Вальс
По утрам приходилось подтапливать — у сарая Стас мочился в снег,
вываливал из штабеля несколько заиндевевших поленьев, трусцой
семенил назад и с шумом ронял их перед печкой.
Час спустя закипал чайник...
С осени за сараем вмерзли в землю косые прутья малины; всю неделю
после субботы деревья стояли без снега, топорщились голыми
черными призраками — лишь накануне припорошило у края помойной
ямы кусты шиповника, подернуло белой крупкой ледок да
накидало чуть-чуть над грудой консервных банок — там уже
расхаживало воронье общество...
В доме отапливалось две комнаты и одна из веранд; выцветшие желтые
обои чернели фотографиями в разбухших от старости картонных
рамках; по ночам за шкафом возились крысы...
...Прочь за калитку вела утоптанная в снегу дорожка, сперва жалась к
забору, затем единым махом перескакивала неглубокий
овражек, тут же сдавала вправо и дальше тянулась вдоль насыпи,
почти вплотную прижимаясь к рельсам.
Линия обслуживала пригородные электрички; примерно в полдень в
снежную пыль проскакивал хельсинкский скорый, затем наступал
перерыв — где-то стучали об рельс, проверяя крепления, невнятный
женский голос ругался с кем-то по селектору, нервничал
хриплыми гудками маленький маневровый тепловозик...
...Через час трогался с дополнительного пути товарняк, вздрагивал
небрежно закрепленными бортами, сбивая иней, набирал ход,
минуя стрелки, и вот уже исчезал за ближним переездом замыкающий
состав почтовый вагон, расплатившись, как водится, на
семафорном стыке всегдашним непарным ударом колес...
С осени Стас охранял пансионат «Дубки»; прежний сторож, улыбчивый
старый идиот Митрич неожиданно окочурился в конце августа, как
сказали бы, вследствие болезни, вызванной тяжелым,
продолжительным запоем.
Желающих зимовать в шестидесяти верстах от города поначалу не
находилось, кончался сентябрь, по утрам уже то и дело блестел
сединою газон, разъехалась последняя шумная смена, и под
моросящий гаденький дождик Стаса оформили в каких-нибудь четверть
часа, без лишней канители, проигнорировав даже, по непонятной
причине, двухлетнюю брешь в его трудовой биографии.
В ту зиму виделись редко: Стас жил отшельником — раз в неделю ездил
за продуктами в Рощино и в городе почти не показывался;
кто-то невзначай пустил слух, будто он подался к кришнаитам...
...Гостям оставалась чета полуживых кресел, истертый пансионатский
диванчик да две табуретки — хромая и нормальная, сработанные
еще во времена доисторические дрожащей рукою Митрича — себе
хозяин определил фанерный топчан, прежде стоявший без дела,
побросал на него ворох старых шинелей и застелил поверх
пепельно-серым шерстяным одеялом. Отыскалась даже пара небольших
подушечек...
Мерцал оттуда сигареткой...
...Свет дальних фонарей в окно... Ветер приносил гудки со станции,
давил на стекла, падал на полусонные веки привычной истомой —
топкий разговор расходился бликами, Стас медленно стряхивал
пепел в консервную банку, медленно продолжал, растягивая на
конце слова...
«...а еще барбусы полосатые... эти первыми сдохли,— Стас поправляет
рукой подушечку,— ...гуппи, те хоть расплодились напоследок,
а барбусы сразу... Остались одни улитки...»
Рыжая герла Магда пускает дым в потолок: «В детстве я хотела быть кошечкой...»
Где-то скрипнула половица:
«...конечно же, кто-то сунул туда бычок...— суковатая головешка,
выстрелив, рассыпается ворохом испуганных искр,— ...все-таки,
они едва не дотянули до весны... Милые твари, чего
говорить... ползали себе по стенкам...— Стас улегся теперь ничком,—
...их потом Суходолец сварил вместе с аквариумом... дурак...»
«...пришлось выбросить... воняли...»
Стас нехотя сползает на пол, долго шарит вокруг — ищет тапочки,
наконец встает и босиком ковыляет к печке. Трогает рукой
запотевшие ведра, с минуту прислушивается к чему-то, затем уверенно
закрывает кочергой верхнюю вьюшку:
«Ночью холодно будет... Надо дров принести...»
 |
Идет назад...
«...конечно, порою понять трудно... а в общем... принять армию, как
таковую... не всегда, естественно... стоило бы говорить,
пожалуй, как о системе в целом... хотя... как хочешь... опять
же, чего-то недостает...»
Стас дожевывает сигаретку:
«...иногда — почти трагически... грань полового извращения... изо
дня в день проверять чистоту подворотничков... у полусотни
зрелых мужчин...»
«...едва ли здравый смысл пропадает здесь вовсе...»
«...равно как и манера говорить...— комкает пустеющую пачку
«Космоса»,— ...пара незначащих фраз — и только... бессвязное,
гадливенькое начальственное вибрато...»
В печке опять что-то треснуло...
«...старшина из сыромятной русской сказки... крашеный газон... тихая
поэзия интендантской службы...— Стас срывается в кашель,—
...и, потом, этот отвратительный тон, не находишь?»
Ночь. Зима. Снова снег пошел.
Скучно...
3.05.89–3.07.89
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
