Создан для блаженства (под редакцией Льва Пирогова)

В некотором царстве-государстве, над которым не заходило Солнце —
столь оно было обширно — жил да был один чудак-джентльмен.

Жил он в красивом особняке, пил черри и имел хобби. Не какое-нибудь
чудаческое, а вполне себе респектабельное: коллекционировал
картины. Особливо любил Возрожденьице: как увидит какую
пикчу рафаэлевой работы, так аж заколдобится. Немецких мастеров
тоже обожал: Босха всякого, ван Эйка в ассортименте, и
мелких голландцев тоже брал. Да и современниками не гребовал,
лишь бы работа хороша была. Сразу, значит, бегом к тумбочке,
¹
отсыплет фунт-другой стерлингов в кулёчек, и бежит тую пикчу
приобретать.

И наприобретал он этих самых пикчей на миллион фунтов.

И вот как-то сидит он вечерком с друзьями, пьёт черри, да на
свежеприобретённую пикчу работы Леонардо поглядывает: до чего
хороша.

И говорит он этак друзьям: вот, мол, напокупал я картин на миллион
фунтов, и очень тем удовольствован. Потому как от них и
наслаждение, и польза: хорошо деньги вложил. Потомки благодарны
будут.

Тут, однако, один из ближайших друзей вдруг вынимает изо рта
пенковую трубку, да и говорит: «У меня другое мнение».

Джентльмен, конечно, в непонятки: что да как.

А тот ему и объясняет такую вещь. Что теперь, с распространением
современных технологий, в особенности фотографических, картины
будет делать дюже просто. Не обязательно, конечно, при
помощи солей серебра. Но придумают вскорости самые разные
приспособы, да такие, что хучь под ван Эйка, хучь под Рубенса
корячь картинку. И что все эти накопленные сокровища разом и
обесценятся. И потомки отнюдь не останутся благодарны
коллекционеру, а осрамят презрительным стишком, насмешкой горькою
обманутого сына.

И задумался старый джентльмен. Крепко задумался.

На следующий день в Главную Столичную Галерею пришёл какой-то
нищеброд. Принёс он кусок обоссанного картона с тремя потёками
мочи. И заявил, что он художник, нарисовал картину и желает
выставиться.

Охрана, понятное дело, хотела его выкинуть, да вдруг появился наш
знакомый джентльмен, позвенел Фунтами Стерлингов, пошептал
что-то на ухо тому-другому-пятому-десятому, и нищеброда вдруг
пустили вовнутрь, а обоссаный картон повесили на Самое Видное
Место.

На следующий день Галерею посетил Главный Столичный Эстет. Надо
сказать, что оную галерею он не посещал принципиально, полагая
её местом отсосным и чмошным, так что сам факт его там
появления возбудил любопытство до крайности. Но ещё удивительнее
было, что он вовсе не стал прогуливаться по Галерее, а сразу
бросился к Самому Видному Месту. Увидев же обоссаный картон,
всплеснул руками и выцедил сквозь зубы — «Cool!». И хлопнул
по оттопыренному карману, где что-то зазвенело — судя по
звуку, Стерлинги.

Потом там же побывали разные важные люди, и все стояли перед
картоном и говорили — «Cool!». И звенели стерлингами.

А под вечер приехал туда наш джентльмен. И при огромном скоплении
народу приволок на себе мешок Стерлингов величиной со свою
тумбочку — а тумбочка у джентльмена, как мы помним, была
большая-пребольшая. И купил оную обоссаную картонку у нищеброда за
этот самый мешок Стерлингов, и увёз к себе домой, сияя от
счастья.

На следующий день в Галерею принесли ещё две обоссаные картонки. На
послеследующий — десять. А через месяц вся Галерея воняла
мочой, потому что там были только обоссаные картонки, и ничего
больше.

Прошли годы. В том царстве-государстве появилось множество умельцев
ссать на картонки. Появилось также множество специалистов,
умеющих тонко различать, кто нассал на картонку хорошо, а кто
плохо. Появились также мыслители, видящие в обоссаных
картонках намёки на всякие тайны мироздания. Много кто ещё
появился.

Одного не стало: людей, умеющих нарисовать что-нибудь красивое.
Художников то есть. Одни спились, другие ушли в рекламный
бизнес. А чтобы рисовать как прежде — так этого нет. Даже в заводе
нет. Кончилось.

Так что если какой современный джентльмен захочет повесить себе на
стенку что-нибудь по-настоящему красивое —
это ему придётся искать старую работу. Рафаэля, скажем, Босха
всякого, ван Эйка, или мелких голландцев.

А вот у потомков того самого джентльмена этого добра навалом. Куда
не плюнь — везде нетленные сокровища искусства.

Которые теперь стоят ну очень дорого.

¹ У цивилизованных народов, как известно, принято держать в
домах большие тумбочки со Стерлингами. Оттого они и богатые. А
вот некоторые другие народы — не будем уж пальцем
показывать — тумбочки имеют маленькие-маленькие, так что в них и
трюльника деревянными не помещается. Потому-то у них не то что
на антики — на водку не хватает. Да лениво им завести
институты... то есть, в смысле, тумбочки на цивилизованный манер.
Дикари потому что.