Иногда я испытывала восторг, иногда – раздражение, иногда мне было так хорошо, что все незнакомые люди на улице казались мне старыми друзьями. Но ведь так и должно быть на другой планете?

Когда-то я возвращалась из Англии самолетом, который летел в Токио с остановкой в Москве. Получив багаж, я не досчиталась одной сумки. Потом оказалось, что она по ошибке улетела в Токио. Я даже поняла почему – на сумке были нарисованы иероглифы, наверное,  это сбило грузчиков с толку.

Она, моя сумка, вернулась через день-два. Я поехала в Шереметьево забрать (встречать?) ее… Ну вот, сумка, ты побывала в Японии, подумала я. А мне это совершенно не светит. Никогда.

Никогда не говори «никогда».

Должно было пройти много лет. Дочка моей давней подруги Татьяны, Лена, должна была вырасти, поехать в Японию, познакомиться с японцем и выйти за него замуж. Для того чтобы я попала в Японию…

Когда-то я учила японский. Для чего? Уже не помню. Для меня характерно иногда совершать какие-то бессмысленные поступки. Девочки вокруг учили французский  или итальянский. А я пыталась овладеть катаканой и хираганой. До иероглифов не дошла, сломалась. Где-то, закопанный в шкафу, спит среди книг мой учебник японского…

Странно. Но вот. Я лечу. В Японию.

Сон, явь?

Я начала осознавать, что это явь, только когда за окном вдруг появилось чудо – ибо ничем кроме чуда быть не могло. Это была она, Фудзи. Или, как уважительно называют ее японцы, Фудзи-сан.

Мне повезло, сказали мне потом. Ее редко можно сфотографировать из окна самолета – обычно она  закрыта облаками. А тут облака лежали внизу, мы летели выше – и перед моими глазами вдруг выросла эта величественная заснеженная гора. Она парила в небесах.

Я никогда не понимала, почему японские поэты без устали воспевали, а японские художники –  рисовали Фудзи. Кажется, Хокусаи сделал 100 картин с ее изображением.

Одного мига было достаточно, чтобы понять. Но он длился минут десять – пока самолет не повернул и не пошел на посадку.  Казалось, прямо в океан.

Туман и осенний дождь.

Но пусть невидима Фудзи,

 Как радует сердце она.

 Басё

Когда из бухты Таго на простор

Я выйду и взгляну перед собой,

Сверкая белизной,

Предстанет в вышине

Вершина Фудзи в ослепительном снегу.

Ямабэ-но Акахито

 

                                                                       ***

Лена с мужем живут в  пригороде Инуямы, практически в деревне. Но это такая потрясающая «деревня», на нашу совершенно непохожая. Прекрасные дома, прекрасные сады. У калитки неизменно – японская сосна, искривленная так, что у нее развивается только одна ветка под определенным углом. Для этого  ветку искривляют, фиксируя ее положение на разной высоте бамбуковыми палками, которые крепят к земле. А где-то рядом непременно яркое пятно красного клена и внизу – аккуратно обрезанные шарики самшита. Остальное может варьироваться как угодно – цветочные клумбы, желтые плетущиеся розы или даже сирень…

Если пройти подальше, вглубь, появляются и огороды – прополотые с почти маниакальной аккуратностью, в некоторых – каждое растение завернуто в кусок пленки, и она прижата к земле камушками. На огородах копошатся немолодые японки в конических соломенных шляпах. 

Я вспоминала свою заросшую дачу с травой в человеческий рост и вздыхала.

Дом Икухиро и Лены – часть таунхауза с отдельным входом. Внизу гостиная, объединенная с кухней и ванной, вверху – две спальни. Потолки невысокие. Пространство довольно тесное, они собираются переезжать в более просторный дом, пока это не получается. Обычная мебель, но огромный современный плоский телевизор, который занимает чуть ли не полгостиной. Перед домом тоже ограждено небольшое пространство, где  у Лены велосипед и несколько горшков с растениями – мини-садик. Мини-садик в Японии положено иметь всем. Читала, что в Токио даже бомжи, которые имеют раскладные домики, устраиваясь на ночлег где-нибудь у канализационной решетки, рядом ставят горшочек с цветком или крошечным деревцем – небольшой переносной садик.

Как я завидую тебе!

Ты высшей красоты достигнешь

И упадешь, кленовый лист!

Сико

О кленовые листья!

Крылья вы обжигаете

Пролетающим птицам

Сико

                                                                                   ***

Сразу по приезде нас повели ужинать во французский ресторан, хозяйка которого, изящная японка средних лет,  дружна с Леной и Икухиро. Я посоветовалась с Леной, что надеть – брюки или юбку.

-Надевай брюки, - подумав, сказала она. - Вдруг придется сидеть по-японски, в брюках удобнее.

Перспектива привела меня в ужас, но сидели мы на нормальных стульях, по-европейски. Хотя в ресторане было несколько залов – и были в чисто японском стиле, с раздвижными бумажно-решетчатыми стенами. Там стояли стол и стулья с укороченными ножками, или вообще вместо стульев лежали подушки.

Впрочем, принятие пищи подобным образом постепенно отмирает – даже в провинции. Лена рассказывала, как она была на каком-то мероприятии, и молодые японки то и дело вставали и разминали ноги. Но были две пожилые женщины. Они весь вечер провели опустившись на колени и не шелохнувшись. Старая закалка.

При входе мы сняли обувь. В Японии вообще ты каждый момент должен быть готов это сделать. В ресторане, в храме, в маленькой лавочке…

Так что ноги всегда должны быть безупречно чистыми и ухоженными…Многие ходят в носочках. Они продаются на каждом углу, обычные или вывязанные с отдельным большим пальцем (или даже всеми пальцами).

А ступни –  не пачкаются. Полы – везде – вымыты до блеска и словно отшлифованы. Особенно это чувствуешь, когда они деревянные, а дерево в Японии любят…

В глубине ресторана был внутренний дворик изумительной красоты с садом. Бежали ручейки, обегая карликовые сосны и прочие прекрасные растения. Мы с Татьяной застыли в восхищении.

Из комнаты, где мы ужинали, открывался прекрасный вид на внутренний дворик. Я открыла окно. Было уже темно, но из маленьких ресторанных залов, огибавших сад с трех сторон, струился таинственный свет и подсвечивал сад.

Хозяйку ресторана звали Лейко. Она никогда не выезжала из своего родного города, кроме одного раза, когда она была в Париже.

Никто не называл ее по имени, ей это не нравилось.

Все звали ее Мадам.

Мадам жила в новом многоэтажном коричневом доме на берегу реки. Он был один такой, и куда бы мы потом не ездили, его было видно отовсюду.

В саду, где раскрылись ирисы,

Беседовать со старым другом своим –

Какая награда путнику!

Басё

 

                                                              ***

Инуяму и Ленину «деревню» разделяет река Кисо. Я ходила в город через мост по велосипедной тропинке. Слева виднелся настоящий, большой мост с пешеходной дорожкой, но мне было лень каждый раз идти туда. Посередине я останавливалась и смотрела вниз – из небольшой плотины вода вырывалась и мощным потоком устремлялась направо, к горе,  которую река огибала и куда по вечерам скатывалось  солнце.

На вершине горы был замок, домик сёгуна, как его все называли. На него можно было идти как на маяк. А подальше, за горой – буддийский монастырь. Туда я себе наметила добраться попозже.

Я гуляла по городу – по старинной улочке, где были разные маленькие магазинчики со сладостями, тканями, одеждой, старинным грубым фарфором. Особенно мне нравился «блошиный» магазинчик, где можно было отыскать всякие интересные вещи – старые бумажные фонари, разрозненные квадратные или круглые тарелочки, блюдечки, стаканчики, разрисованные иероглифами и картинками на сюжеты японских преданий. Я там купила круглую длинную картину с иероглифами, нарисованную на куске бамбука большого диаметра. Наверное, это был очень старый бамбук. Я такой толстый не видела.

Иероглифы меня завораживали. Они были везде.  Ими были разрисованы полотнища и занавески, бившиеся на ветру, столбики иероглифов толпились на деревянных табличках у входа в дома, все газеты и книги, все витрины были заполнены загадочными иероглифическими надписями…

Иногда у меня сдвигалось что-то в голове, и мне начинало казаться, что я попала в какой-то иной мир... Тем более что объясниться с японцами было очень трудно. Их английский, если даже кто-то говорил по-английски, был очень странный, я почти ничего не понимала из того, что они говорят – в японском нет некоторых звуков, например, буквы «л», вместо нее они произносят «р» или вообще ее опускают.

Кстати, у японцев «несколько языков». Различаются они и тонально, и лексически. Есть «домашний» язык, есть «официальный», рабочий. В общении с друзьями используется «нечто среднее» между домашним и официальным языком.

И есть женский язык и мужской. Мужской – грубоватый.  Женский – нежный, щебечущий. Женщины вообще нежные-нежные. Ласково чирикают. Ласково смотрят. Подойдут и сами предложат сфотографировать на фоне какого-нибудь памятника. Татьяна в Универсал-студии поехала на американских горках кататься, страху натерпелась, аж трясло ее, незнакомая рядом сидевшая японка взяла ее ладони в свои, подержала, лопоча что-то ласковое-ласковое…

Лена так  говорила с мужем.  И по телефону. Потом она вешала трубку и громко и резко по-русски кричала на сына: - Рома, ты опять забыл, что к тебе должен был прийти учитель японского языка? Кому я говорю? Я запрещу тебе играть в футбол!

 Рома – сын Лены от первого, российского, брака. А от Икухиро у нее родилась прелестная девочка Аюми, ей два годика.

Ругалась Лена только по-русски. А когда Икухиро возвращался с работы, семья садилась ужинать, и над столом будто звучала тихая нежная музыка – это Лена рассказывала мужу, как она провела день.

Как хорошо,

Когда, созерцая в тиши горы и воды,

Неизменно милые сердцу,

По знакомой тропе пройдёшься.

Татибана Акэми.

Как хорошо,

Когда и жена, и детишки

Рядом с тобой

Дружно сидят за столом,

Головы к чашкам склонив.

Татибана Акэми

                                                                     ***

 

Подруга моя Татьяна фанатка бань. Особенно японских. Зазвала меня в Японию, чтобы мы вместе ходили в японские бани. Хоть каждый день.

Я бани не люблю. После парной мне плохо, в обморок падаю. Но хоть раз сходить обещала. И вот мы отправились. Лена купила нам билеты, вручила какие-то пижамы. Велела сначала эти пижамы оставить в шкафчиках, надеть их потом, когда отправимся греться на камнях.

Предбанник был как везде, ряды шкафчиков. Мы разделись и прошли в зал, где, прежде чем принимать ванны с водой из горячих источников, надо было помыться. Два ряда зеркал со «столиками» и пластмассовыми стульчиками, на которых сидят и намыливаются женщины. Моют голову и расчёсывают волосы – на столиках прикреплены души со шлангом и стоят шампуни. Можно было при очень большом воображении  вообразить себя актрисой в гримёрной.

В зале было несколько ванн разного размера с минеральной водой 44, 45, 46 градусов, большие или узкие, на одного человека, с массажными струями, которые били в позвоночник, когда ложишься. В конце был бассейн с водой градусов на 18. И тут же стоял большой чан с такой же холодной водой, откуда модно было зачерпнуть ковшом воду и облиться, если не хватало духу лезть в бассейн.

Я заглянула ненадолго в парную. Всё там было как обычно – кроме того, что взгляды всех, кто был в парной, были устремлены в телевизионный экран, огромный, почти  в полстены.

Раздвигающиеся двери вели в сад на крыше, где тоже были ванны и чаны с горячей водой различного размера.  Особенно мне понравились ванны-кресла, в которых можно было сидеть полулежа, горячая вода бежала по животу и ногам, а колени и плечи торчали наружу и овевались прохладным ветерком. Так было нежарко. Вместе с мамами я увидела тут и довольно взрослых мальчиков, лет десяти. Странно, подумала я. Впрочем, в современном мире…

Самое прекрасное было потом. Мы оделись в пижамы, которые нам выдали на входе, и вошли в специальную залу с приглушённым светом. Она была разделена на несколько частей невысокими перегородками, где полом служили камни, и полудрагоценные тоже – халцедоны, кварцы и так далее.  Пол из розовых камней. Из белых. Из желтых. Там можно было сидеть, лежать или ходить. Для лежания под голову подтягивался деревянный валик, а под спину – бамбуковый коврик.  В одном отсеке были разноцветные, будто отполированные морем, только не шершавые матовые, а блестящие гладкие камни, напоминавшие любимые мной когда-то в детстве камушки-конфеты, только более крупные.  Люди там не лежали –  вставали на колени, и колени проваливались, и трудно было выбраться – приходилось  барахтаться в разъезжавшихся камнях. За закрытыми дверьми – справа и слева – были ещё две комнаты, где было очень жарко, как в парной. Жарче всего было в комнате, где стены и потолок были выкрашены в чёрный цвет, а под ногами были насыпаны чёрные камни.

Время было не лимитировано – можно было находиться в зале камней и медитировать час, два – хоть до закрытия. Мы вышли и тут же, у входа, купили по пластиковой бутылке минералки, вернулись и долго сидела на камнях, отпивая воду медленными глотками… И сквозь нас, наши тела, пальцы, мысли  медленно протекала вечность…

 

                                                                        ***

 

В день, когда Мадам запланировала отвезти нас в Такаяма, старинный прихрамовый город,  шёл дождь. Он то затихал, то начинался снова. Я думала, что поездка отменится, но этого не случилось. Мы долго ехали в горы, в «Японские Альпы», как сказала Мадам. Мадам вела машину свободно и уверенно. Она вообще была прекрасна, в стильном черном брючном костюме, делающем ее ещё более стройной.

Меня поразило, как ухожен каждый кусочек этой прекрасной страны. Все склоны гор пронизывала дренажная система,  вода отводилась по трубам, чтобы склоны не размывались. Откосы были укреплены мешками с песком, кое-где бетонировались. Казалось, подстрижено каждое дерево и каждый куст, хотя бы вдоль дороги. Время от времени мы погружались в тоннель, особенно длинный был уже перед самой Такаямой. Между двумя островами, Кюсю и Хонсю, теперь тоже есть тоннель, сказала Мадам. Такой, как через Ла-Манш, только автомобильный.

Здесь было холоднее, чем внизу – сакура была еще в цвету.  Розовые облака проносились мимо – это мы летели мимо розовых облаков…

Наконец, мы приехали в Такаяму. Мадам позвонила куда-то по мобильному, и вскоре после этого к нам подошли два странно одетых улыбающихся человека. Оказалось, что это рикши. Они повезли нас по «музейным» улочкам. Рикша-гид вез нас мимо различных магазинчиков и художественных галерей, немного рассказывая по-английски о том, мимо чего мы проезжаем и о старых обычаях. У входа в некоторые дома стоял стол с множеством разных бутылочек, а вверху висел соломенный шар. Это шар из рисовой соломки, объяснил рикша. Здесь делали сакэ, а рисовый шар вывешивался, когда сакэ было готово. Тут же стояли ряды разноцветных пузатых бочонков, разукрашенных различными иероглифами – потому что сортов сакэ довольно много. Каждый район производит свои местные сорта; они отличаются своим, неповторимым, вкусом, который зависит от качества риса и воды, а также от процесса брожения.  Сакэ можно пить подогретым – им хорошо согреваться зимой. Есть сорта сакэ, которые надо пить охлажденными, тогда оно похоже на вино…

Узкий высокий дом без окон оказался гаражом для высоких повозок, силуэтами напоминающих многоярусные японские храмы.  Их вывозят на площадь в дни специальных праздников. Туда набивается детвора, и, чтобы развернуть такую повозку надо несколько десятков мужчин. Самая верхняя часть повозки называется каракурин. Там, на вышке, под стеклянным колпаком разыгрываются сценки национального кукольного театра.

Мы отведали саке, а потом, в другом доме, попробовали суп  мисо (из перебродивших соевых бобов), запаслись сувенирами ручной работы, сделанными местными ремесленниками. Хорош был фарфор под старину – серовато-голубоватых тонов, нарочито грубоватой, иногда неровной формы.  Дождь всё шел – у каждого магазинчика стояли корзины, куда японцы при входе складывали свои зонты-трости. Выйдя, все брали их и шли дальше.

Обедали мы в якинику-сан – заведении, где жарят мясо. Мы сели за стол, в котором с двух торцов были решетки, под которыми были жаровни, и мы постепенно поджаривали кусочки принесённого нам «мраморного» мяса, захватывая его палочками. Мясо такое, с большим количеством белых жировых прожилок, потому что коровам в Японии негде гулять, сказала Мадам. Я не поняла, шутит она или говорит правду. К мясу нам принесли несколько соусов, несколько разной формы тарелочек с крошечными кусочками разных овощей. Миску с супом, закрытую крышкой. И, конечно, большую чашку риса – рис сопровождал любую трапезу.  И маленькие кувшинчики с сакэ.

Выйдя из ресторана, мы направились к машине. Я спросила Мадам, можно ли в Японии пить, когда ты за рулём. Можно, сказала она. Скажем, пару кружек пива. Но японцы редко  это делают. Если вдруг произойдёт авария, а ты хоть немножко выпил, страховая компания тебе не выплатит хоккин (страховку).

И, улыбнувшись, села за руль.

Мадам была восхитительна.

И она пригласила нас в гости к себе домой на следующий вечер.

С ветки на ветку тихо сбегают капли…

Дождик весенний.

Басё

Весна уходит,

Но в нерешимости медлят

Поздние вишни.

Бусон

Небо с землёю

Соединились в зыбком сплетении –

Наплывший с моря туман

Проник в цветущие кроны

Сакуры горной.

Акико Есано

Как ласкает слух

Расчудесный этот звук

«Буль-буль-буль-буль-буль» -

И из бутылочки полилось

Струйкой тоненькой саке…

Татибано Акэми

                                                                       ***

 

Утром мы отправились в Нагою. Нагоя –  четвертый крупный город Японии, и на поверхностный взгляд мало чем отличается от любого европейского крупного города

(кроме того, что везде иероглифы и японцы). И метро в Нагое есть…

Мы побывали в Музее искусств, экспонаты которого были переданы в дар городу представителями знаменитого семейства Токугава и его замок, который когда-то был резиденцией и военной штаб-квартирой клана. Народу было много. Японцы любознательны.

Потом – обедать.

Еда для японцев – священнодействие. Они не едят, они вкушают. Единственные очереди, которые я видела в Японии – это очереди в популярные ресторанчики. Конечно, европейцу, не владеющему японским, заказать блюдо трудно, но почти все заведения выставляют на витринах пластиковые или восковые муляжи предлагаемых блюд – или предоставляют меню с такими прекрасными «вкусными» фотографиями, что сразу  начинают течь слюнки, и дождаться, когда ты сможешь попробовать эту красоту просто нет мочи!

И вот приносят несколько тарелочек разной формы (главное блюдо чаще всего на длинной узкой тарелке), и в каждой из них – произведение искусства. Как обидно  разрушать всё это! Берем палочки… Нижнюю захватываем двумя пальцами неподвижно… Верхняя скачет и разрушает всю эту красоту – маленькие ломтики  разноцветных овощей, приправленных васаби, взбитую пену тончайших  дайконовых нитей, плоские срезы кусочков сырой рыбы… Труднее всего есть рис, но иногда он сварен так,  что разваливается на небольшие комочки, который палочками легко подхватить. Рыба потрясающая, свежайшая. Она просто таяла во рту…

Ради нас моллюски и рыба

Отдают себя бескорыстно

Нам в пищу.

Рёкан

                                                                    ***

 

Как я и предполагала, квартира Мадам была абсолютно современной, обставленной обычной европейской мебелью. В гостиной, у телевизора, был абсолютно современный предмет – огромное черное массажное кресло. Мы забирались в него по очереди, расслаблялись, нажимали кнопку, а оно двигалось,  Лоджия выходила на реку – и напротив, на горе, подсвеченный, виднелся домик сёгуна. Вид просто непередаваемой красоты. Не забыть никогда – изящный силуэт Мадам на балконе рядом со мной, домик сёгуна на горе, лунную дорожку на воде… Кроме нас, в гостях у Мадам была еще немолодая художница. Одна из картин ее висела на стене в гостиной. Вязь иероглифов необыкновенной красоты.

Угощение было совершенно не японским – обычный европейский легкий фуршет.

Уходя, мы долго раскланивались. Хотя, как мне показалось, японский обычай без конца кланяться друг другу постепенно уходит в прошлое, во всяком случае, на бытовом уровне.  Но в сфере обслуживания он еще сохраняется. Без устали кланяются продавцы. Контролёр в поезде кланяется, когда заходит в вагон, когда проверяет билет и когда выходит из вагона (для этого ему приходится развернуться). Как-то я ехала в вагоне одна. Вошёл контролёр. Он поклонился мне – когда вошёл. А когда выходил – повернулся и поклонился…пустому вагону – я сидела спиной, но увидела его в зеркало.

Перед сном я вышла во двор. Дом Мадам, многоэтажная коробка, был виден и отсюда. Было полнолуние, и прямо над ним висел ясный, яркий  диск луны – только иногда набегавшие тучки делали ее нижний край не таким четким. Яркий, мощный лунный свет, казалось, освещал все окрестности. Картина была столь хороша, что я смотрела на луну, затаив дыхание и боясь пошевелиться. Она притягивала меня, как магнит. Казалось, еще немного – и меня приподнимет над землей и потянет вверх… А тишина была такая, что мне показалось, будто я на какое-то время оглохла.

Не съездить ли мне на синкансэне в Токио, подумала я. Или не стоит? Я представила огромный, наполненный небоскрёбами и иероглифами мегаполис. Разными небоскрёбами. И разными иероглифами. Мистическими и загадочными. Непонятными. Белыми на красном. Черными на белом. Красными на черном…

Нет. В Токио – когда приеду в следующий раз… И как я буду в нём ориентироваться?

Там ведь нет домика сёгуна. И дома Мадам…

Тихая лунная ночь.

Слышно, как в глубине каштана

Ядрышко гложет червяк.

Басё

Так легко-легко

Выплыла – и в облаке

Задумалась луна.

Басё

В небе такая луна,

Словно дерево спилено под корень:

Белеет свежий срез.

Басё

 

 

                                                                         ***

 

Киото, древняя столица. Особый город, заранее захватывает дух. Вот они, многослойные крыши мал мала меньше…

А вот и знаменитый Золотой храм – прекрасный, изысканно-строгий, отражающийся в озере-зеркале. В озере островки с изящно изогнутыми соснами. Неправдоподобно красиво. Вокруг – прекрасный сад. У небольшого киоска толпятся люди, покупают обереги – что-то такое маленькое квадратное, что лежит в белом конвертике с иероглифами.

-Покупайте, - говорит Лена. – Если где покупать, то здесь, в священном городе. Какой вам?

Я не знаю. Я не очень во всё это верю, но… священный город….

-Давай для здоровья, - говорю я.

Она выбирает и даёт мне конвертик. В нём фиолетовая штуковина, на которой нарисована золотая пагода.

-Для здоровья и долголетия, - говорит она.

-А нельзя просто для здоровья? – спрашиваю я. Долголетие меня как-то пугает…

-Нельзя, - говорит Лена. – Нету без долголетия. Это ж Япония. Японцам нравится жить долго-долго…

Потом мы пьем зелёный чай, участвуя в каком-то сокращённо-туристском варианте чайной церемонии, и выходим из сада, идём вниз по дороге, заполненной сувенирными киосками. Я покупаю красавицу-куклу в кимоно, ярко-красную  футболку с чёрно-белыми иероглифами на ней – сыну.

И мы едем в Рёандзи, в дзэнский сад камней. Сад камней не для прогулок – он предназначен для созерцания.  Это площадка, засыпанная белым гравием. Гравий расчёсан граблями на тонкие бороздки, напоминающие рябь воды. На белом гравии пять групп больших камней. Всего камней 15, но с любой точки веранды храма – а видеть этот сад можно только оттуда – можно насчитать  только 14. Почему? Никто точно не знает. Это тайна…

Странный сад. Как окно в другую реальность…

 

                                                                 ***

 

 

Икухиро всё время таскал на с по разным ресторанчикам – казалось, он получал настоящее удовольствие от того, чтобы показать нам всё разнообразие японской кухни. Мы побывали в суши-я-сан – суши-баре, где столы стояли вокруг овального двигающегося транспортера, и мимо посетителей ездили тарелочки с разными морепродуктами – белые, голубые, желтые, зеленые.  Цвет тарелочки определял цену блюда. Закончив трапезу, надо подозвать официанта, который, быстро сложив тарелочки в разные кучки и пересчитав их, выписывает счёт.

В последний день мы отправились в очень популярный ресторанчик есть, копченого угря, кабаяки. Зал был разделен на секции, обычные европейские столы и стулья и японские, укороченные – вперемешку. В секции рядом с нами расположилась, поджав под себя ноги, компания японцев. Мне ужасно хотелось попробовать посидеть так же, но я боялась, что мне не выдержать так всю трапезу. Довольно и того, что я наконец научилась свободно орудовать палочками, и кусочки риса уже не падали у меня обратно в чашку!

Стены ресторанчика были стеклянными, и за окнами покачивались бамбуковые деревья. Не зря мы стояли очередь – еда была отменной…

Очень приятно,

Когда у торговца возьмёшь

Рыбы получше,

И ноздри щекочет слегка

Жареного аромат.

Татибана Акэми

 

                                                                        ***

Ощущение чистоты и стерильности не покидало меня всё время, проведённое в Японии. На асфальте нигде не было ни одного окурка – ну, может быть, где-то в глубине лесопарка, около прикорнувшей в уединении скамейки – и то не факт. На улице не курит никто никогда, вообще. Кое-где (очень редко) попадаются на улице урны с табличкой: курить здесь. Курильщикам вообще плохо в Японии, я про себя  радовалась, что бросила. Ура, ура! Татьяна же курила, и мысль о том, где бы покурить, была у нее просто маниакальной. Выкурив одну сигарету, Татьяна тут же начинала размышлять о том, как бы не пропустить место, где бы можно было  покурить следующий раз.

На ходу никто не пьет – ни пиво, упаси господи, ни даже воду или колу. У автоматов с водой стоят урны – отдельно для пластиковых бутылок и железных банок. Захотел пить – тут же выпил и бросил тару в урну. Чистота везде такая, что, кажется, пойдёшь босиком по асфальту – не запачкаешься.

Кстати, фронтальных стиральных машин, так любимых нашими хозяйками, в Японии практически нет, только горизонтальные, такие, куда белье забрасывается сверху. Из-за того, что в Японии часто трясёт, а фронтальные машины дают большую вибрацию.

Неизгладимое впечатление производят туалеты.  Стерильно чисто в них везде – даже если он где-то в глубине лесопарка или вообще за городом в месте, отведенном для пикника, куда на  уик-энд японцы любят выезжать целыми семьями. И везде туалетная бумага, хотя откуда она появляется и кто в лесу следит, чтобы она была – непонятно. Жан-Пьер Шаброль когда-то, в середине прошлого века, писал в своей книге о реакции японцев на европейский туалет, впервые привезенный в Японию. Они восприняли его как диковину, стояли и аплодировали тому, кто в него зайдет. Что ж…Теперь, через полвека,  везде – дома само собой, но почти в любом ресторанчике, чуть ли не на вокзале – унитазы с несколькими кнопками с различными полезными и функциями. Скажем, включив одну из них, можно услышать музыку. Пара других включает режимы биде.  Это так называемый west-style (западный тип) данного приспособления для нужд человеческих, и есть такие, где крышка сама откидывается, когда человек подходит. Когда сидит –  может включаться дезодорирующее устройство. А когда человек поднимается, автоматически включается смыв. (Есть и второй тип, «японский», я бы сказала смахивающий по стилю на наши вокзальные туалеты, если бы это сравнение не казалось таким ужасающе некорректным).

 

                                                                  ***

Собираясь в Японию, я с сожалением отложила в сторону черные джинсы (почему-то решила, что еду на юг, где все всегда ходят в светлом), о чем потом очень жалела. Практически все японки были в черных брючках разного толка. Юные и не очень юные (у японцев возраст не особенно разберешь) в чёрных легинсах и сверху – в мини-юбках или платьицах. Если из-под юбки не выглядывали брючки, на ногах, как правило, были чёрные гольфы. Японки выглядят очень стильно. Впрочем, сумка от Луи Виттона может сочетаться с прозрачными шлёпками.

Японок в кимоно нам почти не попалось. Только в Киото, у знаменитого Золотого Храма, Кинкакудзи. И ещё – однажды – я видела в кимоно маленькую девочку. Был праздник, и ее нарядили для прогулки. А может, вели фотографироваться. Девочек принято фотографировать в кимоно, в фотостудии – в год, 3 года и 5 лет.

Настоящее кимоно, если его покупать, стоит очень дорого, от 2 до 5 тысяч долларов. Примерно столько же стоит прокат свадебного кимоно, расшитого золотом и серебром.

Очень накладно и чистить кимоно. Много работы. Его надо всё распороть, почистить и потом сшить обратно.

Все японцы – при мобильных телефонах. Их выдают бесплатно (кроме самых крутых последних моделей), ты платишь только за услуги сети, и через полтора года ты можешь поменять его – тебе выдадут новый. Тоже бесплатно. Вот если тебе захочется сменить мобильник, скажем, через полгода после получения – тогда тебе нужно будет заплатить за него.

                                                                 

                                                              ***

Обычные японки-домохозяйки не читают. Когда Лена лежала в роддоме, она попросила мужа принести ей побольше книг. Что еще делать в ожидании родов? Японки сбегались посмотреть на ее книги. –Учебники? – спрашивали с уважением. – Нет, художественная литература, - отвечала Лена. – А зачем? – недоумение было общим.

Детей до 4 класса одних не отпускают вообще, даже на короткое расстояние (если школа рядом с домом). Из школы дети обязательно идут группками. Так же, группками, устраиваются где-нибудь и рисуют. И взрослые дети, и маленькие.

Много рисующих детей я видела, когда в  воскресенье я отправилась в буддийский монастырь. Они сидели на полу – иногда просто так, иногда что-нибудь подстелив, и рисовали – здание храма, большого Будду, который сидел высоко на горе, и Будду поменьше, окруженного воинами. Я села на скамейку и достала онигири – рис с рыбой, завернутый в тончайшую «бумагу» из морских водорослей, который мне дала с собой Лена. Наблюдая за детьми, я достаточно быстро расправилась со своим ланчем, прихлебывая из бутылочки зеленый чай, и отправилась в храм.

Сначала я увязалась за группой японцев, которые спустились вниз, как бы в подвал, где вдоль длинного коридора вся стена была увешана небольшими, с виду одинаковыми алтарями. В начале коридора стоял сосуд, куда все бросили по монетке, и я тоже. Останавливаясь около каждого «алтаря», японцы кланялись и произносили одну и ту же фразу. Потом, поулыбавшись мне, они друг за другом вскарабкались по лестнице наружу.

Я тоже вышла и, присев на веранде храма, я долго слушала буддийского монаха, который заунывно распевал свои мантры.

Я смотрела на дерево, буйно цветущее крупными розовыми цветами, и на рисующих детей. Время текло медленно. Очень медленно…

Весенний день.

Облака лежат на коленях

Большого Будды.

Сики

Будда изволит почивать, а тут этот шум –

Деньги, цветы…

Исса

Где боги живут?

Где обитают Будды?

Ищите их только в глубинах сердца

Любого из смертных людей.

Минамото Санэтомо

 

                                                                    ***

В один из дней Лена отвезла нас с Татьяной в парк-музей «Мэйдзи-мура», где со всех уголков земли привезены строения, характерные для эпохи Мэйдзи (конец XIX – начало XX века), включая домики японских переселенцев в Бразилии и Америки и отель, построенный знаменитым американским архитектором Ф.Л. Райтом.

В парке было очень много групп детей разных возрастов – очевидно, что их привозят сюда для того, чтобы они проникались историей страны. И пенсионеров, которые с удовольствием гуляют, ездят по территории парка на старинном поезде и автобусе.

Мы с Татьяной долго искали домик Басё – так она его называла, а вообще это был маленький домик  безымянного Поэта – настоящий маленький старинный домик с раздвижными стенами в клеточку – деревянным каркасом, в который вставлена специальная шероховатая бумага. Я представила себе, как он жил: как передвигался по дому на коленях, сидел на подушках, спал на татами, ел палочками, сидя на коленях, «выползал» на деревянный помост, обвивавший дом, любовался луной и записывал стихи на дощечках – такие мы видели в художественном музее…

Территория парка огромна. Весна… Цветущие глицинии… Белые, розовые, фиолетовые, жёлтые цветы…

Что еще добавить? В императорском дворце, фотографируясь, моя подруга забыла в кресле императора сумку и спохватилась только через час, когда мы уже прошли от одного конца парка в другой. Вернулись без особой надежды – и с изумлением обнаружили сумку в том же кресле, где Татьяна ее и оставила. Со всеми деньгами и документами…

 

 

                                                                  ***

Икухиро подарил Лене великолепный удобный мини-вэн, в котором мы и передвигались – вместе с малышкой Аюми, засунутой в маленькое специальное кресло и всю дорогу, не пикнув, наблюдающей за смешными, поющими и прыгающими, зверушками на прикрепленном к потолку машины маленьком экране. Машину Лена – она недавно получила права – обожала и называла божьей коровкой и умницей. Она и вправду умница, со своим маленьким экраном-навигатором перед  Лениными глазами, который за двадцать минут предупреждал о пробках и рисовал варианты объезда. Он был как живой, этот навигатор. Подъезжая к своей деревне, Лена сворачивала не на ту улочку, что ей рекомендовал навигатор. Она раз его не послушалась, другой, третий – и навигатор сдался. Теперь он рисовал ей последний отрезок пути именно по этой улочке.

Вечером, перед закрытием, мы ездили в крупный универсам за суши, которые к вечеру уценялись чуть ли не вдвое. Там я видела и печально известную рыбу фугу – перемороженная, с заиндевевшими плавниками, она невинно лежала в белых пластмассовых ванночках. - Нормальная рыба, сказала Лена. – Хотите, приготовлю? – Мы с Татьяной хором отказались. 

                                                              ***

Когда-то разводов в Японии не было, теперь же общество сильно американизируется. Или европеизируется?

Женщина, после того как родит ребенка, практически не занимается сексом. Она занимается семьей, детьми, мужчина же в  поисках удовольствий устремляется за порог дома.

Некоторые все свободное время проводят в патинке, игровом доме. Эти патинки чуть ли не в каждом квартале, многие спускают там все свои деньги.

Многие ходят в клубы – пообщаться, попеть песни, поболтать с красивыми девушками, посмотреть, как они танцуют, но главное – выговориться. Девушка может ничего не говорить, только слушать. Так японцы сбрасывают напряжение после трудового дня. 

Есть еще специальные гостиницы, так называемые «дома любви». Мы видели одну такую, похожую на торт с розовым кремом.

Пары заходят туда с главного входа, подают деньги в окошечко. Пять тысяч иен за 12 часов. Лица того, кто  принимает деньги, не видно. Потом на большом мониторе выбираешь комнату. Нажимаешь кнопку и выпадает ключ от выбранного номера. За отдельную плату можно заказать еду и напитки – поставят у номера и позвонят в дверь. Выход – в другие двери, и выйти просто так нельзя, надо позвонить, тогда они откроются… 

 

                                                                     ***

Напротив дома Лены и Икухиро – такой же «европейский» дом на 4 квартиры. Лена рассказывает, что сначала дружила с соседкой-японкой, что живёт напротив. Несмотря на это, та, ничего не сказав, вдруг пожаловалась на Лену по какому-то поводу в местный муниципалитет (кажется, ей не нравилось, где Лена паркует машину). Лена очень обиделась. И, думаю, напрасно.

Три века Япония была совершенно изолирована от внешнего мира. Начиная с XYII века японец был обязан «доносить» обо всём, что ему кажется выходящим за рамки обычного. Может, это оттуда…

Я много читала о пресловутом «японском менталитете»… О том, например, что японцу трудно сказать «нет»… Но столкнулась с этим только когда улетала. Последовательно (и стоически) лишившись бутылок зеленого чая, сакэ и маникюрных принадлежностей, которые  сдуру не сдала в багаж, я сломалась на упаковке из 5 красивых (с изображением разных японок в кимоно) зажигалок.

-Можно только одну зажигалку, - сказала милая улыбающаяся таможенница. Я объяснила, что это куплено в художественном салоне, практически произведение искусства, они все разные. Она улыбалась всё так же ласково.

Подошла вторая таможенница, по виду –  начальница первой. Я так же пространно попыталась убедить и ее. Она слушала, улыбаясь мне еще ласковее, и согласно кивала головой.

-Так можно мне взять с собой всю упаковку? – ободренная ее ласковой улыбкой, спросила я.

-Можно только одну зажигалку, - сказала она.

Тьфу ты, господи. Вот! Подошёл мужчина. Это уж точно начальник!

Мужчина-начальник выслушал меня так же терпеливо – и про то, что я не знала, что можно только одну зажигалку, и про то, что они прекрасны все вместе. Он так же ласково мне улыбался и кивал головой. Я решила, что мое дело в шляпе.

-Так можно мне взять с собой всю упаковку? – задала я вопрос в третий раз, надеясь почти на 100%, что на этот раз ответ будет положительным.

-        Можно –  только одну, - кивая и улыбаясь, сказал японец.

Рассвирепев, я порвала упаковку, вытащила одну зажигалку и бросила на транспортер остальные.

Собственно, что было злиться? Правила есть правила, и не ожидала же я, что Япония – то место, где их нарушают?

Зачем только они все всё кивали, кивали мне, всё улыбались, долго слушали одно и тоже, заставляя надеяться, что это будет возможно? Рявкнули бы по-российски разок – и все дела.

Япония…

 Другая планета.