Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

***

Я напишу тебе письмо,
если не наступит зима.
Начну с этих слов,
предположив заведомо невозможное —
чтобы продолжить:
знаешь, внимательно не читай.
Максимум — пробеги глазами.
Главное —
не увязнуть в этих ненужных словах и дурацком почерке,
как в сугробах.
Почему? Я отвечу:
есть то,
что не высказать.

Я напишу тебе письмо.
(Ведь зима не наступит?)
Просто, буду бесцельно писать —
это гораздо лучше,
чем говорить с пустотой вслух.
Ты всё знаешь,
но я в сотый раз о том же:
в квартире вибрирует пол
и дребезжат окна,
откликаясь на стук колес проходящего поезда.
Смотря в окно,
я каждый раз улыбаюсь
при виде водонапорной башни из красного кирпича.
Почему? Не знаю.
Это — не объяснить.

Я напишу тебе письмо.
(Усилие воли — зима не наступит.)
Потерпи, я знаю,
можно долго гадать:
зачем тебе вся эта ерунда,
на которую я смотрю?
Какие-то старые вещи,
к примеру — шкаф,
в котором хранятся бабушкины пальто и шляпки,
и выцветшая фланель.
Признаюсь: приятно думать,
что есть человек,
которому, как и мне, это дорого.
Только не спрашивай:
«Почему»?

Я напишу тебе письмо,
даже если наступит зима.
Надеюсь, почтальон не расшифрует мой почерк
(такой-то Hotel, MD, Ocean City,
а кому — неразборчиво).
Ну, а если оно дойдёт,
то ты, возможно, поймёшь,
что я просто не мог иначе —
не мог не писать.
Да, вот, собственно,
оно почти и закончено.
Осталось добавить вот это:
зима ни при чём.
Прости.

1999, 2004

***

В прошлое, как в реку одну и ту же,
не войти дважды.
С возрастом меняется внешний облик —
стареет тело.
Остаются:
память о нём, фотографии, видео.
Иногда — одежда.
Душа оставляет меньше:
опять же — память. Иногда — тексты.

Дело
вот в чём:
к тому, что тобою давно написано
лучше не возвращаться —
немедленно хочется переписать.
Поверить трудно,
но приходится:
автор — ты.
Помимо стопроцентного совпадения имени и фамилии,
часто
сохраняются черновики,
кое-где проставлены даты и даже время,
и
(правда редко)
отчётливо помнишь место:
написано дома,
полулежал на тахте,
в воздухе
пахло новой тетрадью в клетку.

Поверить действительно трудно,
это
можно сравнить с тем,
как в детстве пугает собственный голос,
записанный на магнитную ленту.
И никак не понять: то ли запись его искажает,
то ли
он на самом деле такой и есть —
чужой.
Должно быть,
и голос, и мысль при записи что-то теряют.
Вот и бьёшься,
пытаясь сказать как можно точнее,
но вот беда
(и сейчас я это отчётливо понимаю):
то, что хочу передать — не мысль.

Мне 28 лет. Даст Бог, в апреле будет 29.
Вообще
надеюсь долго жить, хотелось бы.
Хотелось бы вещей простых,
но важных:
детей, семью,
поездок на пикник.

Я написал так много чепухи,
я столько времени потратил даром!
И знаю,
что напишу гораздо больше,
наверное, такой же чепухи.
Даст Бог, когда-нибудь я буду старым:
мне стукнет где-то 35.
И вот тогда,
я напишу какие-то слова;
начну,
скорей всего,
как начинали многие:
«Я памятник...»

Прости.

22 февраля 2004 г., воскресенье