Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Ботанический сад. Туда шли трамваи. Было два входа. Центральный,
с Московского шоссе, и другой. Вход - громко сказано. Дырка в
заборе. Я увидел сад именно из трамвая и впервые вошел туда через
эту дыру. Кто знал, что этот сад станет для меня единственным
убежищем в этом городе? Кто мог это предвидеть? И кто мог сказать,
что этот сад мне сильнее всего скажет о матери. О ней. Вообще
о матерях. Что это такое. Да. Кто они. Этот сад стал для меня
женщиной. Она говорила со мной.

Моя мать и растительный мир. Бесстрашие. Нечувствительность к
боли. Отсутствие страданий. Неуязвимость. Беспамятство. Интерес
к травам и мать. Чувство судьбы...

Насекомые...”Солдатики”. Паучки. Стрекозы. Мухи. Пчелы. Я представлял,
как они уснули. Они спят и меняются. Во сне! Моя мечта! Их личинки.
Их медленная жизнь. Их сны... Меня окружала тишина. Я приходил
специально! Что-то меня тянуло. Пустота! Ни ветра, ни жужжания!

Такое отсутствие людей надо было заслужить! Что я сделал такого
хорошего!? Кому я спас жизнь, чтобы остаться одному!? Здесь, в
осенних джунглях?! В хрустальном полудне?!

Красные, оранжевые тени... Листья дубов, в тени которых я мог
улечься. Огромные, просто гигантские, и на ветвях что-то странное.
Что-то будто чужеродное. Волосы! Будто забытые волосы! Омела.
Это была омела! Мать ее показывала! В лесу! В те райские денечки!
Точно! Я вспомнил! Черт! Ее руки! Когда она там, в доме, осталась
одна! И волосы! Да! Волосы как омела!

Мне никуда не деться. Никуда. Я прикован к пруду. Ради него я
приходил в этот сад.

Лицо матери двоилось. Всегда двоилось. Как отражение в пруду.
В пруду среди лилий. Я приходил в ужас! Конечно! Как это до меня
раньше не дошло!? Придурок! Мудило грешный! Паморок! Да что я
мог сделать? Да стоило мне только взглянуть ей в лицо - и все!
Все! Пишите письма! Я не мог отвести глаза!

Она взяла свое бесстрашие у трав. Ее нельзя было уничтожить! Она
поднималась снова! В этом саду я увидел то, чем была моя мать...
Мир трав, мир бесстрастия, мир без боли, без надежд и без мыслей...

Я будто сидел внутри ее мозга! В самой сердцевине ее души! Верхом
на плодах дерева, растущего из ее печени! Я был внутри ее мира.
Среди цветов, под сенью дерева...В беспамятстве, я смотрел на
гладь пруда. Я видел отражение матери. Оно улыбалось, будто приглашая
быть смелее...

“Войди в эту воду...- улыбалась мать. - Окунись в этот пруд”.
Не мигая, склоняясь все ближе и ближе к воде, я увидел свое лицо.
Мать исчезла. Из пруда на меня смотрело мое лицо. Наверное, в
ту минуту мать вошла в меня, в мои глаза, в мое тело. Наверное,
тогда, впервые за всю жизнь, я почувствовал к ней любовь! Я был
ее сыном! Она могла смеяться! Я вошел в эти воды! Беспамятство
захлестнуло меня, дошло до сердца - и все улеглось! Будто ничего
не было! Теперь я был неуязвим! Да! Непобедим! Ни для кого! Ни
для одной живой души! У меня вынули занозу! И память об этом купанье
в царстве матери начала новую эпоху.

Во мне текла ее кровь! Я выкупался в крови своей матери! Я знал
свое прибежище. Из любого места туда рукой подать! И теперь мое
лицо будет также двоиться... Среди лилий, в бесстрастном покое...

Она меня и здесь нашла! Куда бы я ни смотрел, куда бы ни прятал
глаза - везде была она! Моя мать! Везде было ее царство! А этот
сад! Она меня сюда заманила! Она все знала! Заранее! Может она
сама здесь была раньше! Я не знаю. Я ни в чем не уверен! Да выйди
она сейчас из аллеи, я даже не моргну! Она будто послала меня
сюда...В свой мир. Я оказался сейчас внутри нее! Снова! Еще раз!
Черт! Час от часу не легче!

И вот я сижу здесь часами и смотрю на поверхность воды. Что я
хотел вспомнить? Что? И почему я не мог отвести глаз от этих трех
белых лилий? Да. Белых-белых, как первый снег, как сама его сущность.
Не мигая, я сидел, и казалось, они плывут ко мне. Так медленно,
будто крадучись.

И еще кувшинки. Темная глубина, ее тишина, и желтые лепестки кувшинок
над ней. Их скольжение. Как хор. Как колдовство....Я улавливал
что-то зловещее в этой тишине... Я будто слушал далекий вздох.
Как пророчество... Да. Я не мог отвести глаз от этого полумрака.
От этой глубины.

Мне вспоминались забытые сны. Странные, иногда почти страшные,
далекие до такой степени, что, казалось, произошли на самом деле.
Да, такие сны...А иногда внезапно возникала тревога. Я чувствовал,
что подошел к самому средоточию тревоги! Глаза начинали бегать!
Я мигал, как сумасшедший и уже не видел ни пруда, ни лилий. Меня
тянуло куда-то! Я вскакивал и начинал кружить на месте, как голубь!
Потом вдруг видел близко-близко другой берег пруда! Оказывается,
я успел сделать круг! И если бы только один! Нет! Ног сами несли
меня по кругу! Можно было спать спокойно! Как слепой крот стремится
вверх, так и я раз за разом огибал этот пруд.

В конце концов, запыхавшись, я снова падал на то же самое место.
Да! Трава не успевала выпрямить спину, как я снова был в седле!
Что это было?! Что?! В результате я чувствовал себя так, будто
на мне не просто пахали, нет. Это еще ничего! Я будто попал под
череп какому-то психу, который думает без передышки! А это еще
та работенка! Меня мотало-кидало из угла в угол! Из стороны в
сторону! Как пустую лодку на перекатах! В голове шумело, и к вечеру
я себя чувствовал, как лимон, который выжала вся наша семейка.
По три раза каждый.

И все ближе и ближе я видел эти лилии. Они вытягивали ко мне белые
руки. Медленно-медленно выступали из темной глубины. Я мчался
дальше и, оглянувшись, замечал, как они снова погружались в полусумрак
воды. Мне стоило труда не броситься к ним. Туда. В пруд. В это
средоточие тревоги. Я был так близок к этому страху Красоты! Наверное,
думал я, потом мне уже будет легче... Да. Я смогу смотреть на
Красоту, не отводя глаз! Смогу войти в самое средоточие этой тревоги!

Лилии!! Плавающие лилии! Часами, здесь, я смотрел на них. Я будто
всходил на эти белое, трепещущее ложе! В это сердце блаженства!
В самое сердце сна!

Это было место силы! Она была здесь! И она вошла в мои сны. Да.
Мне снились потом эти лилии. Так подробно. В этих снах я мог разглядеть
их стебли, уходящие в глубину. Их дрейфующие листья. Красноватые,
огромные, с каплями внутри.

Во сне я нырял и спускался все глубже и глубже по стеблю. К самым
корням, укутанным илом. К этому средоточию тревоги... Вдоль сине-зеленого
стебля... В тишине. Все ниже и ниже...

Часами я просиживал в библиотеке над энциклопедией водных цветов.
В нашем технаре это был “нонсенс”! Чтоб кто-то сидел в библиотеке?!
Да чтоб еще и читал?! Нонсенс! Я впервые услышал это слово именно
в связи с моим уединением! В нашей библиотеке читали только “профессора”
и тараканы! Здесь даже мышей не было! Представьте! Наверное, их
отравляла атмосфера! Да! И еще стены! Болотно-зеленые! Только
тараканы в последних стеллажах и спины “мастеров” обтянутые пиджаками!
О Боже, какая это была тоска! Зеленая? Как же! Это была радуга
тоски! Северное сияние пустоты! Стоило только засунуть сюда нос
и все! Потом все шмотки воняют тоской - не отстираешь! Весь день
таращишься вокруг, как гусь на закат! Это был место вздохов! Просто
один гигантский вздох! Сюда даже пирожки никто не забегал съесть!
Уж лучше на заднем дворе! Посреди мерзлых какашек, в зарослях
боярышника! Но только не здесь.

Меня боялись! Серьезно! Я распространял заразу! Зеленую немочь!
Моя тень стала похожа на тень таракана. Да! Огромный таракан,
вставший на дыбы! Я распространял тоску, как газета с бесплатными
объявлениями!

И при этом я оказался в волшебной пещере. В гроте, до самого выхода
забитой сокровищами! Тонны книг о растениях. О том, что растет,
цветет, приносит плоды и умирает. Да. Одних книг о злаках здесь
было не перелистать за три жизни. Миллионы видов пшеницы! Только
одних твердых сортов! Про ячмень и рожь я не говорю! Это был особый
стеллаж. Ха-ха! Это было настоящее злачное местечко! Но мне было
мало даже этих просторов!

В киосках “Роспечати” и на почте я пялился на витрины, где стояли
открытки с цветами. “Поздравительные” открытки! С днем свадьбы.
С днем рождения. С юбилеем семейной жизни. С днем победы. С восьмым
марта. Да. Самые красивые цветы были как раз на них! Нарциссы,
тигровые лилии, тюльпаны всех видов! А какие там были лотосы!
Я торчал перед киосками, как последний придурок! Даже самая последняя
собака в мясном ряду может наконец насытиться! Но только не я!

У меня у самого всегда было восьмое марта! Вечное восьмое марта!
Я скупал открытки пачками, всякие - чтоб отправлять в конвертах
и так! У меня спрашивали: “Какие Вам? С марками?!”. Я хлопал глазами.
Эти цветы дошли бы до меня и без адреса! Там были странные, совсем
незнакомые цветы. Никакой идеи! Я их просто не мог видеть! Но
ничего. Знакомство происходило чуть позже. В нашей читалке.

Гиацинты. Розовые, фиолетовые, меланхоличные и сильные. Мрачные,
влажные ирисы. Хранящие молчание. Будто закрывшие глаза. Я пытался
ощутить их запах. Представить себе. Никакой идеи! Мой нос отказывался!

Со стороны, наверное, я выглядел!... Почти закрыв глаза, над открытой
книгой, там вложена почтовая открытка - и ноздри во все стороны!
Как уши у зайца! Точно! Когда запахло жареным и надо руки в ноги!

Так я сидел полузакрыв глаза, будто заснул, будто спал глубоко-глубоко.
И вот эти закрытые глаза привели меня к ограде этого сада. К его
решетке. В молчаливый могучий растительный мир. В место роста.
Да. Совсем другая жизнь. Без верха и без низа...Безветрие. Влага.
Вдох и выдох. Тихий едва заметный вдох жизни. Переворот семени.
Расправление. Поиск с закрытыми глазами. В полной тьме. Да. В
полной тьме...

Этот влажный ветер. Входишь в оранжерею. Потом тишина. Только
влажные листья, теплый выдох цветов. Блеск капель. Неподвижность,
как глубоко под водой. Да. Я очутился в подводном мире. Здесь
шел мелкий-мелкий дождь. Невидимые фонтанчики увлажняли яркую
зелень. Изумрудные, почти синие, крупные листья незнакомых цветов.
Шорох капель. Так, будто кто-то потирает волосы у твоего виска.
Теплый мир трав, сна. Да. Мир предчувствий.

Ни Михи, ни Ольги, ни матери. Никого. В первый раз я просидел
здесь так долго, что меня разбудил свет. Здесь включали после
пяти часов. Я сидел, моргая, все было залито этим ярким космическим
светом. Зелень в нем стала бледной, почти белой. Я посмотрел на
свои руки. Они излучали тонкий сиреневый свет.

Да, в первый раз я здесь заснул. От тишины, от тепла и влаги.
В тот раз я не заметил пруда.

Эта оранжерея стала моим убежищем. Моя стеклянная пещера. И здесь,
думая, что, наконец, - все... Один. Без всех. Без матери, без
семьи, без чувств... Я оказался так близко к ней. Да. Я вошел
в материнский мир. В ее царство.

Заигравшись, сюда забегали дети. От тишина, влаги и теплого ветра
они притихали. Это было для них слишком... Без перехода, без коридора,
без покупки билетов... Сразу. Будто они вбегали неожиданно для
самих себя в запретные комнаты. В комнаты, полные сумерек и шепотов...
В комнаты, куда им всегда запрещалось входить. Их удивление...
Бесстрашие?... Любопытство?... То самое, что движет детьми, когда
они сходят с тропинки и замирают на границе сумеречного леса.
А потом медленно углубляются в этот лес... Заглядывают туда и
уходят все дальше и дальше...

Странно немного, сюда забегали мальчики, да, только они, сначала...
А потом уже их сестры. От неожиданности они брались за руки. Как
во сне, в комнате сна, где были только обещания, только надежды...
Они смотрели по сторонам, а потом вверх. Будто хотели узнать в
какой стороне небо. Они меня замечали не сразу. Чуть позже. Уже
успев окаменеть, они еще водили глазами... Думаю, они уже ничего
не видели. А я наблюдал за ними, притаившись у своего озера. Их
огромные зрачки...Не прикасаясь, не дотрагиваясь, я уже знал,
какие у них прохладные ручки. Их запах... Волосы... Аромат головы...
И еще там, чуть глубже... Там, где ложбинка...

Они снимали шапочки, так медленно-медленно, будто засыпая... Тихие-тихие,
как после слез. Они вбегали сюда как по ошибке... Словно случайно
попадали в чудесный храм, где забывалось все... И слезы, и гнев,
и слова.

Потом я вижу, они прогуливаются поодиночке, выскользнув из рук
друг друга, широко открыв глаза, как во сне... Уже не узнавая
друг друга. Забыв друг друга... Забыв имена, игрушки и конфеты...
Так странно. В такие минуты я слышал свое тяжелое ровное дыхание.
Как охотник, да, как чужой, я следил за этой чудесной вереницей
уснувших душ. А они подходили все ближе и ближе, неосторожные...Как
души зверей, как души заколдованных медвежат, они спускались к
чудесному озеру.

Медленно, не мигая, они шли по аллеям и улыбались... Как люди,
потерявшие память. Казалось, они уже никогда не вернуться назад,
туда, где вход в этот сад. Они останутся здесь, заколдованные
и счастливые... Прижимая к груди свои вязаные шапочки, как что-то
уже из другой жизни.

А еще и бассейн. Да. Здесь был бассейн! В нем плавали странные
существа! Именно тогда я по-настоящему увидел беременных женщин.
Какие они.

Бассейн и череда этих беременных. За стеклом. Они были защищены
от меня стеклом! Или нет! Это я от них был защищен!

Как они плавали. Как они выходили. Чередой. Одна за другой...
Я мог смотреть на это часами! Да! Сначала одна группа, потом другая!
И так до самого вечера! Я не различал их лиц. Нет. Это было неважно.
Лица... Дело было не в них. Само их движение. Как шествие. Да.
Молчаливое шествие... В полной тишине.

Я смотрел на них во все глаза! Почему?! Что это было?! Мать. Я
видел ее. Ее лицо проступало сквозь них... Большое лицо... Оно
висело на внутренней стенке моего лба! Моя мать... Она была молодая...
Меня еще не было. Да. Кажется так. Я не помню воздуха, который
вдохнул впервые... Я вижу мать “до меня”. А Ольга? Ее я тоже вижу.
Она уже есть. Она идет за матерью. Тащится. Такая маленькая...
Неужели это она?!

Я вижу мать с животом. Она тяжела мною. Да. Она беременна. Так
же как эти, в бассейне. У нее пустые глаза. У них у всех такие
глаза!

Такое странное шествие... Как огромные китихи, они будто полны
пустотой. Я вздрагиваю от их скрытого, тайного могущества. Они
могут управлять погодой! Солнце... Посмотрите! Оно так быстро
садится! Этого никогда не было! Они с ним играют! А вот снова...
Да! Теперь опять медленно... Вы только взгляните! Вот! Вот еще
раз!... Они движутся в одном ритме с облаками! А звуки?! Какие
это звуки! Что-то между хрюканьем и вздохом! Они уже так далеко
заплыли! В сизые глубины сумерек! Уже вечер? Нет? Еще не вечер?

Они не видят друг друга. Только звук! Они узнают друг друга по
этому хрюканью! Они дрейфуют, едва шевеля плавниками. Всхрапывая...А
теперь они причмокивают! Медленно-медленно они поворачиваются
на спину. Они дышат! Они могут дышать в воде!

Как они огромны! Блестящие черные касатки! Они посвистывают! Это
они так переговариваются! “Как ты?...” “Толкается...” “Мальчик?...”
“Дочка...” “Как назовете?...” “Сашей...Сашкой...”

Я будто сижу на самом дне этого бассейна. Какой бассейн?! Это
гигантская впадина с беременными китихами! Они висят надо мною,
там, вверху... Я невидим, как краб! Я исключен из их плаванья...
Из их глубины... Так забавно... Я даже свободно могу подплыть
к ним, поближе, еще... Да. Погладить по резиновому брюху. Потрогать
спину. Бока... Моя рука становится легкой! Она сама по себе начинает
всплывать!

Никакого движенья! Они как во сне. Все одинаковые... Как икринки...Как
одна... Так, наверное, крабы видят людей! Да. Все для них на одно
лицо! Одна и та же пятка! Уж я то знаю... Да...

Что это было для меня? Что?! Глядя на этих беременных женщин,
я будто искал дом. Большой дом. Да. И теперь, я будто внезапно
проснулся в этом огромном доме и начал искать выход...Чтобы увидеть
его снаружи... Да. Чтобы понять, где я.

Девушка Гриши. В один из таких дней я встретил ее. Здесь. В Ботаническом
саду. В моем хрустальном гроте. И первым было - бежать! Тревога!
Спастись! Во что бы то ни стало! Нет, это было не удивление! Ужас!
В эту минуту она могла со мной сделать все, что угодно! Все, что
ей только захочется!

Я сидел, как прикованный! Она будто плеснула на меня мертвой водой.
Ни единого движения. Тепло поднималось от сердца. Да. Меня заливало
краской с ног до головы. Я остался. В этом был перст судьбы. Я
остался, неподвижный от смущения и тепла.

Она меня не видела. Сначала - нет. Она пришла вместе с этими молодыми
мамашами. С теми, беременными. Они вошли как обычно, своим мерным
шагом, характерным шагом беременных. Как во сне. Каждая в своем
пузыре. Все в сплошных купальниках. Животы уже лезли на нос. Казалось,
я слышу их тяжелое дыхание. Они прошли мимо, не повернув головы.
Да. Как обычно. Каждая в своем прозрачном пузыре. В своем пузыре,
полном питательного сна. Сна и сока.

Она шла последней. Теперь она была без очков. И казалась так сильно
похожей на себя другую. Ту незнакомку, которую я встретил с Гришей.
Я никогда не знал ни одной незнакомки! До этого - никогда. Ни
разу. Чтоб была совершенно незнакомой... Нет. Никогда. Стоит впервые
увидеть человека - уже все! Сразу начинаешь что-то с ним делать...
Да. В уме, конечно. Приручать... Сжираешь человека... Быстро-быстро...

Я не знал своего сердца. Я не знал, что совершенно незнакомые
люди чрезвычайно редки. И когда встречаешь этого человека во второй
раз, твое сердце поднимает голову. Как змея, настороженно поднимает
голову предчувствуя опасность и борьбу.

Я еще не знал эту борьбу, которая заканчивается нежностью. Всегда.
Да. Даже чаще, чем всегда. Особенно весной.

Она была в шапочке телесного цвета. Шла медленно, осторожно по
скользкому кафелю. Она смотрела под ноги. Я смотрел туда, где
она шла. От этого бледного кафеля все казалось как во сне. Блики
света, качанье воды в бассейне. И тишина. Самое удивительное.
Она, смеясь, говорила с соседкой. Не отрываясь, я следил за тем,
как менялось ее лицо. Губы. Она остановилась и наклонившись, поправила
свой купальник. Таким характерным женским жестом. Голубой, почти
серебристый купальник. И в этот момент я увидел, как она поворачивает
голову, чтобы посмотреть в мою сторону.

Страх чем-то пахнет... Да. Сильный запах тревоги, по которому
тебя находит судьба.

Она поворачивалась так медленно, да, так медленно, будто принюхивалась
и никак не могла уловить источник этого запаха. Она искала меня
глазами! Да! Именно меня! За стеклянной стеной! Ни всплеска воды,
ни слов. Только ее зрачок. Она вздрогнула! Она щурилась! Конечно!
Она ведь плохо видела! Черт! Какое облегчение! Мне ничего не надо
было делать! Ни говорить, ни любить! Я мог просто смотреть.

В ее прищуренных глазах мелькнул испуг. Это придало мне бесстрашия!
Я смотрел на нее, как на статую. Да. Как на цветок. Со всех сторон!

Тонкие щиколотки. Это был еще один знак! Она была мне совсем незнакома!
С такими тонкими щиколотками! Ее узкие плечи. Эти узкие плечи
желания...

Она сняла шапочку! Волосы. Она уходит! Направилась обратно, к
выходу! Все быстрее и быстрей! Она почти бежит! Все! Ее нет. Здесь
ее больше нет. Можно даже не смотреть. Не проверять. Это и есть
страсть. Когда безошибочно определяешь - здесь человек или его
здесь нет.

Еще раз говорю - я не знал своего сердца. Разве это была любовь?
Неважно. В конце концов - неважно. Она или не она. Не суть. Мною
двигала не любовь. Нет. Не это слово. Ведь я даже забыл имя этой
девушки! Понимаете? Можно назвать все женские имена - я не дрогну!
Ничто не дрогнет! Нет! Абсолютно! Я его забыл! Я его выронил.
Вернее - нет. Я его положил, это имя, и я знаю, где оно. Да. И
рядом с ним все, что было забыто. Все самое ценное, да, все, что
толкало меня... Быть с ней. Рядом. Смотреть, как она дышит, как
моргает...

Я был согласен на Гришу! Видеть их вместе! Неважно! Наплевать
абсолютно! Мой интерес лежал не между ними! Нет! Он лежал в ней...
Да. И во мне.

Я стал, как старуха. Как добрая старуха. Гриша мог нас оставлять
спокойно-спокойно! Я был безопаснее шкафа! Безопаснее пыли под
шкафом... Наверное, он чувствовал, что мне нужно другое.

Я им готовил жратву. Носился по рынкам! Где что подешевле! Точно!
Я стал старухой! В автобусах, идущих на рынок, были только старухи
и я! Мы даже разговаривали! Цены! “Ах, как тяжела жизнь... Как
все сейчас тяжело... Уже в могилу смотришь...” И топ-топ-топ вместе
с ними на рынок. В ногу, строевым шагом! Я их полюбил, черт меня
возьми! Шел так, чтоб они не бежали! Они тоже привыкли! Я ведь
у них ничего не отнимал! Не лишал их возможности! Понимаете? Даже
внешне я стал, как старуха! Мне это подходило. Чем теплее, тем
лучше! Наплевать, что на мне! Я был для них безопасен! Как Никтос.
Да. Как исчезнувший Феликс. Точно так же.

И что еще? Что я им готовил? Все, что попадало под руку! Жарил
картошку! Господи, эта картошка! Я и не знал, что это только подготовка!
Что мне это понадобится! Искусство жарить картошку! Пятьдесят
способов жарки картошки! Из них десять вообще без картошки! Ха-ха!
И я скакал у нее на кухне, как белка в колесе! Так же упрямо!
Неутомимо! И я даже не удивлялся своему героизму! Мне хотелось
быть с ней. Да. Именно это. Только это. Всего лишь?! Черт, как
это много...

Гриша устроился подметать в зоопарк. Он был будто муж. Они стали
семьей! Полновесной семьей! Она плавала с беременными, а он подметал
в зоопарке! Только представьте! А я, что там делал я...

Что-то все-таки ускользнуло от моего Гриши. Да. Чего-то он не
заметил. Вернее, он даже не смотрел в ту сторону. В ту сумеречную
сторону... Там что-то было. Она это чувствовала. Да. И вот поэтому
я был с ними. В моей новой семье. В самом сердце чужой жизни.

Она спала. Она прилегла на часок. Так, да, наверное, именно так
все и было. Даже не переодевшись. В своем белом халате. Она спала
глубоко и крепко. Это сразу видно. В этом не было сомненья. Даже
у меня. Правда. Она не притворялась.

Я остановился там, где нужно. Замер. Так, что она была вся передо
мной. Да. Вся на этой кушетке. Я ничего здесь не видел, кроме
нее. Ни одной вещи. Ничего.

Она спала вся. Полностью. Я понял наконец-то, чего так хотел.
Именно эти минуты. Когда я смотрю на нее. Вижу ее всю. Спокойно,
ни далеко и ни близко. Может быть, она поняла это? Сразу. Она
почувствовала меня. Да. То, что у меня что-то не так. Что-то не
так, как у всех. Я думаю - да. Она сразу все поняла. И теперь
она лежала передо мною так, будто ей все равно. Она забыла обо
мне и забыла о том, что забыла...Забыла о глазах и о том, что
на нее можно смотреть. Она опустилась на ту глубину, где пропадает
само чувство сна. И отсюда ее равнодушие. И мир, разлитый в лице.
Я не прав? Нет? Я не знаю... Только этот мир, заливающий ее скулы,
ее щеки из-под закрытых век...

Конечно...Да. Со мной ей было все просто. Читать меня? Даже не
надо. Нет нужды. Как открытая книга? Даже нет. Я был как отрывной
календарь на стене. Только отрывать один лист за другим. Каждый
день сам все о себе расскажет. И мои странности... Все это было
слишком видно. Да. Как на ладони. Меня можно было взять одной
рукой. Легко.

И она была на своей территории. В своем стеклянном коконе. Без
любопытства и без ревности.

Глядя на нее, я подумал, что все спящие женщины чем-то похожи.
Да. Они все идут одним путем. Будто возвращаются домой. В свою
страну, в свое царство. Ведь во сне все, как раньше...В глубоком
сне растворяются и любопытство и ревность. Наверное, это две штучки,
да, которые уводят женщину из их волшебной страны. Да. Выманивают
из глубокого, как живот, сна. Заставляют проснуться от ужаса и
больше уже не дают уснуть.

Ее лицо было так прозрачно...И так красиво, как бывают красивы
лица людей, которые смотрят вдаль. Не боясь ни чужих глаз, ни
горизонта, ни того, что смотрит из них.

Но скорее, оно было просто такое, на которое хочется смотреть.
Черты красоты будто стерлись. Разгладились. Их будто смыл покой.
И это лицо вдруг утратило ее личность. Да. Правда. Она будто встала
из своего лица... Оно показалось вдруг совсем незнакомым. Отведя
глаза, я снова посмотрел и снова увидел его так. Как впервые.
Я не узнал этого лица... Оно мне никого не напоминало! Ни одного
человека! Совсем незнакомое...Я не думал, что еще раз переживу
это чувство. Да. Как тогда, когда увидел ее впервые. Когда она
мне показалась абсолютной незнакомкой. Это ведь очень странно.
Нет? Стоит нам кого-то встретить впервые, как мы уже начинаем
что-то делать с лицом незнакомца. Мы проживаем его в считанные
секунды. Да. И потом оно становится знакомым...Иногда очень-очень
знакомым. Будто всю жизнь вместе. Так. С этим человеком.

Я стоял и никак не решался приблизиться. Вдруг в ее лице мелькнуло
что-то знакомое. Я отвернулся. И сразу, не закончив поворота,
быстро и вскользь вновь посмотрел. Так и есть. Передо мною лежал
Миха. Его лицо... Это был он. Черты. Его дыхание. А потом я уже
не удивился. В ней начала проступать Ольга. В этот момент меня
что-то коснулось... Что-то такое... Усыпляющее. Как последнее
предупреждение. Как запрет, исходящий от ее лица. Я отвернулся.
“Не смотри туда...Не смотри”... И тут я услышал свое тяжелое дыхание.
Да. Я втягивал ноздрями воздух этой комнаты. Ее комнаты. Густое
радужное пространство... С ее вещами, с запахом каждого дня...
Ее праздники, слова, и косметика...

Мне надо было отвлечься. И я начал думать о том, что будет потом.
После. И как часто бывает, я, как и многие, прыгая в будущее,
оттолкнулся от “после”, даже не посмотрев, что это. После чего?
А? После чего?...

Наверное, потом она захочет уже не ребенка, не девственника. Не
такого, как Гриша. Она еще не начала искать Мужчину. Большого,
сильного, с которым они будут играть, царапать друг друга в темноте,
да, там, в темноте, в другой темноте, не как здесь, сейчас. И
потом он заснет, и она возьмет у него кое-что. На минутку. Совсем
на чуть-чуть. Посмотреть, не более того. Только бросить взгляд
и все. В этот момент она выйдет на секундочку из своего сна...
На зов чего-то. Любопытство? Неверное. Может быть... И двери...Они
будут неслышно закрываться за ее спиной...Двери ее страны, ее
царства...Пока следы зарастут волшебной травой забвения, а это
быстро, очень, очень, она будет рассматривать Это. Держать перед
глазами. Подносить близко-близко. “Так забавно...Так странно...Всего
на одну секундочку...Еще...Еще...” А когда она оглянется - ничего
уже не будет. Ничего. Только что-то, как память, да, как память
о том, что могло быть только во сне...

И с этого момента она будет страстно любить и хранить Это, что
выманило ее из чудесной страны. Как ключ, который приносит беду
и который является единственным знаком потери. Единственным трофеем,
и надеждой на новое возвращение.

Женщины единственные способны любить то, что является знаком утраты.
Это становится сердцевиной жизни. Это и есть загадочное приобретение.
Как соглашение. Как ответ “да”, на вопрос, который был во сне...
И который ты забыл, проснувшись... Да! И не вспомнишь уже. Никогда?
Никогда. Как обмен души... Такой страшный, такой чудесный обмен
в глубоком земляном сне.

Я уже стоял рядом с ней, но тут оказался еще ближе. Еще. Очень
близко!

От страха, что она вот сейчас проснется, я встал на колени! Я
бы не хотел ее разбудить. Не сейчас! Нет! Только не сейчас...Не
здесь...Потом. Да! Не надо!...Не надо сейчас!...Когда-нибудь...Когда
она сама откроет глаза...Сама...

Всегда решает последний удар. Да. Предчувствие - это когда уже
поздно.

От нее шли волны. В этом белом халате. Она была связана со смертью.
От нее веяло этим. Из самого сердца льда... Да. Именно...Будто
она покоилась в сердце горы. В хрустальном горном покое...

Я улавливал этот запах. Этот призыв. Он заставил опять вспомнить
Ольгу. Тот сон, где я пил кровь. Тот сон...

Я ничего не хотел. Ничего. Ни единого движения. Я вдыхал ее запах.
Повсюду. Везде. Меня уже ничто не волновало. Ни смех, ни слова.

В этом было что-то действительно от смерти. В том, как я стоял
на коленях перед ней и вдыхал ее запах. В том, как мы были. В
тишине, в той тишине, когда не слышно самой тишины. Я вдыхал ее
повсюду. Она опустилась ко мне. В ней была серьезность.

Я слышал этот призыв из самого сердца тревоги...Ее запах...Мои
глаза были широко открыты...Я дышал ею. Везде. Да. Повсюду. Около
пупка, подмышками...Я спускался и поднимался снова по склонам
этой хрустальной горы... Может быть, я умер в тот момент.