Проза

Место, где произошли эти загадочные события, находится в городе
Марксе, неподалеку от Саратова. Много зловещих легенд рассказывают
о старом двухэтажном здании местной больницы. Жители города так
и прозвали ее – дурная больница. Нина Александровна, работающая
там медсестрой, рассказала мне следующую историю:

– Я сама женщина не суеверная и, как мне казалось, достаточно
смелая. Однако то, что мне пришлось однажды испытать, изменило
мой взгляд на некоторые вещи, к которым я прежде относилась легкомысленно.
Не знаю, что это было, но увидеть это еще раз – не приведи Господь.
От горожан и моих знакомых медсестер чего я только не слышала
о больнице, в которой работала. Люди умирали там слишком часто,
почти каждую ночь. В единственном старом корпусе размещались и
хирургия, и терапия, травматология, реанимация, а в подвальном
помещении находился морг. Год назад в Марксе была эпидемия брюшного
тифа. Больные умирали один за другим, и маленькое кладбище, расположенное
сразу за территорией больницы, пополнялось все новыми и новыми
свежими могилами. Представь себе: середина июля, жара, запах дезинфицирующих
средств, жирные трупные мухи и странные голубые огни, мерцающие
по ночам за кладбищенской оградой. Красивое и жуткое зрелище.
Во время эпидемии темных слухов стало еще больше, а горожане обходили
больницу стороной. Одна из нянечек, Зинаида Петровна (женщина
преклонных лет), говорила мне:

«Ох, Нина, хочешь верь – хочешь нет, а только как появляется в
нашей больнице женщина – так все худое и начинается. Иисус свидетель,
сама ее видела».

«Кого?» – изумилась я.

«Да ее, проклятую, ее...»

«Подожди. Она-то кто такая?»

«Тише... не знаю, – шепчет мне Зинаида Петровна… – Одно только
могу сказать: дыхание она у больных забирает. Ой, гадкое место,
проклятое!»

Нянечка быстро перекрестилась.

«Ее и другие видели: баба как баба. Лица разобрать невозможно,
только челка у нее черная, лоб закрывает».

– Вышло так, что вскоре пришлось мне дежурить в ночь, как раз
с Зинаидой Петровной. Дежурный врач позвонил в больницу и совершенно
невменяемым голосом сообщил, что не придет: он, видите ли, приболел.
Ну и черт с ним. Мы закрыли дверь приемного покоя на засов и обошли
все палаты нашего отделения. Нянечка поменяла больным судна, я
померила температуру, раздала лекарства, сделала пару пометок
в журнале и направилась в сестринскую.

«Зинаида Петровна! – крикнула я. – Разбудите меня, пожалуйста,
без десяти три, женщине из пятой палаты укол сделать».

«Хорошо, – отозвалась она, – будильник заведу».

Войдя в свою комнату, я прикрыла за собой дверь, выключила свет,
оставив только ночник. Я долго лежала с открытыми глазами, и постепенно
свет ночника стал казаться мне вязким и удушливым. Часы на столе
показывали 11.30 вечера. На лбу выступила испарина. Непонятный
страх начал заползать ко мне в душу... И тут я услышала неясный
гул. Как будто много людей переговаривалось между собой, окружив
здание больницы. Да что же это? Я вскочила с кушетки и выглянула
в окно. Никого, только деревья бросали на освещенный участок больничного
дворика причудливые тени; я перевела дух. Уже направляясь обратно
к своей кушетке, я обернулась и еще раз посмотрела в окно. Перед
глазами вспыхнули огненные пятна. Ветви деревьев шевелились, хотя
ночь была безветренной. Я поймала себя на мысли, что очертания
деревьев напоминают людей. Людей? Я подняла руку и перекрестила
сначала себя, потом оконную раму.

«Нет, – сказала я себе, – не может быть. Тени как тени, ничего
сверхъестественного». Дышать по-прежнему было тяжело. Я снова
прилегла на кушетку. Слабость овладела моим телом.

Как только я закрыла глаза, сон сразу же засосал меня в свою черную
трясину...

«Нина!»

Голос, резкий, как удар током. Я открыла глаза. Дверь была полуоткрыта.

«Спасибо, что разбудила», – еще не совсем проснувшись, пробормотала
я.

«Пятая палата, укольчик ...»

Лица разбудившей меня женщины я разобрать не смогла, выделялась
только иссиня-черная челка. Я приподнялась на кушетке, стараясь
рассмотреть женщину пристальнее.

«Кто вы...?»

Ответа не было. На столике по-прежнему горела лампа. Я встала
и выглянула за дверь. Коридор был пуст. Часы показывали без двадцати
три. Почти машинально я вскрыла ампулу, наполнила шприц и направилась
в палату номер пять. По дороге я почти столкнулась с Зинаидой
Петровной. Она отпрянула, вскрикнула от неожиданности.

«Ты ее видела? Видела?! – нянечка вся дрожала. – Господи, что
же будет? Она ведь просто так не приходит!..»

В этот момент дверь приемного покоя задрожала от тяжелых ударов.
Внутренний голос шептал мне: «Не открывай... не открывай». Но
я была обязана открыть. Быть может, кто-то нуждался в экстренной
помощи. Мы отодвинули железный засов. Дверь распахнулась. Перед
нами стоял худой высокий старик с набрякшими темными веками.

«Отдайте мне ее. Я пришел за ней. – Тело его чуть качнулось вперед.
– Она у вас. Отдайте мне ее».

Зинаида Петровна охнула, рванула тяжелую дверь на себя и задвинула
засов. Мы стояли, обливаясь холодным потом. Нас обеих била дрожь.

«Кто это?» – с трудом выдавила я.

Глаза у моей напарницы почти вылезли из орбит. Губы побелели.

«Он умер... здесь... год назад. А теперь, видать, за женой пришел...
вчера ее в морг отнесли...»

В оцепенении мы стояли друг против друга. За дверью слышался неясный
шум, потом раздался чей-то густой бас: « Эй, трогай! « И нечто
огромное, тяжелое, со скрежетом двинулось в ночную тьму. Оглушив
нас металлической трелью, проснулся будильник. «Пора делать укольчик...»
Шприц выскользнул из моих рук.

P.S. Это случилось летом 1978 года. В этом же году в вышеупомянутой
больнице произошло короткое замыкание (в результате удара молнии
в здание). Восемь человек сгорели заживо, остальных удалось эвакуировать.