Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Ночь, луна и лед. Холодно. Любимый мой мужчина спит, мужчины всегда засыпают

легко. Пускай. У меня мерзнут ноги, но дело не в этом. Мне нельзя спать. Я

должна убить карлика.

Карлик всегда появляется там, где находится более чем один человек.

Он вылезает из темных углов с липкой пылью и паутиной, может быть,–
из мышиной норы. Его привлекает к себе человеческое тепло.
Прогнать его невозможно. Его также не принято обсуждать,
потому что среди людей он считается нереальным. Так что каждый
борется с ним в одиночку – если, конечно, борется.

Но я не могу терпеть рядом с собою карлика. То, что он вытворяет, вызывает у

меня нервную дрожь, и слезы от ощущения несправедливости, которую я не могу

преодолеть. Его не должно быть. Он есть.

Иногда он выбирается на самое видное место. Не смотреть на него невозможно.

Разговор между людьми может быть увлекательным до предела, но карлик
оттягивает на себя, как минимум, половину внимания. Он
отвратителен. Кожа его желтоватая и морщинистая, местами
покрытая белым и редким пухом. На безволосой голове несколько
красно-коричневых пятен, а сама голова непропорционально большая.
Ростом карлик примерно со стол. У него длинный и
крючковатый нос, тонкие темные подвижные губы, похожие на червей,
маленькие пронзительные глаза. Кривые тонкие ножки и уродливый
горб. Карлик – невиданное существо, и поэтому на него нельзя
не смотреть. А он только тому и рад.

Двое людей, мужчина и женщина, на кухне пьют кофе и разговаривают друг о друге.

Карлик с минуту раздумывает, а потом принимается раздеваться. Остановить его,

разумеется, невозможно.

Любопытство – инстинкт. Человек хочет знать, как устроен другой.
Особенно – как устроен карлик, поскольку изображения его тела
ни в каких книжках, ни в одном из журналов не встретишь. Он
неуклюже стаскивает с себя свои тряпки. На лицах людей
написано отвращение. Они продолжают смотреть. Черты их искажены
неприязнью. Они продолжают поддерживать разговор, потому что
нет повода прекращать говорить, но беседа становится вялой.
И, конечно, не слишком приятно смотреть на собеседника, когда
он в таком состоянии. Дело в том, что каждый думает, будто
другой не видит карлика, и выражение на лице – реакция на
какую-то фразу. Но подобные вещи также не обсуждаются, потому
что люди не управляют своими лицами, они не знают, как они
выглядят. Они просто чувствуют себя не очень хорошо.

Карлик здесь. Карлик есть.

Есть мнение, будто люди произошли от богов. По крайней мере, в каждом из нас

можно увидеть бога. Внутренний свет и невероятную красоту. Так вот, карлики нам

даны для того, чтобы мы не забывали: мы – не боги.

У меня дергается губа. Нервы, нервы.

Карлик раздет. Глядя на его тело, невольно вспоминаешь собственные недостатки.

Местами он кажется толстым, местами – невероятно тощим. У него
раздутый живот и маленькие вислые груди. Он гермафродит. Его
лишенные волосяного покрова половые органы какого-то нездорового
цвета.

«Уходи», – мысленно говорю я ему. Он слышит. Он самодовольно
ухмыляется в ответ и чмокает. Рука, похожая на птичью лапку, берет
в горсть мелкий лиловый член и начинает тихо его качать. На
себя карлику наплевать. Его интересуем мы.

Кофе в белых фарфоровых чашках стынет. Рядом валяется надкушенное
печенье. Есть и пить в такой обстановке нельзя. Разговаривать
тоже. Становится скучно и тяжело.

Мой друг сидит с отстраненным видом и машинально играет десертным ножом.

Выглядит он сейчас совсем некрасивым и глупым, что ли. Наверное, я не лучше.

Мне было бы страшно сейчас подойти к зеркалу.

Из нас троих доволен всем только карлик. Он питается нашим вниманием. Он

радуется тому, как мы себя ведем.

– Надоело мне все... – цежу я сквозь зубы.

– Мне тоже, – слабым эхом отзывается мой друг. Меня раздражает, когда он слабый.

Я злюсь.

– Может быть, нам прекратить встречаться вообще? – бросаю я в запале.

– Может быть. Не уверен. Не знаю.

Глухой стук: карлик с размаху падает на спину и начинает дрыгать ногами,

заливаясь беззвучным смехом.

– Вот скотина, – произношу я вслух.

– Не понял, – мой друг поднимает глаза. Взгляд у него недоуменный.

Мгновенно я осознаю всю бессмысленность ситуации. Не отвертишься.
Про карлика не скажешь.

– Это я своим мыслям, – выбираю я относительно безопасное.

– А, – и его взор снова падает в пустоту. Я не могу ничего поделать.

Карлик переворачивается на живот, встает на четвереньки и начинает
подползать к моим ногам. Я отвожу их под стол. Противно, еще
бы. Дальше отводить некуда. Я чуть не плачу. Голый карлик
почти касается меня своим морщинистым боком. Я

стараюсь на него не смотреть. Но я его чувствую! Я вскакиваю с места, легкий

стул падает, я отлетаю к стене. Карлик высовывает язык. Язык у него покрыт

какими-то белыми язвами.

– Ты чего? – мой друг явно обеспокоен.

– Не знаю! – почти кричу я. – Мне плохо. Мне ОЧЕНЬ плохо.

Что я могу еще сказать?

– Давай спать, – предлагает мой друг. Я хмыкаю, и ухожу в ванную. Поворачиваю

замок и включаю воду. Я одна, и поэтому карлик здесь не появится. Я
долго-долго стою под душем. Потом я долго-долго смотрю на
себя в зеркало. Расчесываю волосы и втираю в кожу крем, и жду,
пока крем высохнет. Гладкая кожа блестит. Глаза светятся. А
потом я надеваю пижаму, а поверх пижамы – халат, и одежда
полностью прячет мою фигуру. Но мне нужна эта защита. Я не
хочу, чтоб карлик видел, какая я есть. Не хочу, чтобы он
вообще меня видел.

Комнату неуверенно освещает уличный белый фонарь. Занавесок у меня
нет, только прозрачный тюль, закрывающий верхнюю половину
окна. Поэтому в ясную ночь полнолуния мне часто снятся кошмары.
Это когда я одна. Когда я с кем-то, кошмар присутствует
наяву.

Мой друг лежит под одеялом, не двигаясь. Я стараюсь лечь так, чтобы его не

касаться. Но он не спит и тянется ко мне. Я двигаю плечом, чтобы
стряхнуть его руку.

– Нет. Я устала, – говорю я. Но это вранье. Я чувствую, что карлик затаился

поблизости и ждет удобного момента, чтобы забраться к нам в постель. Вонючий

карлик – в чистую постель. Его притягивает любовь. Когда люди обнимают друг

друга, он норовит втиснуться между ними, чтобы вобрать в себя человеческое

тепло. И тогда становится неприятно друг до друга дотрагиваться,
прикосновения раздражают кожу, чужое дыхание просто бесит:
лучше бы рядом не было никого. А карлик гогочет и упивается
ситуацией. Он абсолютно удовлетворен, в то время как люди
чувствуют себя, по крайней мере, наполовину опустошенными. У меня
нет больше сил ни на что, кроме как думать о карлике. Мой
друг засыпает быстро -

наверное, потому, что ничего не может сделать или изменить. Он дезертирует в

сон. Осознав это, я раздражаюсь и едва сдерживаю себя, чтобы его не
разбудить. У меня бессонница, как он смеет! Я уговариваю
себя не поддаваться подобным мыслям: не исключено, что их
телепатирует карлик. Я вспоминаю, что нужно его убить. Этой
ночью, теперь. Только вот чем?

Где-то на кухне запрятан туповатый топорик.

Мысли переключаются на воспоминания. Несколько лет назад развалилась наша

компания. Мы встречались каждую ночь и на удивление хорошо понимали друг друга.

Потом пришел карлик. Он начал рассказывать нам – точнее, каждому из нас – о

бессмыслице наших сборищ, о том, что кто-нибудь непременно должен
стать лидером; о том, что на самом деле мы не такие уж хорошие
друзья, и говорим за глаза друг о друге всякие гадости.
Карлик был убедителен. Мы стали осторожничать во время
разговоров, чтоб не сболтнуть чего-либо серьезного о себе и не
послужить объектом для насмешек со стороны остальных. А потом мы
вовсе перестали видеться.

Теперь друг другу даже не звоним, хотя наизусть помним номера телефонов и

повторяем мысленно имена. Но кто хочет нарваться на злобно-вежливое:
«Ты извини, мне некогда»? Карлик по-прежнему караулит нас.

Мои родители. В их доме карлик явно чувствовал себя своим. Он жил за
шкафом, и выбирался на свет, когда взрослые возвращались с
работы. К детям карлику

приставать было неинтересно, но его радовали истерики матери и тихое
бешенство отца. В доме облезали стены, вечно капала из
испорченного крана вода, не давая спать; разводились в больших
количествах мерзкие насекомые. Отец с матерью, сколько их
помню, спали раздельно, и ни дня не проходило без скандала.

Мой бывший муж. Карлика в дом привела свекровь. Она устраивала мне
сцены, а я не могла позволить себе ответить ей грубо и
бессильно ревела, запершись в ванной.

Глупая бытовая драма. Муж предпочитал держаться в стороне, поскольку карлик

глядел на него укоризненно и, если что, хватал за руку. Потом муж попробовал

сопротивляться, и дело кончилось битым бабушкиным сервизом чешского
фарфора. Муж ездил к матери в гости, и привозил оттуда
карлика, паразита на собственной шее.

Мой муж-спортсмен всегда сутулился, точно нес на плечах непомерную тяжесть.

Действительно, нес. Он становился раздражительным, как его
собственная мать, и я не могла этого больше переносить. Я выгнала
мужа из дома, точнее – вытеснила, уговорила уйти, он мне не был
нужен: такой, в паре с карликом. Когда мы подавали
документы на развод, в моих глазах стояли слезы, но я ощущала, что
будто бы у меня выросли крылья – так легко стало жить и
двигаться. На какое-то время. Мой муж сделал карьеру
преподавателя, снял квартиру подальше от родственников, но так и не
устроил свою личную жизнь. Сутулиться он не перестал.

Каждый в собственной жизни способен отыскать карлика. Если присмотрится, если

сможет позволить себе видеть это.

И вот – человек, которого я люблю. Сперва я отнеслась к нему настороженно, но

потом... Нам было хорошо вместе в течение нескольких месяцев, и я не знаю,

откуда здесь мог взяться карлик. Мы перестали доверять друг другу и самим себе.

Уже несколько раз я хотела все бросить, но удерживала себя умом, я
понимала, что такого мужчину вряд ли встречу еще. И он вряд
ли встретит похожую на меня. Когда мы шли куда-то вдвоем, за
пределы дома, я до сих пор ловила его украдкой брошенные на
меня восхищенные взгляды. Но, возвращаясь, мы напрягались,
поскольку ждали появления карлика. Вяло мы ели, пили чай,
смотрели телевизор и ложились спать. Но я не собиралась прожить
так всю свою жизнь.

Этого человека я не отдам.

Исполняясь праведного гнева и возмущения, я встаю, нашариваю вслепую
тапочки, и пробираюсь на кухню. Свет я не включаю – в своей
квартире я ориентируюсь и в темноте. Топорик вот. У него
удобная рукоятка, вполне по моей руке. Теперь я должна найти
карлика.

Это словно игра в «горячо-холодно». Только вместо горячего –
усиление ощущения отвращения. Предчувствие мелкой мерзости. Место,
куда бы я никогда не пошла, если б не знала, что это –
единственный выход. А люди и в самом деле стараются не
приближаться к карлику. Беда в том, что он воздействует на нас на
расстоянии. Мы можем сколь угодно делать вид, что не замечаем
его, но тем больше у него возможностей контролировать нас,
втягивать в свои игры. Лучше признать, что он есть и что он
такое. Быть его – не должно.

Вот пахнущие маслом закоулки теплой кухни. Ванная, туалет – здесь все чисто,

недавно прошел ремонт. Просторная прохладная гостиная. Конечно, я
сразу знала, что карлик прячется в спальне, поближе к нам. Но
мне хотелось оттянуть решающий момент. И вот я его вижу.
Карлик скрючился под стулом возле телевизора. Меня достает
волна неприятного запаха, и я понимаю, что он испугался. Но он
не может сопротивляться: сон моего друга ослабил его, и он не
способен действовать в полную силу.

Преодолев отвращение, я вытаскиваю карлика за шкирку. Он что-то хрюкает и

корчится. Такое ощущение, что он стал меньше. Тем лучше. Левой рукой я

придерживаю карлика у пола, а правой с топором замахиваюсь, и...

Чмокающий тупой звук. Я не знаю, куда я попала, и не хочу смотреть.
Не вовремя я вспоминаю про свою чистую пижаму – теперь,
конечно, ее испачкали эти липкие брызги, но ничего – отстираю,
ототру пол, сама вымоюсь. Карлик снова издает какой-то звук,
и я замахиваюсь опять и опускаю топор прямо в центр гадкой
копошащейся кучи. И еще, и еще. Существо замолкает и больше
не дергается. И тут я роняю топор и выпрямляюсь. Меня трясет
крупной дрожью. Я сама не своя. Я никогда никого не убивала
крупнее мухи.

– Что с тобой? – мой друг, внезапно проснувшись, встает с постели.

– Ничего, – отвечаю я глухо. Останки карлика в лунном свете
понемногу начинают исчезать, точно и я сама возвращаюсь из
кошмарного сна. Стоит тряхнуть головой, чтоб придти в себя
окончательно. Мой друг подходит ко мне. Он успевает увидеть, что
произошло, и все понимает. Покачнувшись, я чуть не падаю, и он
поддерживает меня, обнимая.

– А знаешь, – говорит он. – Я тоже делал это не раз.

Я горько усмехаюсь: он меня не удивил. Такой человек как он, не
может вытерпеть карлика рядом с собой.

– И сколько у нас теперь времени? – интересуюсь я.

– Приблизительно двадцать четыре часа. Потом снова...

– Что ж... – я вздыхаю, – по крайней мере, мы сможем бороться с ним вместе.

– Да уж, – в его голосе звучит скепсис.

– А знаешь, – соображаю я, – ведь если бы не было карлика, то все
настоящее не имело бы такой ценности.

Это я успокаиваю – себя и его, и он прижимает меня к себе крепко-крепко, его

дыхание у меня на щеке, и наше МЫ сейчас так естественно, каким
никогда не может быть одиночество.

– Я тебя люблю, – говорит он, и я повторяю его слова про себя, отзываясь.