена)», и лишь после этого фонтана излившейся из него чепухи снизошёл читательским ожиданиям.

Однажды его позвали в квартиру задушенной вдовы, фамилия которой указана в заглавии. Неподалёку от места преступления милицейский сержант уже задержал её бывшего сожителя — одноглазого рецидивиста Дм. Ухова по кличке «Топ-нога», решив, что тот вполне мог совершить подобное злодеяние. Ухов, впрочем, с самого начала заявил, что не причастен к смерти Порадио.

— Стоп, Топ-нога! — перебил его Колбаскин, — а откуда вам известно, что она пребывает в лучшем из миров?

— Всё свидетельствует против меня! — испугался Топ-нога и сжав в кулак красовавшуюся на его груди майку с надписью «ASSA», стал сбивчиво объяснять, что притопав намедни к Порадио и не дождавшись ответа на свои звонки, заглянул в замочную скважину и увидел вдову-сожительницу, лежащей на полу в прихожей.

— Верьте мне, люди! — проговорил уркаган и проникновенно посмотрел в глаза сыщику.

Почему Колбаскин всё же не поверил Ухову?

 

Чтобы найти разгадку, надо приглядеться к картинке:

расположение глазка на двери Порадио таково, что смотреть сквозь замочную скважину можно только правым глазом, а правого глаза у Дм. Ухова нет.

Дм. Ухов вёл по «Радио России» радиопрограмму «Сквозь магический кристалл», которую пристрастился слушать редакционный сторож-киновед Анашкин.

Курицына тем временем впервые позвали за границу — в Лондон на какую-то конференцию, посвящённую Солженицыну. Но не тут-то было! Чтобы походить на Солженицына, Курицын отрастил бороду и угодил в передрягу. Пограничники в лондонском аэропорту Хитроу приняли его за БОСНИЙСКОГО ТЕРРОРИСТА и пускать в Британию не захотели.

Женя Касимов опрашивал прохожих, чего им не хватает в родном Екатеринбурге?

— Мы, конечно, изменяем ему с другими городами, но всегда возвращаемся назад, как к старому мужу, — ответили женщины.

— Махатмы говорят, что Шамбала давно переехала с Гималаев на Урал, — сказали кришнаиты.

Следующая задачка ко Дню города Касимову не понравилась. Он уверял, что ракета — ФАЛЛИЧЕСКИЙ СИМВОЛ, а раз так приплетать сюда его жену негоже.

 

КОЛБАСКИН И ЛОГИЧЕСКАЯ ЦЕПОЧКА

Читая публикуемые на этих страницах отчёты о его расследованиях, екатеринбургский детектив Колбаскин (проживающий, как известно, в доме № 36 на Главном проспекте) постоянно ворчит:

— Торжество логики и здравого смысла всякий раз превращается у вас в какую-то кашу, из которой совершенно невозможно вычленить обстоятельства, указавшие разгадку. К тому же вы сознательно стремитесь запутать читателей, пририсовывая повсюду загадочные стрелки и лишние малозначащие детали... Хотя, между нами, выделить в реальном хаосе связную цепочку причин преступления и их последствий и в самом деле непросто...

Лет пять назад, накануне Дня города, ко мне обратились его устроители по весьма знаменательному поводу: после долгих лет уличного уныния они решили устроить фейерверк, но из квартиры пиротехника Гробовщикова кто-то украл запальные свечи к ракетам и петардам.

«Они не могли никуда пропасть! — причитал Гробовщиков. — Вчера вечером я самолично упаковал их в прихожей, а ночью дверь была на цепочке. Мой сосед Володя Жуков работает в дверном кооперативе и четыре дня назад установил мне цепочку надлежащего размера».

«А другие соседи знали, что у вас в квартире — форменный пиротехнический склад?» — продолжал Колбаскин, оглядывая прихожую на предмет поиска непонятно пока чего.

«Ко мне заглядывала жена писателя Касимова из квартиры наверху, предлагая запустить с балкона ракету-другую...»

«А ОРГПРЕСТУПНОСТЬ? Могла ли она приспособить ваши запальные свечи для... Впрочем, обстоятельства данного правонарушения уже выстроились для меня в некую цепочку, а с ней расследование утратило всякий запал...»

Кому Колбаскин предъявит обвинение в краже?

 

Ответ таков:

паз для дверной цепочки должен крепиться горизонтально, а не вертикально (как он изображён на картинке), в противном случае цепочка совершенно бесполезна. Значит, Володя Жуков умышленно укрепил её неправильно.

Мои задачки едва поспевали за творившимися вокруг пертурбациями.

ЦЕПИ ТОТАЛИТАРИЗМА с ЗАКРЫТОГО доселе Свердловска были окончательно сорваны, и моя знакомая художница Аня Метелёва поехала по стипендии в государство Лихтенштейн. А по возвращении обрисовала этнопсихологический портрет лихтенштейнского народонаселения.

Лихтенштейн — минималистское княжество (пл. 158 км2, нас. 16,6 тыс. чел.), объясняла Аня, однако дома княжичей — не в пример громадные, и в них принято ездить на велосипеде: захотел попить кофе — садишься на велосипед и едешь к себе на кухню (тут же неподалёку). Художники —десятая часть граждан. Во всяком случае, все её знакомые оказались представителями именно этой профессии. На обратном пути, в Италии к ней кадрился на улице ещё один субьект — художником оказался и он.

В Италии Аня посетила два десятка мест, коими любят заполонять учебники истории искусств. Но в самом Лихтенштейне выставляют предметы, мало похожие на помещённые в тех же учебниках образцы. Все лихтенштейнские художники — ФОРМАЛИСТЫ либо КОНЦЕПТУАЛИСТЫ и стремятся перещеголять друг друга в своей ереси. Являют миру распиленные (на 5 и более частей) скрипки и виолончели, байдарки и каноэ. Или произведения, созданные с помощью взрывов. Либо просто — неимоверного размера медные листы, надеясь задавить ими случайно зашедшего посетителя. 

Продолжение следует