Литературная критика

Были писатели куда более искусные, были куда более значительные, но
не каждому из них посчастливилось трижды стать пророком. Не
качеством и не новаторством, но прозорливостью своих романов
войдет в историю Герберт Уэллс.

Чего не отнять у английской литературы — так это умения попасть «в
яблочко», обобщить идею, момент. Скажем, «Странная история
доктора Джекила и мистера Хайда». Коротко, просто и гениально.
Или, в жанре масскульта, Шерлок Холмс. Трубка, скрипка,
Ватсон — и вот вам образ сыщика, лучше которого уже не создать.

Уэллс явился супервиртуозом по части попадания в яблочко. В трех
романах, написанных один за другим в конце девятнадцатого века,
он сумел предсказать грядущий двадцатый и обозначить
основные направления двадцатого, движущие силы, векторы развития —
кому как больше нравится. Что очень хорошо, он оказался
беспощаден по отношению к каждому из этих направлений. Романы
написаны бледно, неизобретательно и слабо, многообещающие
сюжеты не развиты до конца — но это только усугубляет убойную
силу этих произведений. В самом деле, к чему Корану сюжет?
Романы Уэллса, это, конечно, далеко не Коран, но вещи довольно
таки серьезные.

Относятся они к фантастике, низкому и несерьезному жанру. Однако
этой вот своей корявой фантастической лопатой Герберт сумел
выковырять на свет божий весьма и весьма глубокие
метафизические пласты. Он предвидел не конструкцию подводной лодки там
или полет на Луну, он предвидел большее — тенденцию предвидел.
Трудно поверить, что умеренно полный белесый джентльмен в
стоячем воротничке, создавая свои творения, напитывался
грядущим мировым безумием, но так или иначе, это безумие он сумел
предсказать.

Наверное, читатель уже догадался, какие романы я имею в виду. Это, в
порядке хронологии, «Машина времени» (1895), «Остров
доктора Моро» (1896), и «Человек-невидимка» (1897). Год за годом,
шаг за шагом. Пройдем-ка и мы этой писательской тропой.

«Машина времени». Самое глубокое и жестокое прозрение
г-на Уэллса. Одна из первых антиутопий. В далеком будущем
человечество разделится на две расы, на два класса: элоев и
морлоков. Элои, потомки богачей и аристократов, прелестные,
изнеженные и тупые до невозможности, играют роль живого мяса,
растительной пищи для обитающих под землей в вечной темноте
диких морлоков. Морлоки — те, в кого мутировали бывшие слуги
элоев, пролетарии и люмпены. Морлоки кормят элоев, всячески
заботятся о них, а потом в нужное время пожирают. Такой вот
общественный договор, мир и согласие. «От нашего стола —
вашему столу»... Нет, в Лондоне или Нью-Йорке элоев и морлоков в
наше время не наблюдается, но это вовсе не значит, что
предупреждение сэра Герберта воспринимать всерьез не стоит.
Достаточно посмотреть на земной шар в целом, на его развитие.
Страны-кровопийцы, страны-батраки… Мировая элита тупеет и
оскотинивается на наших глазах, точно так же, как звереет от
безысходности мировой пролетариат (повторюсь, не о рабочих даже
здесь идет речь, но о населениях целых стран). Какими бы
изощренными не были технологии сдерживания гнева обездоленных,
при дегенерации элит эти технологии теряют свою силу. То
есть все движется в направлении, точнехонько указанном Уэллсом
свыше ста лет тому назад.

Крайне показателен американский фильм, снятый по мотивам «Машины
времени». Согласно этому фильму, морлоки и элои возникли не
потому, что такова была эволюция общества, но потому, что Луна
упала на Землю! Элои умны и сообразительны, а морлоки просто
уроды, ведомые страшным белым дядькой a la Кощей. Больший
идиотизм трудно вообразить. Весь пафос романа, весь смысл
вытравлен на корню! Фантаст рвал бы на себе волосы и усы, знай
он, как обойдутся с его детищем благодарные потомки.
Впрочем, именно этот факт блестяще подтверждает правоту Уэллса.
«Элита» XXI века уже неспособна понять незамысловатую книжечку
века XIX.

«Остров доктора Моро». Вещь, пожалуй, самая жуткая и
самая масштабная. Корабль в море терпит крушение, человек с него
попадает на вышеупомянутый остров и точно, встречает на нем
вышеупомянутого доктора. Доктор Моро, вивисектор, фанатик и
великий ученый, населил остров зверо-людьми, которых он
создает из животных с помощью недалекого ассистента. Финалом
своих экспериментов доктор поначалу видел избавление мира от
боли и страданий. Он желал вытравить из человека звериное, но
на деле из зверя вытравляется человеческое. Звери сидят в
своих пещерах и твердят данный им доктором Закон: «Не ходить
на четвереньках — это Закон. Разве мы не люди? Не лакать
воду языком — это Закон. Разве мы не люди? Не обдирать кору с
деревьев — это Закон. Разве мы не люди? Не охотиться за
другими людьми — это Закон. Разве мы не люди?..» Но Закон
вступает в противодействие с Природой. В лесу, населенном
зверо-людьми, происходит первое убийство себе подобного. Закон
нарушен, вера в него поколеблена. Инстинкты вырываются наружу,
повсюду начинаются убийства и грабежи. Моро с ассистентом
гибнут от рук своих питомцев. В финале человеческое окончательно
побеждается звериным, зверо-люди возвращаются к полностью
животному состоянию.

Не таким ли должен видеться холодному английскому уму
коммунистический эксперимент? Действительно, советский строй делал упор на
подлинно человеческие качества. Он уповал на альтруизм,
солидарность, отзывчивость, в то время как прагматичный
капитализм безошибочно опирается на проверенные временем и опытом
животные инстинкты: стяжательство, алчность, похоть. Поэтому,
стоило ударнику коммунистического труда хоть краешком глаза
посмотреть контрабандный порнофильм, как он сразу же
становился скрытым диссидентом и внутренним эмигрантом.

Право же, после прочтения «Острова доктора Моро» становится стыдно
за Булгакова с его примусными Шариковым и профессором
Преображенским. Мещанская узость кругозора, пошлое ерничанье перед
лицом мучительного и трагического вопроса. Да еще и
вторичность: Булгаков создал свой шедевр гораздо позже.

«Человек-невидимка». Повествование стилистически самое
безупречное. Главный герой снова инфернальный ученый. В
маленьком и тихом городке, воплощении старой доброй Англии,
появляется странный раздражительный человек, забинтованный по самы
уши. Это — великий изобретатель Гриффин, сделавший себя
невидимым. Гений и истерик, прозябающий в нищете среди сытых,
самодовольных и тупых посредственностей, он очень скоро
вступает с ними в конфликт и объявляет войну всему миру. Идеал
озлобленного Гриффина — царство тотального террора, террора
Невидимки, и он словом и делом проповедует этот идеал.
Яростный, жестокий, в довершение ко всему этому еще и невидимый,
Гриффин наводит ужас на мирных обывателей. В конце его,
разумеется, ловят, толпа долго топчет невидимое тело, которое
становится видимым только тогда, когда Гриффин умирает.

По роману, Гриффин — альбинос. Белокурая бестия. Ницшеанец, черт его
дери. Однако если бы я снимал фильм по этой книге, я
обязательно сделал бы его брюнетом. С аккуратной челочкой на
правый пробор, усами квадратиком и голубыми бездонными глазами. И
звали бы его Адольф. Адольф Гриффин. В самом деле, феномен
личности Гитлера, феномен нового фашистского человека
предугадан замечательно. Позволю себе заняться вольным
самоцитированием, «протест исключительной личности, принимающий
дьявольские, античеловеческие, разрушительные формы в ханжестве,
косности и лицемерии конформистской цивилизации, цивилизации,
безнадежно уродующей помыслы и сознание своих самых
талантливых людей».

В цитированной работе речь шла о трех уроках Адольфа Гитлера.
Логично назвать эту работу «Тремя уроками Герберта Уэллса». Уже
понятно, что двум последним человечество не вняло. Задумается
ли оно над первым?