Проза

Иллюстрация А. Капнинского

Обо всем можно сказать так:
мир — конфета! Разверни и
съешь.
Остался красивый фантик... на память.

Вишня (фруктово-ягодная карамель. Фант плотный, вощеный)

— Разверни бумажку, там конфета.

Послышался веселый смех. Солнце прожгло глаза. Вспыхнул зеленый куст. Дух.

— Вишня — ягодное деревце. Растет оно в жарких краях. Нет, конфета —
это не ягодка... это... вкусная штука.

Разговор взрослых трудно понять.

Чтобы закатный свет не слепил глаза, панамку мне натянули на нос.
Воздух качнулся. Свет помрачнел. Куст ожил. Дух Арашама
пробудился — сизые ленты и дымные струи вокруг старческого лица.
Дед заперт там.

— Зачем кликал? Дрожишь, как куст... Ха!.. Ха! Испугался?

— Ты кто?

— Флорус! Что, успел уже все позабыть? — Ты! А теперь кем ты там
стал — знать не хочу! Время исходит. Явлен. Зачем? Проси!

— Я могу с вами быть?

— Нет... Ты чужой!.. Сам свой срок дотерплю и уйду! Здесь твоих...
нет! Дендры знают тебя и не тронут. Резвись внутри них!

— Им больно не будет? — Они тебя и не заметят, если не станешь
ломать их личин. Все! Спешу, ухожу... Фу, какой ты стал мелкий,
сухой, как щепка. Оцепенел в своей коже людской. Зачем?

Куст колыхнулся, исчез на миг. Разошлись вокруг чернильные ореолы.
Возникли — песочный цвет, небесная синь. Осталась тяжелая
зелень листвы и все!

— Да очнись же ты, наконец! Смотри, какой к тебе прилетел подарок!

Китайская райская птичка сидит на ветке куста. Игрушка из цветастых
перышек, синельки, скрученных проволочек, пуха. Игрушка
прилажена к кроне. Крылышки с голубым обводом, хвост
переливчато-синий.

— Так и стоишь с конфетой в руке? Клади ее в рот! Ешь! Это вкусно!

Мама, птичка, конфета — это такая игра. Потом снова меня отведут за
забор. Это такая игра — в смех и в подарки.

Мама и ее знакомый очень довольны, они болтают друг с другом и
радуются, что свой выходной провели на природе, в Лисьем Носу.

— Не хнычь! Потерпи недельку. Давай играть в прятки. Я спрячусь за
куст, а через несколько дней ты меня здесь снова найдешь.
Скоро-скоро...

Мичуринская (леденцовая формочка с темным вареньем внутри. Вкус — прогорклой малины)

Шарики черных ягод. У ягод на боку белый блик. Блик неподвижен. Свет
из окна освещает картинку — плоская смородина. Мертвая
гроздь. В зеркале все отражения перетекают. Дальняя часть
комнаты не видна. Угол кафельной печки в зеркало попадает, если
уткнуться в стекло лбом и скосить глаза. Если встать вверх
ногами, то в зеркале все вещи уйдут наверх. Потолок чистый,
белый, пустой. Теперь легко соскочить на него.

— Зачем кувыркаешься?

— Кто это?

— Я нем. Ты не слышишь меня, а лишь понимаешь. Нас множество, нас
нет, мы — иллюзорны. Зови Мага... Вот он!..

— Я Зорр! Говори!

— Ты глаз?

— Нет... Маг взора. Не ступай за плоскость. Дальше край.
Рассыплешься вдребезги, станешь кривым,.. тебе здесь нечего делать!

— А вам... можно?

— Их нет! В отблесках и осколках света нет ничего. Иголки... Их
тьма! Здесь я,.. пришел, чтобы прогнать тебя. Иллюзии — скосы
ума — безумье! Прочь! Кышь в свой сумбур!

Из кухни доносится лязг посуды, готовят еду...

Значит, мир перевернут только в моем уме? Соскакиваю с дивана,
распрямляюсь. Голова шумит. Ералаш на столе: стопка книг,
квитанции, ножницы, коробка папирос «Красная Звезда», пузырек с
шариками гомеопатического лекарства, пепельница из волнистой
раковины, лупа, пасьянсные карты в плексигласовом желтом
футляре, очешник, вазочка с горкой разных дешевых конфет. Одной
конфеты там не хватает. Надо ее положить на место. Мельком
взглянул в зеркало — в комнату дверь закрыта... Дверь
распахнулась... В проеме — тетя с кастрюлей супа. Этот обман наяву
или только в уме?

— Обед! Съешь суп до конца, тогда получишь конфету!

Отраженная в зеркале явь зачерпнула половником свежие щи и наполнила
супом тарелку.

Сумрачно. Тихо. Лето...

В миг отскочил от зеркала, сел к столу. Подо мной, на сиденьи стула,
— подушка: до края стола достал!

Ложка. День. Грань, за которой это виденье рассыпется близко.
Завтра, быть может, сегодня, а может... картина этого дня
рассыпется в прах через час.

Ягоды настоящей черной смородины — лиловые.

Висит на стене отрывной календарь, на листке цифра «три». За спиной
— перестук настенных часов. Стрелки сошлись. Щелкнул замок,
задрожала со звоном пружинка... Гонг-дон-дон.

— Кто это? Снова ты?

— Нет! Тот ушел... Это другой — твой собственный иллюзор.

Раковые шейки (полосатые подушечки с трескучей начинкой)

Глупо все!

Песни, которые поют... После «Гусиных лапок» время стало невкусным.

Кулек конфет. Хруст-хруст. Веселые люди поют и танцуют. На земле
люди важные. Ассорти в коробках и дорогие наборы — не по
карману! Мелочь в кулечке: ириски, горошек, леденцы, подушечки,
барбариски.

Метель. Поземка. Узор на стекле. Горло красное, ангина. Озноб и
ломота в суставах, на горле компресс. Все ясно! Распухли
железки.

В этот год умер вождь.

Врач говорит, обращаясь к маме:

— Время суровое, но сдаваться нельзя!

Он не говорит, а думает:

«Злодей сдох... Звериная стая осталась...»

— Как вы думаете, что будет дальше?

— Будем жить так, как жили... Только лучше.

— Я тоже так думаю.

...Траур. Провода на столбах гудят. Болезнь — это не страшно!

...Звериная стая осталась. На всех яда не хватит...

О шее говорят:

— Горло красное. С годами становишься шире, и выше, и дальше, и тише.

...Постельный режим и лимон!..

Листок станиоли дребезжит на весу. Разгладишь ногтем — он сверкает.
...Сложишь два раза вчетверо — будет мелкий квадрат...
скрутишь шарик и — щелк — в потолок!

— Конфеты эти мелют из мертвых раков? (Вопрос внутренний).

— Нет! О раке говорят: — Это смерть! (Голос отчетлив).

— «Раковые шейки»... Почему они тогда так называются?

— Название придумал дурак!

— Значит, эти конфеты дурацкие? Тот, кто их ест — тупеет?

— Нет, конечно! Ешь...

— Почему?

— Потому, что дураки придумали не только конфеты. Подрастешь — узнаешь!

— Я грызть не буду!

— Попробуй. Обманут. Подсунут... Не схватишь... не угрызешь!

Щелк... Летит серебристая горошина вниз, с потолка... упала на пол.
Закатилась куда-то.

Тот, кто со мной говорил, замолчал.

Зимой очень быстро темнеет. Во тьме не мерцает даже фольга. Вoрох
бумажных оберток от «Раковых шеек»... хлопья снега за черным
окном...

— О нас говорят, что нас больше нет! — вновь разомкнул тишину тот
пустынный голос и вновь замолчал, исчезая. — Я знаю людей! Я,
уже раз был там, в среде людей! Меня не ищи, это место
быстро пройду и уйду. Живи и не будь дураком! Грызи. Корпи,
мелюзга!..

Коровка (прямоугольной формы сахарная помадка. Сгущенная тягучая начинка внутри)

Конфетка тает во рту. Если помадка застыла — оболочка конфеты
рассыпчатая и ломкая. Обертка блеклая и невзрачная...

Утром жук-плавунец в банке перевернулся вверх брюхом.

В воскресенье были в гостях, неподалеку, у приезжих, очень простых и
очень веселых людей. Жили они на задворках Разъезжей улицы.
Передвиженцы из других краев. Пока хозяйка с
подругами-тетками накрывала на стол, муж-мужичок хохотал и резвился, пел
под гармошку лихие куплеты. В стопках водка, в миске -
картошка. Просто: селедка и три огурца.

— Вот тебе, детка, конфетка!

Спевка : «Из-за острова на стрежень».

В тот день в домах и на улицах полно было пьяных.

— Эти люди больные? Они упали. Их можно спасти?

Толчок со спины и шум над макушкой головы. Загромыхало:

— Я царь, раб божий! С тобой говорю я — Владыка решеток града!..

Что хочешь знать? Знай! Эти дурни здоровы — пойла они нахлебались,
черти. Город для этих — чужая среда. Пришлые ядра.

— Зачем их пустили сюда?

— Мало в клетках осталось тел коренных. Была бойня. Новыми плотями
бреши заткнут. Строй. Строю нужны ряды! Ты тоже гнездишься в
дыре. ...Го-го-го!

— У нас есть комната в доме.

— Ого-го!.. Щел. Лаз. Нор... Просто дыра!.. Ничего, ничего! Через
несколько лет притрутся, будут вихрить, хапать, давить и
терзать друг друга. Будут хозяйничать и править такими, как вы —
мягкосердыми. А вы будете кланяться нелюдям и служить.
Хочешь кланяться им?

— Не хочу.

— Они не хуже и не лучше прежних. Это ваш стан. А ты старайся
остаться легким. Тай! Млей! Лютых-каленых стянет свинец.

— Никого тогда на земле не останется?

— Для адов хватит гадов!

— Значит, люди останутся?

— Мрак! Эти цепи его... Но есть и другие масти. Настанет такое
время, когда вместо сутей людей, останутся только пробки. Они
будут ряжены в пестрые лоскутки. Фальсус!.. Хочешь прожить
наперед и оказаться в том мире? Подглядеть, что там? Молчишь?..
Ха. Хо, хо.

— Только чуть-чуть, незаметно.

— Ладно! Глубоко не раскроюсь. Дойдешь с мамой своей до Пяти Углов и
до перекрестка, возьмешь ее крепко за руку. Смотри, держись
цепко, иначе можешь упасть. Мама тебя перетянет на другую
сторону, там ты придешь в себя, скажешь ей: «Голова
закружилась». Она ответит: «Я выпивала, а опьянел ты!» И все пройдет,
но больше ни о чем ни слова! Обещай!

— Да!

Едва с панели нога ступила на мостовую Загородного, как я покачнулся
в воздушных волнах и исчез, и снова возник подле угловой
часовенки храма на площади, у Колокольной. Нарядные, пестрые и
говорливые люди сновали кругом. Праздник и легкость улочка
тихая...

— Не обольщайся! — возник мерклый голос из ниоткуда. — Это все
кутерьма! Хочешь познакомиться со своими ровесниками в будущем?..

...Скромничаешь и жмешься, как красная девица. Распрямись и выйди
навстречу. Сейчас я их сюда примагничу... Ну вот, знакомься...
за этим — Александром — может явиться еще один умник —
звать его Кузя, а имя спросишь сам у него: он — мышь.

Сценки встреч мелькали одна за другой. Взбалмошные разговоры,
резкие, резвые, взвинченные и занудливые. Вспышки лиц. Толкучка.

— Я устал!

От гримас своих состояний и прискока разного возраста. От
тарабарщины, которую нес этот парень, лихой и задиристый, — вроде бы
я, и не я. Демон быстро листал фрагменты, я метался на
пятачке, одурев от такого прыгучего мира. Появился последний
вопрос: для чего этот бешеный мир, до которого я доживу?..

— Ну, наконец-то очнулся! Шел и качался, уснул прямо среди дороги.
Тебе не плохо, сыночек? Скажи, только правду! Ну, слава
богу... Я выпивала, а опьянел ты... Хочешь конфетку — это
«Коровка». Со стола в гостях утащила, специально для тебя. Ну что
ты мычишь — му да му?..

Но я дал слово молчать. На всякий случай с конфетой во рту помолчу.

Му-му (рассыпчатый сахарный брусок, бежевый цвет с белесым налетом)

— Сегодня у нас есть одно важное дело, — сообщила значительным
голосом мама. — К пяти часам мы должны быть в одном очень
интересном доме, там тебя ждут! В этом доме есть дети, ты сможешь
днем, пока я работаю, с ними играть.

— Но я хочу быть с тобой!

Упрямство мое сломлено, жалобы не услышаны.

Принарядив и прочитав наставления, как нужно себя вести, мама меня
повела в тот дом... На втором этаже, в старинной большой
квартире, в одной из комнат, за низкими столиками на маленьких
стульчиках сидели мальчики и девочки и с важным видом
одновременно питались. В центре клумбы окаменела тетка, только
глазами следила за едоками. Это была общая кормежка!

— Мальчик! Стань у дверей и стой...

Мамин голос, за дверью, приподнято-бодрый, звучный, красивый. Там совещаются.

— Мы сюда заглянули в гости, — убежденно твержу я, — в этом месте
работают или служат. Мы навестили тружеников и скоро уйдем!
Это домовая столовая... или детское ателье!

Кособокая бабка промчалась с подносом, в башню сложила миски,
сгребла ложки и сгинула.

— Вот я в гостях у бедных детей. У них нет дома, нет мам, их собрали
в загон, чтоб кормить! — догадался я.

«Голодных нет в счастливой стране!»

— Ну вот, все улажено прекрасным образом! — мама вступает в зал и
возглашает: — Здравствуйте, дети!.. Роза Борисовна, передаю
своего сына вам, из рук в руки. Он мальчик чуткий, ранимый. Вы
уж тут последите, чтобы его не обижали!

Напутственно мне улыбнулась и распрощалась... раз — и ушла.

Мне указали место за столиком, пихнули под нос тарелку. В ней пюре
желтовато-зеленое, ломтик соленого огурца и котлета.

— Мальчик! Порцию должен съесть до конца...

Мама вдруг снова заглянула в дверь и обратилась к охраннице:

— Забыла предупредить! Он у меня настоящий вегетарианец, мяса не ест
совсем. Любит кашу, гарниры... овощи обожает.

— У нас все едят все! — в ответ отчеканили.

Я встрепенулся, но мама тотчас ушла.

— Младшие дети встают и цепочкой выходят в санитарную мыться и
писать и живо укладываться по кроватям! — раздается команда. —
Старшие помогают нянечке вытирать столы. Для всех: отбой,
тихий час!

— А ты... — обращается голос ко мне, — будешь сидеть здесь хоть до
утра, пока тарелка не станет чистой. Жуй!

Я уставился в точку. Над тарелкой зависла мерклая пыль. Кружится
кружево оживленных частичек. Погружаюсь, тону, мчусь в глубину.
Шум и гул. Вижу поле, как шар, без травы. Воздух — гуща.
Вокруг — дымный вечер, а может быть, муть...

— Кто тут? — спросил я у сгустка.

Шевельнулось пятно на вершине холма. Полустон, угасающий горемычный
звук отозвался на мой вызов.

— У-у-у-м... Я ту-у-ут...

— Ты где? Я не вижу тебя.

— Я у-у-ум... Иди в лу-у-г... Я был тут. Тело. Ел траву. У-у-би-ли.
Теперь я — душ!

Все слышалось так и понималось наоборот.

— Ты корова? Гуляешь по лугу?

— Меня нет. Было тело, я душ его. Был трав. Живот. Он хищ! Части
разлетелись, у-у-у... уже немного осталось. Скоро кончусь
совсем.

— Теперь ты мясо?

— Я тут, тут, был живой, брал траву... Му-у-у-у. Ты злой...

— Я не буду тебя есть! Мне жалко тебя... Если собрать все части и
снова сложить тебя?

— Мне все равно, меня больше нет.

— А котлета? Если собрать и сложить тебя из котлет?

— Ты добрый... Не плачь! Целых частей больше нет. Тьма. Ухожу-у-у-у-у.

— Я буду помнить тебя, прощай!

— Прощаю, у-у-ум...

Я вынырнул из глубин тумана наружу и узрел над собой круглоголовую
троицу: охранница, нянька и главная кудахтали:

— Обморок! Зовите сестру, пусть возьмет нашатырь. Сбагрили нам эту
немощь заморскую, вегетарианскую!

— Там корова! Она умная! — пролепетал я.

Роза Борисовна хмыкнула:

— Коровы пасутся в поле, у коров ума нет!

Все многозначительно переглянулись и закивали согласно. Притащили
ватку с нашатырем, положили рядом с тарелкой приманку...

— Давай договоримся: съешь кусочек котлетки и получишь конфетку...
Мужчина должен есть мясо! Мама очень обрадуется, когда
узнает, что ты ешь... эту... Фу! Доконал, паразит... Что, другой
конфеты у вас не нашлось? С зайчиком, белочкой, мишкой?.. Это
же — тоже корова!

Веселый зоосад (сосульки, пропитанные сиропом, с джемом, мятной крошкой или медом внутри; формочки цветные, рифленые, полупрозрачные)

Теплый осенний денек. Эхо шагов с парадной. Щелкнул французский
замок. Дверь нараспашку, теплынь! Мама пришла!

— Уфф, отдышусь. Мчалась галопом. Все на стол! Разбирай — в сетке
провизия: зелень и овощи. В кульке ягоды.

Бумага промокла от темного сока вишни.

— Абрикосы переложи в пиалу! Масло — за окно, и прикрой от солнца
картонкой от торта. Ягодки съешь — и отправимся в гости.

Гам-тарарам. Музыка в репродукторе.

Румба!

По дороге, из автомата, мама звонит родным:

— Мы уже вышли. Ждите!

Впереди, на Невском, синяя тележка... Голубой пломбир в вафельном стаканчике.

— Не вертись, не прыгай!.. Что еще?.. Ах, да!.. Газировка! Золотой
ранет — это лимонад!

Не спеша ползем по Литейному. Железные прутья решетки с одной
стороны тротуара тянутся вдаль. Рябь ограды изогнулась полукружием
в центре, и появился уличный сквер со скамейками, с
постаментом на клумбе; на этой подставке громоздилась посудина,
черная плашка.

— Это памятник?

— Это не памятник, это чаша, эмблема всей медицины. В этот сосуд
змея выпускает лекарство и яд... Давай посидим на скамеечке,
чтобы ты не торопясь мог наслаждаться своим холоднющим
пломбиром, бр-р-р-р...

Мы присели на рейки скамьи. По полосе мостовой урчат и сигналят
автомобили; по полосе тротуара, с разговорами или молча, шагает
уличный люд. Вокруг чаши — спираль, без рук, без ног — без
конечностей. Хвост приклепан к ножке подставки, железный урод
лентой обвил плоскую чашку. Головы у гада нет!

— Не лижи языком ледышку! Выброси снежок!

— Снова ко мне какой-нибудь царь нагрянул!? — с досадой подумал я.

Раскатистый глас прокатился снова:

— Залихорадит,.. душа сгорит в змеином ознобе!

«Почудилось!.. Что это — эхо?»

Душно! Жар донимает! Пекло!

— Мы, Атмосы, жаркие братья! Ты прав!

— Вы люди! Я не вижу вас!

— Ты у меня внутри, соринка! Я огромный! В небе не видно тебя!

— Мне душно!

— Ты — синька! Любишь ледяную змеиную воду... Слишком много в тебе
прохлады. Ты не наш! Что хочешь?.. Спрашивай быстро...
отвечу!

— Я живу с мамой... здесь... а потом — там... что дальше?

— Останешься один. Корни формы не в нашей власти! Кризис жизнь оборвет!

Если захочешь на шаг отдалить этот рок, то отдашь ей часть своих
жизненных сил...

— Я отдам ей всю жизнь!

— Ха! Рано пышешь, мокрица!.. Не жизнь, — а только ее часть, тогда,
когда срок придет. Не пытайся гадать — когда?! Чувство
должно быть внезапным и полным. Ну,.. а мы... — отойдем, тебя
бросим. Позовем, заберем в свой мир только ее. В маме твоей
есть тепло!

— А если я тоже вспыхну?

— Грязь не светит!.. Ты не горишь, не искришь, не мерцаешь, не
тлеешь... Вдохновляйся чертями в ступе!

— Я не хочу!

— Бжих..! — чиркнул черепок по жести! Ха-ха-ха! Узы! Блестки
сыпаться будут долго, ровно мгновенье! Паль! Парься слизняк,
воодушевляйся! Хо-хо-хо! Пыль столбом! Живой атмосферы уже не
будет...

— Больше я не хочу пломбира!

Ледяной ветер хлынул с Невы. От мороженого исходит пар. Литейный
проспект искажается, расползается в разные стороны струйками и
змеится.

— Вот и чудесно! Отдохнули чуть-чуть, можно двигаться дальше!

В угловом гастрономе покупаем конфеты. Вот эти — «Веселый зоосад», с
красочными картинками. Угощение к чаю. Загадочный плотный
кулек.

— Можно посмотреть?

...Кролик с зеленым воздушным шариком; пингвин в красном шарфе едет
с горы на лыжах; обезьяна под зонтиком; мишка с молочной
бутылкой; слоненок выдул из хобота воду на спину... Лоб горит.
Поднимается температура...

Вот дом — два серых столба. В плите, от остова до кровли, лампочки в
окнах. Зеленоватые... Рядом с башней пристройка. Длинный
флигель с решетками на двух этажах...

Люди! Где же вы?.. все! — надрывается голос. — Это не я!..
Отпустите! Все здесь уже сгибли... Я-я-я-я, я... Гниды все!.. Всех
положили!

— Что ты дрожишь? — всполошилась мама. — Да тебя лихорадит!
Простыл... Как только придем на Воинова, в дом, сразу дам тебе
аспирину.

— Там Кащей в коридорах. Рожа корчится в дыме! Ужас... Кто-то вопит!

— Ну, что ты! Это воинская казарма. Раньше, в войну, здесь была тюрьма.

Солнце в охладевшем небе еле поблескивает, панель языком облизала
стужа... шарф туго заматывают вокруг моей шеи. Синь. На пустой
мостовой, перед нашим вздрогнувшим взором, прямо из-под
земли, выскочил черт на пружинке... Хнырь! В синей форме к нам
приближается опер.

— Помнишь зверей в зоопарке? — продолжает мысль мама. — Только здесь
за решетку сажали людей... Это были такие: в ремнях, в
фуражках и сапогах...

— Милиционеры?

— Очень похоже! Если их оперить, приделать клювы и лапы с когтями,
угадай, на кого они будут похожи?..

Маскарад (вязкая и безвкусная плашка с подслащенным пегим месивом)

Кумач, бархатный красный занавес или запекшаяся кровь. Октябрьская
годовщина, бал... грянул бравурный марш, вспыхнул свет, на
сцене — фигура в черном плаще, она неподвижна, таинственно,
грозно молчит, на лице черная полумаска, дырки для глаз пусты!
В прорезях нет зрачков. Колдовская конфета — черная с
красным обертка. В маске только один! Один против всех!

— Поживешь у родных недельку, — просит мама. — А потом тебя отвезут
домой, будешь справляться с жизнью один. Так надо!

— Ты уезжаешь, ма..!

— Я буду в городе, но мне предстоит уладить кое-какие дела,
касающиеся моего здоровья. Нет, встречаться не сможем, не разрешат
врачи, но весточки от тебя я смогу получать.

— Скажи, значит, ты заболела?

— Это только начало болезни... если не упустить момент, она
излечима. Не думай о плохом! От твоего настроения будет зависеть,
быстро ли я поправлюсь! А пока — слушайся бабушку и тетю
Тамару...

Мама и тетя увлеклись беседой друг с другом. Приподнятое настроение
и оживление отодвигали на время тревогу, неминуемый ужас и
неизвестность.

Я мусолил конфету, терзал заколдованный фантик, думал только о маме,
от всего остального был отрешен. Пронесся шум. Меня
позвали! Но не звуком, не голосом — зов раздался в моей голове:

— Не озирайся, меня не увидишь здесь. Слушай и делай все, что велю!
Встань и тихо пройди в соседнюю пустую комнату. Не обращайся
к взрослым, они будут увлечены разговором и ничего не
заметят... Входи. Закрой плотно дверь за собой, поверни задвижку.
Не пугайся! Ты знаешь меня, вспомни!

«Это вожатый! — пришло мне на ум. — Мой прежний наставник, но не
здесь, не в этой слишком еще маленькой жизни, но где?»

— ...Вспомнил!.. обуздай эмоции, курсант! Теперь установим
индивидуальную связь... Подойди к шкафу с зеркальной дверцей!.. Еще
ближе! Смотри в глаза отражению. Концентрируй энергию в
локусе лба. Отсчет начну от восьми, не отставай от ритма
посылов... и транспортируйся в трюм. Подтверди готовность!

Я стушевался. Ни бум-бум не понял из того, чего от меня добивался
инструктор. Растерянность. Пауза...

— Вижу, вижу... Жалкое зрелище! — отозвался гость с сожалением и
нотой печали. — Потерял форму. Перелицевался! Жаль!.. Жертва
мутации... Эта сущность просто детеныш... Как теперь звучит
твое прозвище? Произнеси инициальный код!

— Слава.

— Славалс? Популярное слово! В этой формации часто красят его на
лозунгах... Так вот, Славалс — раз действие начато, надо его
закончить. Ты согласен!

— Наверно, — промямлил я.

— Тогда выполняй активно команды. Дам тебе импульс. Через тыл.

В затылке гул и вибрация, золотистые нити строчками мчатся вперед,
за границы лба и стекла... Озарение! Все сверкает! Впереди,
конус луча перекрыла фигура — облик громилы, стать офицера!..

— Рад нашей встрече, юниор! Сделай навстречу шаг! Не бойся, от
кокона не оторвешься! У этих энерго-тел клейкая рефлексия...
Мертвый захват. А скелет может хоть сотню лет без тебя
танцевать.

Я сжался в комок, скособочился и поник.

— Это что за поза?! — одернул меня командир. — Выпрями торс, плечи
расправь... Позор! Искривился, как ИГВ!.. Распустился
курсант... Впрочем... впрочем, давно уже не курсант!

Возникла долгая интонационная пауза.

— ...Ну, что же! На уровне интеллекта контакт невозможен! У тебя,
Урмэнс, развитие эмбриона... Давай просто поговорим!
По-дружески... Не подыскивай версий для смысла, говори без раздумий!
Пусть память запечатает разговор целиком, как он есть... в
нужный момент она его вызволит из глубинных слоев, без
искажений... Тогда сам все оценишь!.. Все взвесишь!

В следующем майском сезоне тебе исполнится шесть лет!

— Это будет летом.

— Хорошо! Летом произойдет возрастная инициация. С этого момента ты
останешься в этой среде один, без поддержки Париторов и
защиты твоих попечителей с орбиса — Нертис отходит от связи с
землей. Ожидаются эволюционные перемены, там много своих
проблем... Период твоей изоляции продлится лет тридцать... Я
также должен возвратиться в свой мир, на всех этапах
осуществлять контроль не смогу!.. Острых ситуаций будет немного, тогда
для поддержки подключим местные силы. Не паникуй! Не
распускайся! Не мельтеши! Выноси из тремора испытаний лишь
положительный опыт! Привыкай к укладу жизни людей, развивай
способности, тренируйся, изучай приемы формальной прагматики и тогда
сможешь функционировать, как хомосы, на это бестии —
мастера!

— Я стану таким плохим?

— Нет! Пройдешь экстерном фазы на регрессивном этаже человеческого
развития. Если не сорвешься и без аномалий пройдешь
испытание, то будешь подключен к своей сущностной памяти, а пока
кольцо спектра будет храниться в криптах Сольвентиса. Это можешь
забыть! Помни! Пока что ты — Хомос!

— Что еще нужно помнить?

— Не набивай сором живот. Мясная пища мертвит! Я знаю: ты любишь
смесь корнеплодов.

— Это называется винегрет.

— Вот и глодай земляные клубни! Лучше всего, питайся водой от фруктов...

— Компотом?

— Вот-вот... компотом! Ха-ха-ха. Попроси маму свою, чтобы кормила
тебя только им.

— А я люблю ситро!

— Да, дружок! Так мы будем с тобой галдеть без конца, размазывать
время по тарелке. Придется провести небольшой магнетический
сеанс и закрепить напрямую в твоем подсознании нужную
информацию. Стань "смирно", гляди на меня! Просканирую твой
ментальный трек. Даю импульс! Делаю пассы... Ты в коме! ...Первый.
Второй. Третий разряд... Все! Экт!.. Вложены все патемы... Ты
свободен, можешь выйти из транса!

...Теперь мы расстанемся. Ты погрузишься в телесный футляр.
Очнешься, и будет казаться, что все произошедшее с тобой, — только
привиделось. Как бы тебе ни хотелось рассказать о своих
впечатлениях, ты должен дать мне Слово — молчать!

— Даже маме нельзя?.. Я ей все говорю!

— Никому. Даже маме. Обещай!

— Да, если только ты скажешь... Мама поправится?

— Не беспокойся! Она будет с тобой еще долгое время. Иди и запомни —
ты дал Слово.

Окончание следует.