Искусство

Чего ждать от фильма, открывающегося кадром с потоками воды, льющимися
на шоссе, где только что разбился мотоцикл. Все снято с верхней
точки так, что тем более очевидна работа поливалок, которые, конечно,
должны были оставаться невидимыми для диегезиса. Но режиссер фильма
— очень хороший итальянский актер Серджо Кастеллито, фильм был
в Каннах, смотрим дальше.

Забавно выглядит надерганная по всей истории итальянского кино
эклектика, опрокинутая в гламур (а ничего иного, кроме гламура,
судя по всему, итальянский кинематограф не производит). Есть пустырь,
зона отчуждения, оголенные железо-бетонные конструкции заброшенной
стройки в духе Пазолини, но в цвете и на хорошей пленке. Посреди
этого предполагаемого убожества стоит домик в духе наивного искусства
имени Тонино Гуэрры, в котором живет Пенелопа Крус. Которую здесь
зовут ни больше, ни меньше, как Италия (что экзотично даже для
этой сумасшедшей страны, из которой приезжают люди по имени Париде
и Раньери). Италия, на самом деле, полуалбанского происхождения,
одета в обноски, плохо отмыта, с темными кругами под глазами,
так что кажется, что у нее подбит глаз, а в какой-то момент в
ее неизменно засаленных волосах заводятся вши. Практически бомж,
хотя якобы и работает где-то уборщицей. Кастеллито явно увидел
в Пенелопе Круз Анну Маньяни (и факультативно — Джульетту Мазину),
что само по себе, конечно, любопытно. Возможный рекламный слоган
для фильма: «Никогда еще ноги Пенелопы Круз не были такими кривыми».
Со всем этим великолепием однажды сталкивается главный герой Тимотео,
которого Кастеллито сам и играет, по сюжету хирург и муж злобной,
но хорошо ухоженной Клаудии Джерини, чей облик и материальное
положение явно отсылают к Роми Шнайдер в новелле «Бокаччо-70»,
снятой Лукино Висконти. Великолепие, на самом деле, довольно безучастно,
но едва Тимотео-Кастеллито видит свою Италию-Круз, то тут же ее
насилует. Потом возвращается в трущобу извиняться и, не сдержавшись,
опять насилует. Но, по крайней мере, оставляет денег. После некоторого
количества брутальных соитий Италия вдруг подает голос (что как-то
неожиданно даже для зрителя), предлагая покормить героя, и между
ними постепенно устанавливаются человеческие, хотя и по-прежнему
весьма брутальные отношения, в конце концов перерастающие в любовь
и покупку золушке пикантных красных туфелек...

Страсти кипят на фоне благоустроенной семейной жизни героя и несколько
более хаотичной профессиональной до тех пор, пока обе женшины
не беременеют. Кастеллито снял фильм по роману своей подруги актрисы
Маргарет Мацантини. Роман безнадежен, но не более, чем любой другой
среднестатистический итальянский роман. Эти люди до сих пор думают,
что сюжет про мужчину, у которого одновременно забеременели две
женщины — это драма, которая может смело потянуть на целый роман,
а не на скромный рассказ в духе, скажем, Буковски. Добавлена,
впрочем, еще одна сюжетная линия. Про все-таки родившуюся у жены
героя дочь (Пенелопа Круз, конечно же, сделала аборт), которая
в пятнадцать лет упала с мотоцикла и угодила к папе в реанимацию.
Но девочку спасут, потому что пятнадцать лет назад ее отец свою
Италию потерял (аборт, конечно же, был подпольным). Причинно-следственная
связь между смертью одной и воскрешением другой недвусмысленно
передается нелинейностью повестования, не оставляя у читателя
(то есть зрителя, что в данном случае одно и то же) сомнений в
том, что трагический адюльтер был чем-то вроде неприкосновенного
запаса на случай будущих катастроф.

Кроме того, итальянское кино по-прежнему предстает здесь как кино
«высоко»-поэтическое и метафорическое (подобно тому, как их современная
литература вся магический реализм). Чем еще компенсировать примитивность
сюжета? Все происходит у героя в голове, все — фантазии и воспоминания
с эмблематическими кадрами и порой, действительно, смешными инвазиями.
Герой с женой на берегу моря, камера отъезжает и уходит вверх
— на песке написано крупно: «Я ИЗНАСИЛОВАЛ ЖЕНЩИНУ». Герой дома,
смотрит как престарелая сеньора в доме напротив надраивает окна,
на ее вопрос «как дела?», кричит, что все замечательно, что его,
героя, жена летит в Берлин к знакомому писателю-бисексуалу, а
сам он сделал ребенка одной бродяжке. Однако все эти ментальные
пейзажи нуждаются в сильной энергетике, фильм должен быть как
натянутая струна, должен заражать своей паранойей, как это удавалось,
например, Элио Петри в «Деле гражданина вне всяческих подозрений»
или в «Тихом месте в деревне» (последний вообще кажется сумасшедше
ускоренным «Фотоувеличением» Антониони). «Не уходи» — аморфная
структура с благостной концовкой.

Можно было бы пережить гламур, если бы он перешел в китч (это
тоже путь). Опыт все того же «Бокаччо-70», которым весь сезон
так злоупотреблял канал «Культура», показав его раза три, кажется,
демонстрирует, что, например, неореализм (Анна Маньяни так Анна
Маньяни) на цветной пленке превращается в китч, как это хорошо
видно в прелестной новелле Марио Моничелли. Бойкая героиня, которая
согласно рабочему контракту не имеет права выйти замуж, ее семья,
как и положено, ютится в крошечной квартирке, римская набержная
в воскресенье заполнена толпами упитанных купальщиков... Но китч
— хорошенький, cute, миниатюрный, пусть слащавый, но хотя бы без
пафоса и эмоциональной вздернутости. А в «Не уходи» во всем такой
честный романтизм (который хуже сентиментальности) — обилие рапидов,
монохромное воспоминание о детстве, чудовищная итальянская музыка
с разрыванием глотки и рубахи на груди, накладывающаяся на каждое
движение персонажей. Текст песни:

voglio trovare un senso a questa vita
voglio trovare un sesso a questa voglia

то есть (буквальный перевод) жизнь есть, а смысла нету, похоть
сумасшедшая, а п...ду еще надо поискать. И все с одинаковым пафосом.
«Почему женщины смотрят порнографию? — потому что надеются, что
в конце фильма он на ней женится». Когда они пытаются снимать
порнографию, то тоже до конца надеются, что он на ней женится.

В очередной раз в голову приходит печальная мысль о том, что современное
итальянское кино безнадежно. Итальянцы очень хорошо играют (несмотря
ни на что Кастеллито — превосходный актер). Обладают врожденной
визуальной культурой, прекрасно реализующейся на уровне построения
кадра, в постановке освещения, цветовом решении и пр. Но дальше
этого дело не идет. Полное неумение строить сюжет — не только
глобально (само собой), но даже на уровне монтажа. В сцене, где
герой Кастеллито оперирует свою Италию, делая ей надрез на животе,
этот кадр перебивается видом неких лесистых холмов. Из надреза
начинает вытекать кровь, на кадр накладывается изображение морских
волн. Снято совершенно серьезно. Они могут снимать великолепные
клипы или рекламные ролики, но не более. Вообще итальянское кино
явно уже пало жертвой высокого уровня развития рекламы, их ментальный
аппарат не в состоянии перестроиться, могут в лучшем случае сочинить
остроумный монтажный стык. Кастеллито, бегло тараторящий доклад
на медицинском конгрессе, смотрит в зал и видит (монтажный стык)
свое собственное совокупление с Перелопой Круз в гостиничном номере.
Сидящие вокруг коллеги тоже, не отрываясь, смотрят в зал и как
бы видят то же. И такого остроумия на целый фильм.

Такое ощущение, что своего Кустурицу на этой неделе я уже посмотрела,
однако, он еще только предстоит...