Топос-Блог

Исчезновение. Детективная история

Николай Корсаков (20/01/2022)

На поиски исчезнувшей внезапно пятилетней девчушки были в тот же день брошены не только все силы городской милиции, но уже вечером того же дня жителей города призвали по радио и телевидению сообщить о любой мелочи — что бы кто ни видел или заметил что-либо подозрительное — по трём телефонам, гарантируя анонимность и неприкосновенность звонившим. На утро другого дня, начиная с самого раннего пятичасового выезда бригад таксомоторного парка, водителей собирали в зале нашего клуба и опрашивали, и просили сообщать о каждой мелочи, которую они заметили, вспомнят или заметят, работая на линии.

Такая, невиданная прежде, активность объяснялась, с одной стороны, тем, что городок наш буквально захлестнула тогда волна преступлений, большая часть из которых оставалась нераскрытой, а с другой — тем, что матерью девочки была начальница отдела горисполкома, курировавшего правоохранительные органы, а отцом — очень уважаемый в городе директор большой шашлычной. Но не столько за этот свой пост он был уважаем и вовсе не за большие деньги, которые автоматически мы привыкли приплюсовывать к таким должностям, а был он действительно очень порядочным человеком, бескорыстно помогавшим попавшим в беду людям. Правда, был он ещё и очень азартным игроком в карты и бильярд, и сплетники тут же сочинили и стали обсуждать версии о похищении с целью выкупа и даже (как такое могло в голову кому-нибудь прийти!) проигрыша отцом в карты ребёнка. Он и она почернели в те дни от горя, на них было страшно смотреть…

Ребёнок всё время находился под присмотром своей бабушки, которая в тот день, сидя под цветущей яблоней, занималась, как всегда, каким-то рукоделием, наладив перед этим внучке производство куличиков в песочнице. Никакого особого внимания этот процесс не требовал, да и калитка в маленький палисадник перед небольшим, скромным домом, в котором они жили, - калитка была закрыта, и никакой-такой страшной беды нельзя было себе и представить в то весеннее, приятное утро. Бабушка-то долго и клялась, что представить себе не может, как такое несчастье с ними могло произойти. Правда, потом она призналась, что на минутку, на одну только минутку(!!!) выбегала за калитку, так как услышала звуки автомобильной аварии: скрежет металла, звон стекла, ругань шоферов, и только на минутку (проклятое любопытство!) выбежала на улицу посмотреть, что там случилось, но калитку она за собой закрыла… Дальше обычно она начинала рыдать, лицо и шея её краснели, давление поднималось и приходилось срочно вызывать для неё «скорую помощь».

Только очень много лет спустя получил я достаточно информации, чтобы представить себе: что это была за «минутка», и как вся трагедия произошла на самом деле. Во всех этого кошмарного происшествия деталях. Поэтому и вам я расскажу о них в самом конце рассказа.

А пока, после ночи, проведённой у любовницы, забежал я домой переодеться и поесть перед работой; и, завтракая второпях, слушал мамин рассказ о страннейших событиях происходивших у наших соседей этой ночью: во-первых, всю ночь мешала маме спать собака соседей, которая выла и царапала когтями машину соседа; во-вторых, судя по доносившимся от соседей звукам, сосед убил-таки собаку, которой теперь не видно и не слышно; в-третьих, соседи с утра выглядят очень странно и на мамины вопросы не отвечают. Но, признаться, слушал я маму в пол-уха, потому что голова у меня была занята своими проблемами, которых было целое море и которые надо бы уже давно начать решать; к тому же на работе и в городе творились странные дела, а тут ещё мама говорит такие вещи о собаке Маньке, которую я подкармливал и которая всегда, как своя, прибегала меня приветствовать и обожать. И тут к моим проблемам добавлялись новые, которыми некогда было заниматься, так как надо было уже мчаться на работу. Но машина соседа стояла, действительно, как-то странно — он загнал её слишком глубоко в сад, на крутой склон, и я подумал, что ему придётся искать буксир, чтобы выбраться оттуда. И больше мне раздумывать было некогда. Надо было поспешить, чтобы не опоздать на выезд бригады в 9 утра. Однако, звук вонзаемой в землю лопаты заставил меня всё-таки на пару минут спуститься в сад. Мне было любопытно — кто же это может копать землю рядом с газопроводом высокого давления, делая это к тому же за пределами наших с соседом участков, но, хоть и на ничейной земле, а всё же в зоне наших с Никитой интересов. Газ ещё не был закачен в трубу, и соседям не дали пока трёх-комнатную квартиру, которая так сказочно-счастливо доставалась им из-за близости газопровода к их дому. Я страшно спешил уже, опаздывая на время выезда, и, когда увидел Никиту, копающего глубокую и объёмную яму, то, удивившись его легкомыслию и мартышкиному труду, попытался ему объяснить, что его оштрафуют за это своеволие и не дадут тут ничего построить. Но напрасно в тот день я так торопился и спешил на работу, что чересчур мало и вскользь поговорил с ним тогда...

В таксопарке нашу бригаду, как и все предыдущие по выезду, собрали в клубе и попросили поделиться информацией, если таковая имеется. Кроме того, просили быть крайне внимательными на линии и сообщать обо всём подозрительном по трём номерам телефонов или по автомобильной рации диспетчеру. Надо сказать, что информация о пропавшей девочке сразу вытеснила из моей головы мамины утрение рассказы как совсем несущественную ерунду, в которой и разбираться не стоит. Тем более, что отец пропавшей без следа девочки тоже пришёл в таксопарк и очень просил нас ему помочь. Городок был небольшой, мы все его знали, и он пользовался большим уважением у нас как очень вежливый и порядочный человек. Поверьте, я так проникся глубиной его горя, что поклялся себе сделать для поисков малышки всё, что только смогу.

Сначала этого года центральную часть нашего городка захлестнула волна убийств. С разрывом в какой-то месяц были жестоко зарезаны две девушки. Очень красивой армяночке даже отрезали голову. Чем она могла так провиниться? Ничем! Конечно, ничем, но вот вызвать ревность в горячем кавказском сердце — для этого она, действительно, достаточно была красива! Впрочем, и вторая была достаточно юна и очаровательна. И эти два убийства не давали мне покоя, хоть и не был я с ними знаком, но найти их убийц очень хотелось, а тут ещё ранним утром, на пляже обнаружили таксиста из второй бригады с набитым галькой ртом и горлом, а тут, каких-то три смены назад, чудом спасся ещё один наш коллега, очень любивший дальние рейсы. Сшибать мелкие чаевые он брезговал, любил богатых клиентов, чтобы куш дневной смены не стыдно было в карман положить. Совсем недавно он был крутым опером, но на чём-то прокололся и был из органов удалён. Конечно, в такси прежних денег заработать он никак не мог, но… по крайней мере, пытался. В тот раз ему подвезло взять четырёх морячков, загулявших в нашем городке и опаздывавших к отплытию судна. Доставив их в Новороссийск, он решил, что раз сегодня ему так везёт, то надо подождать в порту. Мизера ведь парами ходят, а вдруг удача вновь улыбнётся. А она даже засмеялась ему на ухо завлекающим женским смехом: подошли к нему пятеро мужичков и попросили срочно доставить их в наш город, потому что очень спешат на похороны. Произнося эту фразу, тот, что был постарше, подмигнул товарищам, но этого Витька не видел; а ум его занят был одним: сколько же «зарядить» им, чтобы не убежали искать другую машину. Сторговались. Тот, кто ездил в южную сторону по этой дороге, знает, что, несмотря на визг шин на поворотах, очень большой скорости никак не удаётся достигнуть, но часть денег была получена, а остальное обещали отдать на месте, если шеф поднажмёт на газ. В нужный им посёлок приехали, когда уже стемнело. Названия улицы и номера дома они не знали, но по их описанию, Виктор, как ему показалось, точно вычислил нужный им старый барак. И когда, подъезжая к дому, он показал правой рукой на барак и спросил: «Этот?», в этот самый миг за его указательный палец зацепилась удавка, которую набрасывал ему на шею один из урок, бежавших из новороссийской колонии. Ребяткам этим, убившим конвоира и завладевших его пистолетом, нечего было терять. Запланировав убийство таксиста в тихом месте, думали они потом продолжить путь в Абхазию, где жил кореш их главаря, готовый помочь им создать крутую банду. Но тот, на «похороны» которого они так спешили, принял единственно верное решение: не свою дверь, уже заблокированную уркой, бросился он открывать, а, поднырнув под петлю и тараня своим тренированным мощным телом сидящего на правом переднем сиденье бандита, распахнул правую дверь и вытолкнув, не ожидавшего такого напора, главаря беглецов на землю, сам вылетел рыбкой за ним и, не теряя ни секунды, прыгнул сгруппировавшись на крутой склон оврага, заросшего ежевикой.

Не знаю, служил ли до работы в милиции Виктор в спецназе, но решение принял он мгновенное и сумел вырваться из лап пятерых безжалостных убийц. Колесом прокатился он вниз по колючему, очень упругому кустарнику и внизу чудом не разбился ни о камень, ни о дерево, а, мягко приземлившись в густую траву, вскочил на ноги и бросился стремглав бежать к телефону-автомату, расположение которого хорошо знал. Стоя в будке, он увидел, как его машинка не спеша катит по верхней дороге. Наверное, бандиты ещё надеялись как-то заметить его и изловить. Но в кромешной тьме южной ночи не смогли отыскать они даже тропинки на нижнюю дорогу, а продираться через ежевичные заросли, или же повторить акробатический трюк беглеца, ни у кого желания не нашлось.

Позвонив по 02 и сообщив о нападении на себя с целью убийства и угоне автомобиля, Виктор выбрался на верхнюю дорогу, дошёл до остановки автобуса и только тут почувствовал, как щемит под порванной одеждой поцарапанное колючками тело. Ни одной машины не было видно, но автобус вскоре подошёл, и Виктор доехал на нём до ближайшего отделения милиции, чтобы написать заявление об угоне.

Дежурный по городу принял решение не преследовать вооружённых, готовых на всё убийц, а перекрыть мост в соседнем городке, до которого быстрее, чем за 15 минут, бандиты доехать никак не могли.

Почему местная милиция перекрыла мост в самом начале его, а не в конце, чтобы наверняка уже поймать урок в ловушку, отрезав им отступление грузовиком либо автобусом, и заставить их сдаться под угрозой немедленного расстрела, - почему не был сделан этот простой ход, я не мог понять тогда, не могу объяснить и сегодня. Увидев, что мост перекрыт, бандиты взяли левее и помчались по очень узкой дорожке, идущей параллельно руслу реки. Но, чересчур испугавшись возможной погони, водитель не справился с управлением на неожиданном крутом повороте, и машина, пробив парапет высоко над руслом реки проложенной набережной, перевернулась дважды в воздухе и рухнула на валуны горной речки. Удар подвеской и днищем машины о камни был страшной силы, колёса «Волги» отвалились, кузов перекосило, но все пятеро уркаганов выбрались из погибшего навсегда такси целыми, лишь один из них захромал и едва успевал бежать за своими подельниками.

Никто за ними не гнался, но они бежали, стараясь как можно глубже забраться в лес. Среди местных ходили самые разные предположения и слухи: скоро, мол, прибудет спецназ; ждут вертолёт со снайпером и так далее. Но почему-то милиция проявила к их дальнейшей судьбе полное равнодушие. В чём тут было дело? На что был расчёт? А риск того, что они могут напасть на ближайший аул и взять заложников, был очень велик. Но обошлось, и через несколько дней разбойники предпочли сдаться властям, хотя одному из них, убийце конвоира грозила высшая мера наказания. Может быть местная милиция считала, что ловить беглецов должны охранники новороссийской колонии? Наверное, именно такого поворота событий испугались и сами урки, которых вполне могли прикончить разъярённые охранники колонии, если их ещё немножко подождать в горах. Может быть, и так.

И теперь к этим событиям прибавилось ещё и исчезновение малышки, которую всем было искренне жаль. Поэтому к маминым рассказам, о каких-то не понятных ночных событиях у соседей, которые сам-то я не наблюдал, - к этим её рассказам я отнёсся тогда не с тем вниманием, которое надо было бы проявить. Тем более, что эта ночь, которую ночевал я дома, прошла эта ночь спокойно, как всегда, а соседа, которому хотел бы я задать пару вопросов, нигде не было видно. Хотя его служебная 21 «Волга» стояла в прежнем положении на крутом откосе размокшей после дождя глины, куда ни один человек, находясь в здравом уме, её бы не загнал. И милой соседской собачки, действительно, не было видно, но брать на себя смелость допроса соседа с пристрастием я никак не мог, учитывая, что это не только не тактично, но и чревато обострением отношений, которые мне ухудшать было крайне не выгодно. Ведь домик наш, который когда-то купила вместе с первым своим мужем мамина сестра, рассчитывая в следующем году полностью перестроить эту хибарку из двух комнат 11,8 и 8 кв. метров площадью, имеющую покатые полы, потолок 1,9 метра высотой, щелястый пол и обмазанные глиной стены, - этот домик наш был поставлен его главным архитектором и по совместительству прорабом на расстоянии всего полутора метров от дороги. При этом участок земли, который он получил под строительство во времена, когда в тех краях бушевала малярия, и только в чём-то провинившиеся перед властью ссыльные селились там и застраивали городок, кто как может, - этот участок был 30 соток площадью и, расположи свой строительный шедевр прежний хозяин хотя бы на расстоянии 15 метров от дороги, то не было бы проблем у нас с выгрузкой дров и строительных материалов, которые приходилось выгружать у соседей, а потом перетаскивать к себе. И не было бы большой проблемы у нас с постройкой (извините!) уборной, которая должна была быть на небольшом расстоянии от дороги, чтобы ассенизатор мог очищать выгребную яму, и которую пришлось поставить и оборудовать на территории соседки за наши деньги. Но договор наш об этом был добрососедским, устным, и всё это происходило ещё в те времена, когда хозяйкой там была бабушка нашей теперешней соседки. Она была женщиной простой, но никогда бы не позволила себе нарушить своё слово. Теперь же эта договорённость между нами держалась на дипломатии моей и маминой, поэтому любые ссоры и трения были крайне нежелательны и крайне чреваты последствиями.
Домик, который никак не мог быть перестроен на следующий год по причине простой и ужасной: муж Валентины Семёновны умер от эмфиземы лёгких, которой заболел, проработав капитаном Мурманского морского порта более 20 лет, - этот домик оказался причиной распрей между маминой сестрой и первой женой Николая Бонифатьевича, которая могла быть решена только в пользу В. С. , так как она вышла замуж за Н. Б. через много лет после развода его с первой женой. Так и решил суд в конце концов, но врождённая доброта и благородство Валентины Семёновны не позволили ей обидеть двух детей своего мужа от первого брака, и она подарила им меньшую из комнат и половину участка земли.

Но, пока суть да дело, малярию на черноморском побережье Кавказа победили, городок стал курортным, и какие-либо перестройки или достройки избушки на курьих ножках были вне всякой логики и смысла, а только по причине дурацкой борьбы партии с не трудовыми доходами граждан, категорически запрещены городскими, краевыми и даже союзными властями. То, что когда-то было единственной возможностью обрести крышу над головой для мамы, потерявшей свою квартиру в Ленинграде во время войны, стало теперь для неё, получившей в дар от сестры эту комнатку, безвыходной ловушкой.

Посудите теперь сами, как я мог предъявлять какие-то претензии соседу из-за какого-то шума ночью, и вести допрос его по каким-то мелочам, когда был поставлен судьбой в полную зависимость от его и его жены благорасположения? Да и в голову мне тогда не могло прийти, что зять работника прокуратуры, занимающий хоть и мелкий, но какой-никакой пост в районной администрации, мог быть замешан в каком-то неблаговидном деле! Людмила, часто бывая у бабушки, выросла на моих глазах, превратилась в хорошенькую девушку, вышла замуж за Никиту, родила двух дочек, живя с мужем в Пензе... а после смерти бабушки переехало всё семейство в этот домик, получив, наконец-то, своё жильё, и никаких поводов для ссор у нас, к счастью, не возникало. Никиту, правда, мама прозвала «обещалкой», и действительно: его почему-то неудержимо тянуло что-нибудь пообещать собеседнику — всё равно что: что-то и вовсе неисполнимое, но обязательно так пообещать, чтобы любой скепсис был побеждён и задавлен в зародыше. Я подозреваю, что именно обещаниями своими сержант срочной службы внутренних войск, получивший, благодаря своему врождённому везению, направление от военкомата на службу в южный приморский городок, покорил сердечко Людочки. Под обещания эти его забеременела она (дело-то молодое…), а когда пришли они с повинной к родителям, то хоть и был шокирован прокурор перспективой породниться с потомственным простым строителем из Пензенской губернии, но будущей тёще зять сразу понравился; она напомнила муженьку, что их отношения в своё время развивались по той же схеме, и свадьба, открывающая новые перспективы для молодого, крепкого и разбитного парня, была вскоре, так как тянуть уже было некуда, сыграна. Но бывает частенько, что бешеное везение вдруг обрывается, как чудная мелодия на верхней ноте, и везунчик получает страшнейший удар судьбы; удар в низ живота, от которого любого оптимиста и жизнелюба скрючивает и сгибает в дугу. Я увидел тогда, что какое-то несчастье, какая-то страшная беда случилась с Никитой, но вообразить себе, что он сознательно совершил преступление, которое ему сейчас нужно было скрыть, я не мог. А вот, возможная ответственность за (предполагаемый!) несчастный случай могла разрушить всю — так удачно до того складывавшуюся — его жизнь. Но как же, понимая это, тогда бы я смог пойти или анонимно (что ужасно!) позвонить в милицию и высказать какие-то свои подозрения, которые могли оказаться, кстати, ещё и надуманными, и пустыми. Я не жалею, что, дав повод соседям посчитать меня полным дураком, я промолчал.

Прошло около пятнадцати лет, в течение которых я успел, как тот пострел, жениться, развестись, жениться второй раз и уехать в Киев, который категорически не захотела покидать моя Верочка. У меня родилась доченька, и жизнь моя обрела новый смысл и цели. Хотя продолжал я быть в решительной оппозиции к власти, которую продолжал критиковать и смущать очень непростыми вопросами, которые я пытался задать очень неумно, с моей точки зрения, ведущей себя власти, которая никак не хотела понять, что освободиться от смеси зазнайства, волюнтаризма и некомпетентности ей было бы не только полезно, но и жизненно это необходимо для развития страны, - хотя и продолжал я писать безответные письма свои в советскую прессу, но делал я это в мягкой форме, не желая по ряду причин попасть в ряды диссидентов. Поэтому- то я и в Киеве продолжал работать в такси, таким образом получая иллюзию независимости своей от контроля и влияния властей.

Мне удалось продать нашу комнатку-ловушку в городе-курорте за очень неплохие деньги и купить часть дома в Киеве для моей мамы, потому что бросить её там одну я никак не мог. Но я бы никогда не смог так удачно провести всю эту операцию, если бы не приход к власти Андропова, и не установления им одним росчерком пера первенства закона над всеми подзаконными актами, порождёнными неуёмной фантазией взяточников и мздоимцев, коих расплодила советская власть в невиданном прежде количестве. Оказалось, что это можно сделать было по очень простой и безотказной схеме, которую подсказывали клиентам только два-три адвоката из юридической консультации. Это были юристы новой волны, ведущие себя честно по отношению к клиенту, и меня мучит вопрос: уцелел ли хоть кто-нибудь из них в 90 годы? Сохранился ли дух бескомпромиссного и честного служения закону, который всё-таки в те годы реально был воспитан и существовал в СССР? Я бы и сам не поверил, что это так было, но вот вам эта схема купли-продажи, которую я получил тогда за всего два рубля: Я приходил с покупателем в нотариальную контору и писал заявление с просьбой оформить куплю-продажу. Нотариус писал категорический отказ в связи с тем, что покупатель не имеет прописки и не получил разрешения на покупку в райисполкоме. Было ещё несколько причин отказать покупателю и не оформить купчую, но не торопитесь смеяться над этой ситуацией; ведь «чёрных» нотариусов, выдающих документ на право владения домом или квартирой убийце, порешившем бесправного инвалида, и схем «кидалова» покупателей, получающих за свои кровные или взятые в кредит деньги не квадратные метры, а пустые бумажки, - этих схем не было тогда и близко, хотя подлецов, готовых ими воспользоваться, было достаточно уже много. Но я-то вспоминаю сейчас о людях честных, бескорыстных, которые пробивались тогда к солнцу, как трава сквозь асфальт. Извините за трюизм, но это лучшее сравнение из всех, что приходят в голову. Так вот, я посылал заказным письмом этот отказ нотариуса и своё заявление с просьбой разрешить наш спор в районный суд и через две недели получал по почте решение суда, дающее мне право продать, а покупателю моему купить мою собственность. Спасибо Юрию Владимировичу Андропову и честным юристам, о которых сагу не плохо было бы сложить!

Я переворошил много статей об Андропове, желая прочесть текст указа, которым он всю огромную страну перевёл с рельс волюнтаризма и правового нигилизма на монорельс закона, но не нашёл его. Зато каждый автор, пишущий о нём, не забывал упомянуть об облавах в кинотеатрах и банях, в которые должны были попадать те, кто рабочее время любил проводить с толком, с пользой, с расстановкой. Несмотря на то, что Андропов Юрий Владимирович, узнав о этих акциях, немедленно запретил их, а инициаторов рейдов назвал «партийными дураками», этот волюнтаризм горкомов и райкомов был после его смерти назван «андроповщиной». И вот в этом желании очернить память о великом человеке, который за несколько месяцев, тяжело болея, успел заложить основы действительной, а не мнимой, но не доведённой им до конца, к сожалению, перестройки страны, - в этом дружном, всей наглой сворой, его очернении ясно видно, что они вовсе не дураки, а именно те они, кто под песни о «свежем ветре» вскоре увлёк могучую страну в водоворот «дикого капитализма», получив за это мерзкое предательство интересов всего народа очень неплохие дивиденды.

Но пора нам вернуться к исчезновению маленькой девочки, к её гибели, и описать то невероятное стечение в одну роковую точку нескольких событий, которое только одно смогло создать предпосылки для забытого к тому времени всеми, кроме её родителей, преступления.

Как-то раз, когда подъехал я к стоянке железнодорожного вокзала Киева, контролёр посадил в мою машину двух мужчин, одного из которых я сразу узнал, хотя с того времени, что жили мы в одной комнате в общежитии, прошло уже более 20 лет. Конечно, и он улыбнулся, протягивая мне руку, и я обрадовался нашей встрече. Его спутник сел на заднее сиденье, представился мне и показал удостоверение, которое я, впрочем, не рассматривал. Оказалось, что и Алик работает следователем в городе-курорте, и что они, собственно говоря, находятся сейчас при исполнении своих обязанностей. Работа в такси приучила меня ни чему не удивляться, но поневоле я был несколько смущён, когда старый знакомый сообщил мне, что произошёл взрыв газопровода высокого давления, как он сказал: в нижней части бывшего когда-то моим сада, и взрывом этим разбросало косточки скелетика маленькой девочки… Но газопровод этот был проложен на соседнем участке Никиты и Людмилы, и именно поэтому они должны были получить тогда трёх комнатную квартиру; к тому же, благодаря связям тестя и положению Никиты, оставляя за собой домик и участок земли, как летнюю дачку, но обязавшись не жить и не ночевать там, так как домик попал при строительстве газопровода в зону опасности. (Опять тогда, вроде бы, бешено повезло Никите!) Об этом я и сказал Алику, как и о том, что на чужом участке никак не смог бы я копать яму и что похоронить её там мог только Никита. Но такой поворот дела почему-то очень не устраивал командированных. «Может быть, Никита стал большим чином», - подумал я, оказавшись в очень неприятной ситуации, когда тяжёлое молчание следователей явно давало мне понять, что любые мои обвинения, выдвинутые против бывшего соседа, будут звучать сейчас крайне неуместно. И хотя я сразу вспомнил, что видел, как Никита копал уже за пределами своего сада, но как бы на продолжении его на ничейную землю, которая ему не принадлежала, - видел я, что Никита выкопал не на своей территории очень глубокую яму, и спросил я его: «Для чего ты это делаешь?», но тогда и мысли не появилось у меня, кстати говоря, тем ранним утром ещё и не знавшего о исчезновении девочки, что он хочет зарыть тут чей-то труп. А Никита ответил, что ему надоела вонь уборной возле дома, и хочет он перенести её сюда. Признаться, таким поворотом дела я был весьма шокирован, но так как мы с мамой привыкли относиться к Никите, как к очень несерьёзному человеку, даже глуповатому, но при этом страшно везучему, то я стал объяснять ему, что ни один ассенизатор не сможет сюда спуститься, а без такой возможности никто Никите не разрешит устроить тут туалет, а, кроме этого, тут ещё и газопровод рядом, и его могут оштрафовать и заставить снести уборную, когда перед пуском будут проверять всю ветку. Наверное, Никите я тоже тогда казался полным дураком, но копать он всё-таки бросил и из ямы вылез.

Вся эта картинка тогда мгновенно всплыла в моей памяти, однако рассказать об этом следователям, настаивая на прямом обвинении Никиты, я никак не мог. Ведь, если читателю могу я объяснить, что связать вместе исчезновение девчушки и вот эту яму, мне ни в тот день, ни позже и в голову не пришло; и не подумал я об этом вовсе не из естественной моей симпатии к Люде, Никите и двум их дочкам, а вот просто не приходила мне в голову такая связка ни тогда, ни значительно позже, когда бы, казалось, пора бы было уже мне и прозреть, - если читателю своему могу я заявить такое, и он мне поверит (а куда же он денется!), то в глазах следователей я оказывался, расскажи я им об этом эпизоде, чуть ли не соучастником преступления! И сколько бы я потом не твердил, что я — дурак, это бы мне уже не помогло.

Интересно, что тут я смог оценить всю эту ситуацию в один миг. И вспомнилось мне, пока сидели милиционеры в моей машине находясь в какой-то странной нерешительности, так как обвинить меня не находилось у них оснований, а обвинять Никиту они по каким-то тайным причинам тоже не могли, - вспомнилось мне, что в очень давние времена спрашивал меня знакомый следователь о железной кровати поставленной кем-то в бамбуковой рощице, которая располагалась ниже моего сада метров на 50 и ещё метров на сто правее участка соседки. Я заходил туда несколько раз, когда гулял с собакой, кровать эту видел, но ничего подозрительного в глаза мне не бросилось. Так и сказал я следователю, хотя знал, что с мая по глубокую осень спит на этой кровати под шорох бамбуковых листьев какой-то бродяга. Но настучать на несчастного бомжа, я тогда не захотел. А вот теперь я сказал Алику: «Там, в бамбуковой рощице стояла тогда железная кровать, на которой много лет подряд спал бомж, и если покопаетесь вы в земле рядом с рощей, то можете найти много интересного.» Такой поворот сюжета почему-то их так обрадовал, что сказали они в один голос: «Спасибо, Коля!», пожали мне руку, вышли из машины, и больше я их никогда не встречал.

Работая в тот день, в течение всей смены да и на следующий день вспоминал я отдельные эпизоды, связанные с этой историей, пока вся картина происшедшего не встала ясно передо мной. Во-первых, вспомнил я о случайно подслушанном мною разговоре двух сварщиков и экскаваторщика, которые на все корки ругали начальство строительства газопровода за то, что им не платили надбавку за работу в горных условиях. Ведь трасса газопровода высокого давления была проложена так, чтобы минимум пришлось сносить домов и давать квартир оставшимся без жилья, и проходила она по нашим горам, имевшим склоны не менее крутые, чем горы настоящие, а потому работать на них было не менее сложно и опасно. И я услышал, как сварщик сказал товарищам: «Ну я им так наварю, что — не обрадуются!» И вот вам — одна из случайностей: плохо сваренный шов оказался как раз рядом с закопанной Никитой очень глубоко малышкой. Если б не этот брак в работе, сделанный сварщиком в отместку жадному начальству, экономившему на оплате труда рабочих, то никто и никогда ни о чём бы и не узнал. Во-вторых, понял я, почему так глубоко в сад, попав на крутой склон глинистой после постройки газопровода почвы, загнал машину Никита и почему пришлось ему убить (Мне он сказал, что «отвёз её к своим друзьям в пригородный посёлок».) собачку Маньку. Машина его простояла в глубине сада довольно долго, а когда стал он пытаться стронуть её с места, конечно же, забуксовала, и я, как хороший сосед, стал ему помогать, но как мы с его женой не напрягались, толкая «Волгу», кроме визга шин и вонючего дыма палёной резины, ничего иного у нас не выходило. А вот отпечатков моих пальцев на багажнике машины было теперь предостаточно, и так как я умолял Никиту не газовать, а искать натяжку между грунтом и колёсами, то меня попросил он сесть за руль, и я оставил множество своих отпечатков пальцев на руле, на торпеде и на панели передних дверей. Теперь, если бы следствие вышло на след Никиты, он мог бы сказать, что дал мне машину по моей просьбе, и здесь моя вина, а не его. Вспомнил я к тому же, что после этого случая стал мне настойчиво предлагать мой добрый сосед Никита брать его машину, если мне понадобится, но, чтобы обязательно не забывал я заполнять путевые листы, которые лежали в его перчаточнике. Такая мной заполненная путёвка была бы уже прямым веским доказательством именно моей вины! Ай да Никита! Ай да хват! Недаром, как видно, потрудился он в милиции Пензы после службы в армии. Соображать стал хорошо! А себя-вот понять мне и сейчас трудно… Хотя и сейчас не стал бы я подло стучать на соседа своего. Как хотите, так и понимайте!

Но пора перейти нам к случаю роковому, к случаю ужасному, порождённому целым рядом обстоятельств странно сошедшихся в одной точке. В точке трагически мгновенного сближения головки пятилетней девчушки с безжалостной твёрдостью, весом и скоростью автомобиля. Но сначала, как вы уже знаете, произошла другая авария: обидная для обоих водителей, набросившихся друг на друга с руганью и кулаками. Это собрало целую толпу зрителей, готовых глазеть часами на искорёженный металл, разбитое стекло, на чужую промашку и беду. Что они в этом находили? Какого хотели продолжения спектакля? Я никогда не понимал этого тупого любопытства толпы и не могу об этом судить, но видел много раз, как сбегаются они, появляясь, как тараканы из щелей, и как стоят потом в странном оцепенении… Вот на это пустое зрелище и рванула вслед за своей соседкой бабушка несчастной девочки, приказав ей оставаться на месте, но маленькие дети не всегда слушаются строгих приказов, и малышка, заинтригованная бабушкиным азартом, бросилась вдогонку за ней; узенький тротуарчик был преодолён в три шажка, и она выскочила внезапно прямо перед машиной Никиты, который не смотрел в этот момент на дорогу, а тоже всё своё внимание сосредоточил на аварии, обзор которой заслоняли ему зеваки, сбегавшиеся к перекрёстку, и поэтому он не видел дитя, а ощутил лишь удар машины о что-то только что живое, но в момент удара мгновенно и беззвучно погибшее.

Ехал-то Никита по узенькой улочке медленно, а тут ещё и притормаживал, поняв, что надо разворачиваться, что тут уже проезда нет, и когда услышал он звук удара, то остановил машину почти мгновенно, выскочил из неё и увидел лежащую навзничь малышку, с ног которой слетели сандалики. Подскочив к ней в один прыжок, он поднял ребёнка, положил девочку на заднее сиденье служебной «Волги», прихватил сандалики и повёз жертву своей невнимательности и ротозейства в больницу, но через три квартала, сообразив, что его никто не видел ( все глазели на аварию!), он остановился, чтобы посмотреть — жива ли девочка. Крови не было, но она не дышала и пульса он у неё не обнаружил. Как бывший мент, он знал, что его ждёт срок за смерть ребёнка по его вине, а стало быть — крушение карьеры и крах личной жизни. Он хорошо знал и то, что, «если нет тела, то нет и дела», и что такие дела, как правило, не раскрываются.

Улочка была совершенно безлюдная, зелёные заросли, возле которых остановил он машину, хорошо скрывали её от тротуара и домов правой стороны улицы.

Он открыл заднюю правую дверцу машины и переложил трупик на пол машины под коврик; накрыл сверху ещё резиновым ковриком из багажника и поехал к хозмагу; купил там лопату и по набережной направился в сторону густо заросших лесом гор.

Ехал он не спеша, понимая, что нарушать правила ему сейчас никак нельзя. Попутных и встречных машин было мало, но всё-таки несколько раз приветствовали его знакомые, нажимая на сигнал и вытягивая в его сторону руку ладонью вперёд. Каждый раз пробегал озноб по его спине, однако, с другой стороны, мало ли куда он едет, и кому какое до того дело…

Вскоре хорошая дорога сменилась плохой, а потом и грунтовкой, по которой он повёл машину с большой осторожностью — не хватало только проколоть колесо и усугубить ситуацию и так крайне опасную для него.

Проехав пригородный посёлок, он свернул в лес и вскоре понял, что далеко не все горожане отправились на городские пляжи, а многие (чересчур многие!) решили пожарить возле речки шашлыки и погулять в лесу.

Менять свой план и искать неизвестно где безлюдное место он не стал, понимая, что везде будет примерно одно и тоже. Кроме того бензина в баке было немного, а подъехать на заправку, рискуя выдать себя с головой, он никак не мог. Оставалось только ждать, когда все отправятся по домам.

Каким-то чудом удалось ему найти тупичок, заканчивавшийся крутым откосом горы. Загнав туда задним ходом автомобиль, он смог с большими предосторожностями переложить бездыханное тельце в багажник и засунуть его в большой мешок из-под картошки, за которой сегодня планировал он заехать в пригородное, подведомственное ему хозяйство. Теперь никто бы и не догадался, какой страшный груз в мешке, если бы он понёс его через лес, отыскав удобное для ямы место. Но копать-то… копать при таком стечении народа было никак нельзя.

Жуткая жажда и голод стали одолевать его, но не мог он даже к речке спуститься, опасаясь встретить кого-нибудь из знакомых.

Он откинул сиденье и прилёг, приказав себе не нервничать и расслабится, но звук удара безжалостного металла о головку малютки и вид её, раскинув ручонки, лежащей на асфальте преследовали его неотступно. Не в силах понять, как он мог не заметить девочку, не видеть её до момента удара, которого можно было легко избежать, так как скорость авто была минимальна, он клял свою судьбу. Действительно, девочка погибла из-за страннейшего стечения обстоятельств. И можно было бы назвать это несчастным случаем, если бы сам он не отвлёкся от управления машиной в этот момент, если бы не пытался рассмотреть, что же это там, впереди, на перекрёстке произошло.

В конце концов усталость взяла своё, и он задремал ненадолго. Скорее это было какое-то оцепенение, которым организм спасался от неотступно преследовавшей его жуткой жажды. Но очнувшись и осознав с новой силой подлую безвыходность своего положения, он по-детски горько заплакал, уткнувшись в спинку заднего сиденья.

 

Между тем, народ и не думал покидать лес. Обед плавно переходил в ужин; жарились новые порции шашлыков; со всех сторон слышались разговоры, смех и визг детишек, обливающих друг друга холодной водой горной речки. Ожидание становилось совершенно невыносимым, но и делать ничего было нельзя.

Время тянулось медленно, физические мучения делались похожими на нескончаемую пытку, но каждый раз, когда он открывал глаза, видел он зависшее навсегда в одной точке небосвода солнце. Но вот, наконец-то, оно сдвинулось и стало садиться, заходя за гору. А народ продолжал свою субботнюю гульбу, дышал весенней листвой и цветами и было похоже, что многие, прихватив с собой палатки и спальные мешки, намерены остаться в лесу на ночёвку.

В темноте он хотя бы смог спуститься к реке и напиться холодной воды, жадно черпая её сложенными ковшиком ладонями. Но, получив облегчение от утолённой жажды, Никита тут же ощутил, что сырая вода в пустом желудке, выпитая в огромной дозе, начала его беспокоить угрозой диареи. А когда стал он подниматься по крутой горе к машине, неожиданная резкая боль в желудке согнула его в дугу, и он обхватил руками ствол дерева, а потом упал на жёсткие корни его и долго корчился от боли, едва-едва не теряя от неё сознание.

Ослабевший, в холодном поту, еле-еле смог добраться он до машины и долго сидел, откинувшись на спинку сиденья и постепенно приходя в себя, не в силах сдвинуться с места и даже подумать о чём-то. Когда же прошла эта болезненная слабость, он с полной ясностью понял, что никакую яму в тяжёлом лесном грунте он выкопать сейчас не в силах, да если бы и начал он это делать, то наверняка ему не удалось бы сделать это скрытно и бесшумно, а что бы он ответил заинтригованным ударами заступа о твёрдую, как камень, почву, оставшимся на ночёвку в лесу горожанам, что бы он мог им сказать в ответ на простой их вопрос... кроме того, что убить их, и затем копать могилу уже на три или четыре трупа… А вот дома… дома, кто посмеет спросить его о чём-либо… Кому какое дело до того, зачем копает он яму в собственном саду?

Он вышел из машины и сделал несколько приседаний и наклонов вперёд, чтобы как-то прийти в себя и понять — сможет ли он вести машину. Потом завёл мотор и поехал домой.

Ворота оставались открытыми целый день, и он задним ходом, как всегда, заехал во двор, но не остановил машину возле дома, а стал спускаться ниже и ниже в сад, чтобы поставить её в зоне недоступной для просмотра из окон соседей. Этой идеей своей увлёкся он так, что заехал на очень крутой спуск, и ему пришлось подложить под задние колёса камни. Если бы он был таким внимательным и осторожным утром этого ужасного дня!

Дети уже спали, а жена встретила его немым (пока…) упрёком в глазах и демонстративно пустым столом. Он отвёл её в другую комнату и шёпотом рассказал ей обо всём. Скрыть сейчас от неё всё произошедшее он никак не мог.

Тяжело вздыхая и вытирая на ходу слёзы, Людмила пошла разогревать ему супчик и котлеты с макаронами, а он, упав на диван, стал обдумывать план дальнейших действий. Но вскоре услышал звук, возникший от царапанья собачий когтей по металлу. «Придётся её заманить в дом и закрыть», - подумал он, но решил сначала перекусить и чуть-чуть отдохнуть, а потом уже, когда соседи заснут крепким сном, довести до конца своё чёрное дело. В кухню-столовую звуки собачьей активности не долетали, и после еды он тут же на диванчике прилёг и моментально заснул.

Его разбудила жена и жарко зашептала на ухо: «Вставай, надо что-то делать. Она разбудит детей и всех соседей. Я не могу её поймать, а она лает, воет и тарабанит лапами по багажнику, как сумасшедшая.»

Был уже третий час ночи, и самое было время, чтобы выкопать яму и схоронить навеки следы преступления своего. Но проклятая собака могла, действительно, перебудить всех соседей и выдать его с головой. Пришлось срочно заняться этой проблемой. Однако Манька перестала признавать в них хозяев. Она не давалась им в руки, не слушалась и всё, что можно было сделать — это отгонять её от машины. Но вскоре она нашла ответ на эти их попытки добиться тишины и стала бросаться на них с лаем.

У соседей в окнах стал зажигаться свет, а если проснутся дочки, то весь его план полетит к чёрту. Пришлось принести сетку, которой ловил он иногда рыбу, и в момент собачьей промашки набросить сеть на неё. Потом Валентина держала собаку, прижав к себе, а Никита удавкой душил несчастное существо. Мёртвую собаку завернули в тряпку и бросили в багажник, к тельцу девочки.

Теперь надо было дать соседям время снова заснуть, но пока они успокоились и потушили свет в спальнях, начало уже сереть за окном и разбудить соседей теперь ещё и ударами лопаты о землю — было уже сущим безумием. На грани которого эта, ещё утром совершенно беззаботная и счастливая, пара уже находилась.

И вот, если бы Никита стал копать яму в своём саду, а там было достаточно для этого места, то никогда бы я не посмел спрашивать — для чего он это затеял. Я думаю, что никто из соседей тоже не обратил бы на это особого внимания. Мало ли какие планы у Никиты… Хозяин — барин. Но он стал копать в том месте, в котором задумал это сделать ночью, забравшись подальше вниз по откосу горы на ровную площадку, окружённую густым кустарником. Здесь, по его расчёту никто не смог бы ничего услышать и увидеть, но по какой-то своей надобности я перед уходом на работу спустился в сад, услышал работу землекопа и, хорошо зная, что никто из посторонних не может там появиться, решил посмотреть, кто это может быть. Тут и состоялся тот разговор между нами, который каждому из нас позволил подумать: «Вот — дурак!» А если бы копал он ни от кого не прячась метров на 20 выше по склону, на своей территории, то никаких вопросов у меня не возникло бы. А при взрыве, который произошёл около 15 лет спустя этих событий, - при этом взрыве костей девочки и собаки не разбросало бы вокруг воронки, и тайна Никиты навсегда была бы сохранена. Но стала ли тайна эта раскрытой всем людям и теперь? Ведь следователи были почему-то очень смущены тем, что стал я уверенно обвинять именно его, предлагая им посмотреть на карту своего участка, который сохранился у меня с документами о купле-продаже. Тут бы стало совершенно ясно, что на чужой территории, имея своих 15 соток земли, я бы никак не стал копать и, вообще, хоть как-то хозяйничать.

Конечно, я мог бы позвонить другу Толе, чтобы разузнать, чем дело завершилось и почему Никита оказался неприкасаемым. Мог бы и слетать в, ставший родным мне, городок, и в море ещё вволю поплавать, и любопытство своё полностью удовлетворить. Но, с какой целью стал бы я здесь искать истину? Чтобы обвинить-таки Никиту, полностью разоблачив его? Но, во-первых, я уже очень хорошо знал, что «плетью обуха не перешибёшь», а во-вторых, на мой взгляд — страхом ежедневного разоблачения и предполагаемыми всё-таки муками совести был Никита наказан гораздо больше, чем, если бы отбыв на полу-вольной колонии-поселении свои три года, вернулся бы он к прежней — ну, может быть, и не совсем прежней, а в чём-то изменившейся, но не тревожащей страхом наказания и позора, жизни.

К тому же, вся картина смерти несчастной девочки и Никитиной в том вины, - вся эта картина была полностью мне видна и любопытство не мучило меня. Кроме разве что отдельных деталей, прояснять которые Никита, конечно же, не стал бы. Во-первых, тут надо бы начать с того, что, если бы он вызвал, как это предписано законом, ГАИ и скорую помощь, то часть вины переложила бы молва на бабушку, на её недосмотр, вызванный глупым любопытством, а сам бы он представал в этой истории, скорее, жертвой обстоятельств и ужасной случайности, чем преступником и убийцей. А, во-вторых, я бы спросил его, почему он был так уверен, что на городской улице не увидел никто это происшествие и не запомнил номер его машины? Если хотел он спасти ей жизнь, срочно доставив в больницу, до которой можно было бы домчаться за 15 минут, то, почему остановился он, а не мчался, включив свет фар? А не была ли девочка ещё жива, когда укладывал он её на заднее сиденье? Страшный этот вопрос, согласитесь, делает понятней его дальнейшее поведение. Ведь, поступи он по закону, мог бы даже сочувствие вызвать к себе, как к жертве стечения обстоятельств. Ехал он очень медленно, девочка выскочила на проезжую часть внезапно, испугавшись исчезновения бабушки и желая её найти; остановил он машину почти мгновенно, от удара на металле не было никаких следов, пешеходного перехода в этом месте не было… Да, если она была ещё после удара безжалостным металлом автомобиля в нежную, слабую шейку жива, то, вызови он тогда «скорую», всё бы могло для него обойтись, хоть и большими неприятностями, но в итоге закончится не так уж и плохо.

А, может быть, пропустил этим субботним утром Никита рюмку, другую с каким-то из своих приятелей... Наверное, тут и кроется ответ на все вопросы!

Но я-то тоже хорош: испугался тяжёлого молчания следователей и свернул всю вину на бедолагу бомжа. Ну, во-первых, я сразу указал им на Никиту и доказательство привёл, а во-вторых, бомж этот уже года за четыре до моего отъезда в Киев перестал ночевать на своей этой железной кровати в бамбуковой рощице. Я это знаю точно, потому что появились тогда у меня кой-какие вопросы к нему, которые разрешить могла только личная встреча. Так что, успокойтесь, если бомж каким-то образом и пострадал, то намного раньше и не от моего ментам на него намёка. Учесть тут надо и то, что не оговора, а только намёка. Учесть надо и то, что работу свою по розыску исчезнувшей девочки, сделали менты очень плохо. И только случайное пересечение в одной точке земли злобы на своё начальство сварщика газопровода и злой воли Никиты дало им возможность довести это дело до хоть какого-то конца. Не знаю, впрочем, до какого...

Поделись
X
Загрузка