Жизнь как есть

 

ЛУИДЖИ МУХИН И ИТАЛЬЯНСКАЯ МАФИЯ

— Откуда у вас такое имя — Луиджи? Не связаны ли вы, случаем, с итальянской мафией? — пошутил екатеринбургский детектив Колбаскин, пытаясь хоть как-то приободрить хранителя украденной из местного музея нумизматической коллекции Луиджи Мухина.

— Ах, это объясняется просто! Новые имена, появившиеся после 1917 года: ЛЕНТРОШ — Ленин, Троцкий, Шаумян; ВЕКТОР — великий коммунизм торжествует; ВИЛЮР — Владимир Ильич любит Россию; ЛУИДЖИ — Ленин умер, а идеи живы...

— А теперь поведайте обстоятельства вчерашнего инцидента?

— Налоги душат народ, подорожала квартплата... ГАЛОПИРУЮЩАЯ ИНФЛЯЦИЯ, постоянный выпуск новых дензнаков... Поэтому у нумизматов работы невпроворот. Я остался в музее, чтобы привести в порядок последние поступления... Сидел за этим столом, включив настольную лампу, и заполнял ярлычки. Как вдруг краем глаза увидел тень! Окно было открыто...

— А почему на нём нет новомодной решётки?

— Прошлогодней сметы не хватило обрешётить все помещения, а окно открыли из-за вечерней духоты... Оторвав глаза от тени, я посмотрел вправо и увидел, как кто-то выскочил на улицу, а включив верхний свет, обнаружил, что пропали ящики с монетами из драгметаллов. Даже сейчас стоимость их... а при нынешней... — Мухин, казалось, совсем потерял самообладание.

— ЕШЬ МОРКОВКУ, КУШАЙ ХРЕН — БУДЕШЬ КАК СОФИ ЛОРЕН! — неожиданно подмигнул ему сыщик.

— Что? Что вы сказали?? Что вы хотели этим сказать??? — оторопел хранитель Мухин.

— Я хочу сказать, что совсем не верю всему тому, что вы сейчас наговорили!

Как Колбаскин догадался, что Луиджи пытается нас всех обмануть?

 

Как явствует из рассказа Луиджи Мухина, в комнате горела лишь настольная лампа, а следовательно он никак не мог увидеть слева от себя тень злоумышленника, стоявшего справа у окна.

Моя старшая сестра Наташа — тоже по фамилии Мухина — работала хранителем нумизматической коллекции в областном краеведческом музее, и я с давних пор тоже подрабатывал там в реставраторской.

На музейное здание стали претендовать представители сразу нескольких религиозных общин, возжелавших его ПРИХВАТИЗИРОВАТЬ. Говорили: ВЕРНИТЕ молельные дома ВЕРУЮЩИМ! Оппоненты заявляли: церковной недвижимостью со времен Екатерины владел Священный Синод — госучреждение!..

Тогда на нас наслали богомольных старушек, которые ходили вокруг музея непрекращавшимся крёстным ходом и от избытка чувств плевались в выходивших сотрудников.

И это — лишь начало нескончаемого перечня перемен.

Из фойе УГТУ (ещё недавно — УПИ) убрали статую сталинского НАРКОМА Орджоникидзе.

Cо здания Окружного Дома офицеров науськанные журналюгами генералы соскребли гранитный профиль бывшего ГЕНЕРАЛЛИСИМУСА.

А я самолично видел, как съезд казаков, заседавший в Оперном театре, постановил снести памятник Свердлову в центре города. Вышли, накинули верёвку и стали тянуть — пока их ОМОН не разогнал.

Женя Касимов спрашивал у прохожих, как они относятся к тому, что памятник Свердлову постоянно пачкают красной краской?

— Пусть лучше этим занимаются птички, — отвечали ему.

 

СМЕРТЬ НА КРЫШЕ ГОРСОВЕТА

Узнав, что сей раз рассказ о его подвигах будет напечатан на полосе «Городские власти», екатеринбургский детектив Колбаскин (проживающий, как известно, в доме № 36 на Главном пр.) поведал мне об одном скандале, расследовать который ему довелось В КОРИДОРАХ этой самой ВЛАСТИ.

Лет пять назад решившиеся перестроиться отцы города (тогда ещё Свердловска) надумали — под предлогом реставрации — убрать с крыши здания горкома-горсовета аллегорические статуи, олицетворявшие плодородие, трудолюбие и ПРОЛЕТАРСКИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ господствовавшего ТОТАЛИТАРНОГО СТРОЯ. Благо статуи обветшали и начали опадать. Поднявшиеся на крышу вандалы к немалому изумлению обнаружили под одной из упавших статуй (это был ЧЕТЫРЕХГЛАЗЫЙ ученый, вооружённый пробиркой с СИБИРСКОЙ ЯЗВОЙ) хладное тело зам. зав. Отделом партийного строительства тов. Каргополова, пребывавшего по представлениям коллег безвременно усопшего в отпуске на холмах Грузии.

Происшествие решили было замять, но уже гулявшие по стране ВЕТРЫ ПЕРЕМЕН потребовали привлечь к расследованию самые широкие слои прогрессивной общественности. И в результате ряда взаимных компромиссов власти решили позвать на горсоветскую крышу некого ляпкина-тяпкина. Коим оказался Колбаскин.

— У кого были ключи от чердачной двери? — поинтересовался детектив, водружённый на верхотуру.

— У меня, тов. Колбаскин, — отрапортовал пом. коменданта здания по фамилии Абсорбент.— Одна мысль, одна мысль тревожит меня, — затараторил он следом, — что ключи от чердака я доверял Каргополову! Я знаком с ним ещё с тех пор, когда он учился вместе с моей женой в Высшей партшколе. Уже тогда поговаривали, что Пал Палыч подвержен лунатизму, и хотели за это исключить из КПСС!..

— Может быть по крыше Дома политпросвещения Каргополов ходил в бессознательном состоянии, — усмехнулся Колбаскин, — но сюда его труп затащили вы!

Как детектив пришёл к этакому безапелляционному заключению?

 

Ответ очевиден:

статуе учёного с пробиркой сибирской язвы неоткуда было упасть — истуканы на ближайших постаментах целы и невредимы.

Мой знакомый художник Каргополов чуть было не обиделся на меня за то, что я его ПАРТАППАРАТЧИКОМ изобразил...

Пару лет назад уральский поэт Антип Одов (он же Вова Болотов), силясь сохранить в своей отдельно взятой семье заповедник забываемой советской благодати, устроил у себя в день рождения ОБЩЕПИТОВСКУЮ пельменную — закупил два ведра пельменей, три канистры пива и большую банку майонеза, развесил дома плакаты «ХЛЕБА К ОБЕДУ В МЕРУ БЕРИ, ХЛЕБ — ДРАГОЦЕННОСТЬ, ИМ НЕ СОРИ!» и отпускал всё это пришедшим друзьям по ценам 1980 года (ОТПУСК ЦЕН был тогда самой актуальной темой).

Порция пельменей у Одова стоила копеек 20.

Следующие свои именины Одов встречал в дни ПЕРВОГО более демократично избранного СЪЕЗДА народных депутатов СССР: Гдляна и Иванова, Собчака и Казанника, Сахарова и Горби, а потому превратил их в ПАРЛАМЕНТ. Всем приглашённым надлежало прибыть в галстуках и получить на входе АККРЕДИТАЦИИ.

Другой мой друг, тоже поэт Андрей Козлов неожиданно сменил своё имя на Ананта-Ачарья-дас и стал главой местных кришнаитов, после чего привёл к нам на интервью заезжего американского гуру Индрадьюмна-Свами. А тот, уходя, подарил мне свою гирлянду из роз.

Только уж если оденешь кришнаитскую гирлянду — не снимай её! После общения с гуру нам с Дубичевым было необходимо сходить в типографию, но он категорически отказывался идти со мной в таком виде. И я, поддавшись уговорам, повесил свою гирлянду на гвоздик. Сознание Кришны тут же отвернулось от меня — чуть позже мы со сторожем Анашкиным отправились в ближайший магазин за чаем, а, вернувшись, обнаружили, что забыли внутри ключи от редакции.

Женя Касимов, поражённый засилием кришнаитов на улицах и разгулявшейся СВОБОДОЙ ВЕРОИСПОВЕДАНИЯ, опрашивал прохожих, какая вера нам всё-таки ближе?

— Не важно, — жаловались ему. — Просто трудно жить в распадающейся и ругаемой стране без какой-либо высокой идеи…

И я тоже, обложившись книгами, подрядился пересказывать пенсионерам Библию (что отразилось на обстоятельствах очередного правонарушения).

 

«КАПУСТА» ИЗ «КЛЮКВЫ»

Как всякий россиянин, екатеринбургский детектив Колбаскин не шибко жаловал клириков и клерикалов, о боге вспоминал, только почёсывая задницу, а письма подобно Вольтеру заканчивал словами: ESRASER L'INFAME — раздавите гадину!

Однажды, впрочем, ему довелось подсобить служителям культа вернуться на стезю добродетели — на дорогу, ведущую к известному журналистскому штампу.

В самую ночь перед Рождеством к Колбаскину заявились два иеромонаха — Варавва и Варсонофий — из Храма ... (церковная цензура) на Крови, оприходовавшего также близлежащее ИТК строгого режима, и затараторили на пару (как Лившиц и Левенбук из популярной недавно «Радионяни»):

— Пожертвования на ремонт храма...

— ...у нас хранились в потайном месте...

— ...под амвоном, где лежат все наши...

— ...дикирии и трикирии...

— ...а также остающиеся...

— ...просфоры и елей...

По подозрениям иеромонахов, причащавшиеся ЗЭКИ грабанули КЛЮКВУ, спёрли церковные деньги, а заодно всю — говоря мирским языком — ФИНАНСОВУЮ ОТЧЁТНОСТЬ. Под опрокинутым амвоном осталась только промокашка, по отпечаткам на которой милиция установила общую сумму украденного.

Даже видавшие виды вертухаи из ШИЗО, с началом РЕФОРМ вышагнувшие из партячеек в церковное лоно, поразились подобному БЕСПРЕДЕЛУ. Воровские авторитеты и рецидивисты — словно рядовые СЕКСОТЫ — строем пошли исповедоваться:

— Да что вы! Что вы!.. Нешто мы не понимаем!.. Нешто не разумеем, что можно, а чего нельзя!.. — Но выйти на след грабителей так и не удалось.

— С вашей покражей всё ясно как белый день... — промямлил Колбаскин, выслушав причитания иеромонахов и вновь раскрыв купленную вчера в «Академкниге» комментированную Библию:

— ...или как то, что никакого ИЕГОВЫ (yehowa), переводимого здесь как «Господь» в природе не существовало. Сие неправильная огласовка имени племенного иудейского бога ЯХВЕ, приданная ему МАСОРЕТАМИ (древнейшими богословами-толкователями традиции — МАСОРЕ). Впрочем, и ЯХВЕ (yahwa) тоже никогда не было. Это лишь условно принятое произношение «непроизносимого» имени бога — yhwh — т. н. ТЕТРАГРАММАТОНА (т. е. «четырёхбуквия»). Непроизносимо оно потому, что в древнееврейской письменности записывались лишь согласные звуки и всякие там титлы. А стало быть какое-нибудь СТЛ могло обозначать и СТУЛ, и СТОЛ, и СТАЛ, и СТАЛЬ, и СТИЛЬ, и СЕЯТЕЛЬ. Масореты же ошибочно огласовали yhwh гласными из АДОНАИ...

Закончить Колбаскину не дали. Преступники ... и ... (церковная цензура), пораженные глубиной его кругозора и низостью своего падения, изобличили себя сами и сдались в руки правосудия.

Попробуйте вопреки проискам ... всё же догадаться, кто спёр церковный общак?

 

Две девятки на промокашке написаны совсем не так, как это выглядело бы в зеркальном отражении, а значит Варавва и Варсонофий её подделали.

Сейчас такие догадки не очень. А тогда были вполне уместны…

Директорша екатеринбургской картинной галереи, куда привезли выставку восковых скульптур, не знала, можно ли ей теперь экспонировать Иисуса, Иуду и Марию Магдалину. И отправилась за советом в епархиальное управление.

— Правильно сделали, что пришли! — обрадовались ей. — Давайте мы будем проверять на лояльность все ваши выставки…

А нас с Дубичевым позвали сначала на юбилей «Академии барона Брамбеуса» (друга Казановы, Руссо и Песталоцци), а потом учреждать городское Филармоническое собрание.

Однако собрание оказалось кислым.

Отчего заметку о данном мероприятии я завершил фразой:

«Размеренное течение вечера несколько оживило выпавшее у одного из организаторов блюдце…»

После этого из означенного собрания мы были с позором изгнаны, а в «Вечернем Екатеринбурге» напечатали ответный фельетон, где меня выставили алкоголиком, неудовольствовавшимся филармоническим чаем.

Ещё одно забавное наблюдение того времени:

через полчаса после начала концертов в филармонии, в 19.00, у многих слушателей начинали тирлиликать на разные лады электронные часы (всякие там ПЕЙДЖЕРЫ и МОБИЛЬНИКИ ещё не были известны). Причем, с разнобоем в две-три минуты.

Лето заканчивалось, следующая задачка печаталась в спецвыпуске для садоводов.

 

ОГУРЦЫ-УБИЙЦЫ

— Зечбуресь! — сказал мне при очередной встрече екатеринбургский детектив Колбаскин (проживающий, как известно, в доме № 36 на Главном проспекте), и я догадался, что он вновь вспоминает удмуртку Лизу из № 21, первую (и пока единственную) женщину, сумевшую арендовать уголок в его сердце.

Я воспользовался тем, что Колбаскин настроен на сентиментальный лад, и попытался выпытать у него подробности единоборства с бандой солженицына местного преступного мира (гения зла, подлинное имя которого мы пообещали назвать в № 25).

Глубокая морщина рассекла лоб детектива, но уже через миг он овладел собой и, решив отвлечь меня от заветной темы, стал предлагать рассказы об иных расследованиях:

— ...о миротворческом минировании театра оперы и балета в 1985 году, о писаке с водяным пистолетом, или о попугае, повторявшем слово ПРИВАТИЗАЦИЯ? Или, хотите, я расскажу вам, как заставляю свою кошку есть сметану? Было в моей практике и садоводческое дело — о нашествии огурцов-убийц!

— Только обещайте, что в № 25... — попытался я перебить Колбаскина.

Однако детектив уже торопился рассказывать очередной детектив:

— Жил-был в 1975 году кандидат биологических наук Почкин-Прививкин, которого за страсть к Orchidae друзья прозвали Фалепопсисом, и у которого неподалёку от Шувакиша была дача с участком в сколько-то там соток. С наступлением осени семья Почкина-Фаленопсиса перебралась на городскую квартиру, а сам он постоянно возвращался на дачу, дабы спорадически снимать в своих парниках урожай огурцов, которые любил не меньшее Orchidae и которым прививал неизвестные овощеводчеству экзотические культуры.

Очередная подобная поездка (в канун Нового, 1976, года) оказалась для Фаленопсиса последней. Почкиным позвонил их сосед по даче Репьёв и сообщил пренеприятнейшее известие...

Уже при приближении к даче милиция обнаружила нечто необычное: весь снег вокруг в радиусе 10 метров был завален замёрзшими огурцами неимоверной длины. А сам Фаленопсис покоился на закрытой веранде с проломленным черепом. Рядом лежал ещё один, окровавленный огурец и том 1 (А-Е) «Сельскохозяйственной энциклопедии», предусмотрительно раскрытый кем-то на стр. 93.

— Вся округа обеспокоена нашествием огурцов-убийц! — воскликнул Репьёв, увидев Колбаскина. — Фаленопсис позвонил мне перед смертью и прохрипел буквально следующее: «Листья очередные, в очертании треугольно-яйцевидные... 3-5-лопастные или 5-угольные... при основании сердцевидные... зубчатые... щетинисто-волосистые... Цветки однополые, венчик яично-жёлтый... тычиночные цветки пазушные...» Это были его последние слова. Несмотря на мороз, я прибежал сюда и попытался заглянуть внутрь. Но окна на веранде замёрзли. И только когда я продышал во льду дырочку и посветил внутрь фонариком, то смог увидеть это леденящее душу зрелище...

— Что сказать? — перебил его Колбаскин. — ВЕЙСМАНИСТЫ-МОРГАНИСТЫ в убийстве Почкина-Прививкина неповинны...

На какой из огурцов пало подозрение Колбаскина?

 

Оконное стекло замерзает изнутри, а потому снаружи продышать в нём дырочку невозможно (позднее выяснилось, что Репьёв убил Почкина-Прививкина потому, что тот застал его за воровством редких сортов Orchidae, тех самых мильтоний и фаленопсисов).

Orchidae перекочевали сюда из Ниро Вульфа (который считался незаконнорожденным сыном Шерлока Холмса и был назван созвучно с ним: Sherlock Holmes — Nero Wolfe).

А на следующей неделе на гастроли в Екатеринбург нагрянул Олег Табаков, и мы большой компанией направились брать у него интервью. Поглазеть на живого Кота Матроскина.

— Шерлок Холмса я сыграть не мечтаю, — сказал мне политически ангажированный Табаков, — я мечтаю о Гоголе, Горьком и Салтыкове-Щедрине, потому как они ещё тогда описали безобразия, происходящие ныне на заседаниях Верховного Совета СССР!

Женя Касимов, обычно самоудовлетворявшийся упоминанием знакомцев, с которыми выпивал, учась в Литинституте, на сей раз всю дорогу помалкивал. Табаков вспоминал своих друзей из театрального мира (от Ежи Гофмана до Гоги Товстоногова), но никто из перечислянтов Касимову не был известен.

Самым большим другом Касимова был поэт А. Ерёменко — МАТАМЕТАФОРИСТ.

— А вот вы Лебедева упомянули... — защебетал он вдруг полным елея голосом, вклинившись-таки в разговор (кусок про Лебедева абзацем выше я вычеркнул), — ...это не Евгений Николаевич Лебедев?..

— Конечно, — ответствует Табаков, — Лебедев Евгений Николаич!

— А я ж учился у него... — касимовское лицо расплывается в огромную масляную улыбочку с маленькими щёлочками для глаз.

— Ну вот, видите как!..

— ...в Литинституте... — продолжает Касимов и добавляет, что Евгений Николаевич Лебедев преподавал ему физкультуру...

— ЕВГЕНИЙ НИКОЛАЕВИЧ ЛЕБЕДЕВ?.. — недоверчиво переспрашивает Табаков.

— Евгений Николаевич Лебедев! — подтверждает Женя.

— Ребята!.. Это ЕВГЕНИЙ НИКОЛАЕВИЧ ЛЕБЕДЕВ!.. — Табаков сокрушённо раздувает щёки. — Актёр БэДэТэ!..

— А-а-а-а-а!!! — вопит Касимов, а мы с Дубичевым довольно над ним подхихикиваем.

— Что ж вы меня пугаете-то?!. Женя Лебедев — это деверь Гоги Товстоногова! У меня аж мозги сдвинулись насторону!.. — Мы вместе хохочем: каждому — своё.

Расшифровывая вечером интервью, я восторгался своему мастерству в незнакомой совсем недавно профессии. Надо же, как легко заезжую знаменитость на откровенность раскрутил. Табаков выложил передо мной всю свою жизнь, а также подробности первой любви, случившейся у нас в Свердловске. Захожу на кухню — и слышу по радио те же самые признания, слово в слово... Только тут до меня дошло, что люди, которые каждый день дают интервью подобны заезженным пластинкам. Все ответы у них давно заготовлены.

 

«ЛАПЫНДРА» ИЗ «ТАБАКЕРКИ»

В дни гастролей Театра Табакова (прозываемого ТАБАКЕРКОЙ) с екатеринбургским детективом Колбаскиным произошло такое вот происшествие.

Колбаскин был в гостях у заезжего поэта Саши Ерёменко — в № 22 гостиницы «Свердловск» (которую почему-то до сих пор никому не пришло в голову переименовать в «Екатеринбург») — когда за стеной прогремели выстрелы.

— А-А-А!!! — завопил им вослед фарфоровый женский голосок. — А-А-А-А-А-А!!!!!! Спасите-помогите!!! Убивают!!!

НЕ МЕДЛЯ НИ МИНУТЫ или НЕ РАЗДУМЫВАЯ НИ СЕКУНДЫ, Колбаскин перемахнул чрез балконное ограждение и оказался в соседнем номере.

— А-А-А!!! — завопил тот же голос, когда детектив шагнул внутрь. Принадлежал он лежавшей на полу прекрасной незнакомке — прекрасно известной миллионам телезрителей актрисе А.

— Убивают-насилуют!!! — снова затараторила она, уставившись на Колбаскина. — Он набросился на меня, как Паук на Муху-Цокотуху! Я отбивалась, как могла! Он увидел, что не в силах сломать моего сопротивления! И решил убить меня, чтобы я не смогла опознать его на суде!.. Пистолет «стечкин»!!! Пули «дум-дум»!!! Калибр исчисляется в долях дюйма!!! Я пяткой выбила у него пистолет! Они кинулся к двери и скрылся за нею! Сообщите в службу безопасности отеля!

— Полагаю, вам больше подойдет журналист Дубичев, обозревающий на «4 канале» скандалы недели и уже поджидающий в холле?.. — покачал головой детектив.

Почему Колбаскин не поверил всенародной любимице?

 

Если бы кто-то действительно выбежал за дверь, то лежащие перед ней предметы были бы отодвинуты в сторону (дверь, как видно из картинки, открывается вовнутрь). Эту маленькую деталь не учла актриса А., инсценируя нападение на себя.

Вслед за Олегом Табаковым в Екатеринбург нагрянули потомки царей Романовых, и Женя Касимов опрашивал прохожих, как они относятся к восстановлению монархии.

— Положительно. Но только, чтобы царь сразу ушёл на заслуженный покой. Как в Англии!

А Дубичев повадился излагать на «4 канале» более нетривиальные сплетни, какие в тот момент приходили ему на ум. По большей части — из собственной позавчерашней жизни. Например, про то, как мы были в гостях у тележурналисток Тамары Б. и Василины Д. и на прощанье разрисовали выступающие из декольте элементы их туловищ. Бояться косого взгляда жены ему не приходилось, ибо транслировали это в 6 утра (когда все нормальные люди спят), плюс к тому летом Ксения пребывала на даче, где телевещание отсутствовало.

Именно Дубичев свою жену ЛАПЫНДРОЙ называл.

Всё бы ничего, да только на следующее утро мы собрались с замредактора Егоровым ехать в Уфалей ЛОВИТЬ РАКОВ, потому Дубичев с вечера зачем-то привёз Ксению домой. А наутро проснулся непомерно рано, включил телевизор и жену толкнул в бок: посмотри-де на мою телевизионную ипостась. Разбудил и обомлел: вспомнил, что он вчера рассказывал про то, как мы девиц разукрасили!

Лежит ни жив, ни мёртв, слушает собственные откровения, как он проводит время, пока жена на даче. Лицо у Ксении вытянулось — почаще нужно мужнины телевыступления слушать! — да и только... Как такую телезвезду бросишь?..

Егоров, Уфалей и УРАЛЬСКАЯ РЕСПУБЛИКА фигурировали в следующей задачке.

 

Окончание следует