Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Начало

Продолжение

На рабочем экране светился вызов: еженедельное собрание Группы.
Сандра мысленно перебрала свои грехи – ничего явного не
всплывало на служебную поверхность. Она поправила камеру,
пододвинула кожаное кресло ближе к столу. Ещё три минуты – даже успеет
причесать свой небогатый набор волосиков.

...Сандра непослушными пальцами отключила монитор от совещания с
Руководителем. Потом потрогала онемелое лицо и разрыдалась в
полный голос. Хорошо иметь отдельный кабинет.

Работать в этот день Сандра уже не смогла. Убежала из ненавистного
офиса, добралась до своего дома, но не стала подниматься в
квартиру, а закатилась в ближайший монпарнасский бар, наплевав
на холодные зашиворотные струйки дождя. Забилась в угол с
большим кувшином домашнего вина и стала набираться, оплакивая
этот проклятый мир. Но Сандре не дали спокойно погоревать –
в бар ввалились Джудит и Кэт, две знакомые американки из
соседней квартиры. Пристали, техасские репьи – чего сидишь
печальная? Никакой деликатности – разве не видно, что человеку
нужно побыть одному? Сандра сказала, чтобы отвязаться:

– Думаю – что подарить своему хорошему знакомому...

Только подлила масла в американское дружелюбие.

– Я специалист по подаркам! – восторженно завизжала Кэт. – Три года
работала в фирме добрых услуг и всё знаю – кому и чего надо
дарить. День рождения, свадьба, рождение первенца – по
какому поводу подарок твоему знакомому?

– По поводу его скорой смерти! – не выдержала Сандра, оттолкнула
столик, расплескав кувшин, и выбежала из бара.

Возле каменной резной стены Собора тянулся розарий. Желтые и пахучие
розы «Тулуз-Лотрек» – мои любимые. Я сидел в скверике возле
Собора, держа в руках привычный карандаш и печатал в
большой тетради убористым шрифтом. Солнце грело по-летнему. Когда
я уставал от согнутой спины, то вставал и прогуливался
вокруг фонтана. В мелкой прогретой воде купались голуби. Мне
нравилось смотреть на них. Поразительная незамысловатость
поведения существ фантастической сложности.

Для нас, непонимающих, птица – сгусток невероятных физических
допущений и счастливейших эволюционных обстоятельств. Наука уже
оценила бесконечные запреты этого мира. Эволюция бежит по
узким трещинам жестких ограничений и тем поразительнее
достигнутый живой результат. Динозавры вымерли, главный пульс
эволюции бьется не над полуметровыми зубами и ногами-колоннами, а
над комком сверхсложного серого вещества. Эволюция
человечества повторяет биологическую. Чем быстрее прогресс нашей
цивилизации, тем менее он заметен внешне. Гигантские достижения
пакуются в маленькие коробочки. А в другой корзинке ярко
громоздятся мыльные пузыри, сверхсветовые полеты, путешествия во
времени, волшебные измерения и прочая фантастическая
алхимия. Увы! Чудес на свете нет. Нет. НЕТ. УВЫ.

Научный подход к миротворению с легким звоном сталкивался в моей
голове с гипотезой о сверхсуществах, создавших мир-вольер для
человечества. Смотрят сверху и обсуждают. Разве мы не
разводим голубей и кроликов? Может, там не боги, а просто
наблюдатели? Интересно, могут ли сверху читаться мои мысли? Грянет ли
с майского неба молния и поразит ли меня, многогрешного
лабораторного грызуна?

Бред! Я не верил в религиозные непознаваемые ипостаси и в
существование безмерно могучих цивилизаций, способных создать
Вселенную из ста миллиардов галактик. Да хоть одну галактику. На сто
миллиардов звезд каждая. Ха! Я задрал голову и посмотрел на
своего знакомого желтого карлика. Два на десять в тридцать
третьей. Грамм. Если тонн – то в двадцать седьмой. И чтобы
спокойно грело десять миллиардов лет. Ищем проектировщиков с
гарантией.

Но мой математический атеизм не хотел подпираться ВЕРОЙ в отсутствие
бога. Вот я и сформулировал:

Теорема 1. Богов или их аналогов нет.

Теорема 2. Боги или их аналоги есть.

Теорема 3. Ни того, ни другого доказать невозможно.

И да разрешит мне святой Гёдель доказать любую из этих теорем! Пока
подступов не видно. Не страшно. Любая задача сначала кажется
безнадежной, но если хорошенько поморщить мозги, то решение
обычно находится. Например: любое сверхъестественное
явление стало бы доказательством Второй Теоремы. Но
сверхнатуральное должно быть безоговорочным. Личные мессиджи богов тонут в
мозговом шуме людского безумия. Я коллекционировал из книг
потенциальные доказательства существования творца мира.
Красивая идея: бог оставил людям послание, зашифрованное в
длинном ряде цифр безразмерной математической константы типа
числа «пи». Надо повозиться с этим святым числом... Может ли
узор далеких галактик, звезд, флуктуаций реликтового излучения
составить артефакт? Космические паттерны в виде лиц, слов
или знаков?

Иногда я думал про себя: «Ты – псих!» Мир реален и логичен. Наука
успешно ломает ледники тайн и вскрывает погребы загадок. Скоро
закономерно-естественная тайна бытия будет раскрыта. Будь
осторожен, а то проснешься солипсистом в доме скорби.

Я сильно ущипнул себя за руку и зашипел от боли. Является ли это
шипение доказательством реальности мира вокруг меня?

Где найти доказательство Первой Теоремы? Чтобы жить дальше царём
природы. Мой личный пунктик. Остальные живут, не думая о
происхождении мира. Просто лихорадочно забираются повыше в априори
заданном лабиринте.

Как жить, если докажется Вторая Теорема? – я пока не думал. Только
параноики запасаются консервами, заранее опасаясь нашествия
марсиан.

Я был бы рад и доказательству Третьей Теоремы, чтобы с облегчением
плюнуть на первые две.

Сегодня я с ржавым скрипом фокусировался на работе. Удивительный
день. Утром я обычно сидел в браззерии, пил кофе с рогаликом и
ждал Её появления. И случилось чудо. Она не прошла мимо, как
обычно, а остановилась прямо перед мной. Я вскочил на ноги
неловкой раззявой и опрокинул стул. А Она сказала:

«Здравствуй, Адам!» – и протянула мне руку. Я торопливо пожал
прохладную узкую ладонь, и мы в первый раз заговорили без
ограничений на количество реплик. Её имя было – СИМОНА и она
оказалась нестерпимо милой. Я чуть не задымился от счастья, пока
беседовал с ней. Она предложила встретиться в полдень в
соборном скверике! А на прощание она поцеловала меня! Сама! Нежно
и долго – как в кино. И ещё сказала:

«Увидимся через три часа, милый Адам!»

Невероятно! Я с горящим лицом смотрел вслед. Сегодня Симона надела
короткое и узкое черное платье. Девушка шла вверх по улице и
её ноги напрягались сильнее обычного. Стройная нога в
телесном чулке с тонкой вертикальной полоской ставит туфельку
впереди на тротуар... каблучок скрежещет по мелким камням,
тоскливо живущим в толще асфальта... девушка уверенно переносит
вес на каблук... бедро пружинит и подается в сторону...
отставшая нога грациозно встает на носок... плечо и рука
устремляются вперед... рука охватывает, поглаживает пространство и
отправляет его назад, в прошлое... талия изгибается, а волосы
колышутся волной от плеча к плечу. На очередном шаге Симона
чуть повернула голову. В обрамлении пушистых волос – её
щека и ресницы, прячущие лукавый глаз. Поворот был не
обязателен – это просто привет, приглашение полюбоваться собой... Я
не знаю как это назвать и можно ли это классифицировать, но
каждый восхитительный шаг Симоны отдавался в моей груди
певучим ударом тонкой бронзы...

Я вскочил на ноги, отбросил тетрадь и взволнованно зашагал вокруг
фонтана, щурясь от ослепительного солнца и блеска крупных
зерен песка на дорожке сквера. Начинается невероятно счастливая
жизнь. Конец сычиному одиночеству.

Придумал! Мы пойдем с Симоной в мою любимую «Таверну» на Монмартре.
Там вкусный киш-лорен и очень уютно. Особенно у стеклянной
стены с цветами.

«Потом мы можем зайти ко мне, выпить рюмочку коллекционного
монтраше... – мое сердце гулко колотилось от наплывающих видений. –
О, Симона...»

Калитка сквера стукнула. Она! Каблучки Симоны хрустели гравием всё
ближе. О боги, за какие заслуги мне выпал жребий такой удачи?

Когда улыбающаяся Симона подошла совсем близко, из руки фонтанного
святого вырвался огненный шар и ударил её в лицо. Я вскрикнул
от ужаса. Чистый лоб девушки обуглился, свежая щека
превратилась в дымящуюся язву. Всё лицо Симоны покрылось трещинами,
которые быстро распространились на всё тело, волосы и даже
одежду. В следующее мгновение Симона рассыпалась на осколки,
со звенящим шелестом рухнувшие на землю. Рождественская
игрушка разбилась о каменный пол и превратилась в лужицу
зеркальных кусочков.

Я упал на колени и закричал так, что не услышал своего крика. С
гравия на меня укоризненно глянул уголок голубого глаза...

...и я, задыхаясь, проснулся сидящим на лавочке сквера. Сердце
трепетало пойманным воробьем, волосы слиплись от пота. Солнце
светило прямо в глаза. Я закрыл лицо руками.

– Господи, мне ещё никогда не снился такой жуткий кошмар!

Люди сидели, степенно беседовали, двигали шахматы. Девочка лет семи
дразнила белую лохматую собачку. Статуя святого смотрела
неподвижно и строго. Ребенок схватил болонку за поводок и
подбежал к моей лавочке. Я с острым наслаждением переводил
дыхание, освобождаясь от остатков кошмара.

– Слушай внимательно, Адам! – тоненьким голосом и с милой
стеснительной гримаской сказала девочка в синем сарафанчике. – У меня
мало времени...

Ребенок не успел договорить. Раздался лязг и скрип тормозов.
Проломив чугунную ограду сквера, на аллею влетел зеленый
грузовик-мусорщик. Скорость времени замедлилась. Я всё отчетливо
видел, но сделать ничего не мог. Мчащийся вонючий гигант сбил
девочку. Её голова ударилась о радиатор, а тело забросило на
бампер. В следующую секунду грузовик оказался у каменного
парапета, с грохотом проломил его и в облаке пыли рухнул в Сену.
Я не видел поверхности реки и падения механического
монстра, но столб брызг взлетел выше статуи святого. На аллее
осталась лишь болонка, красно-белой лепешкой вдавленная в
глубокую колею тяжелого колеса. Собачья шерсть слегка дымилась и
быстро испарялась. И вот передо мной остался лишь скелет, но
не из обычных костей, а из ровных белых палочек. Только
сейчас я смог открыть прикушенный рот, чтобы закричать...

... и снова проснулся на скамейке. В мокрой от пота рубашке и в
совершенном нервном раздрыге. Я схожу с ума! Такого ещё никогда
не было. Сон во сне? Сквер был тих, решетки целы, вполне
живая девочка прыгала по земле какими-то сложными способами.
Белой собаки не видно, убежала за бабочкой. Я вскочил на ноги
и стал быстро ходить вокруг фонтана. Не дай боже, ещё раз
засну на солнцепеке. Скорее бы Симона пришла... сердце
успокаивалось, но не могло расстаться с тревогой.

Вдруг всё потемнело. Как будто кто-то выключил солнце.

Ледяная волна окатила меня, и я вскинул голову вверх. Солнце не
совсем погасло, но светило еле-еле, темно-багровым карликом. И
вдруг оно стало быстро расти и разбухало нарывом до тех пор,
пока не заняло полнеба – жуткое, рдеющее как засыхающая
венозная кровь. Я был не в силах стоять и сел, просто рухнул, на
землю. Острый гравий взрезал ладони. И началось самое
страшное: на диске солнца одна за другой стали возникать крупные
черные буквы, выстраиваясь в строчки. Как будто всевышний
печатал на космической клавиатуре. Ни мозг, ни мои глаза не
были готовы воспринимать черное послание с распухшего
багрового солнца, но строки не исчезали, накапливались и всасывались
ядом в мозг. Письмо было сумасшедшее и логичное
одновременно. Я зажмурил глаза и закричал:

– КТО ТЫ? БОГ?

Солнце пробивало багровым даже сквозь закрытые веки.

– НЕТ, Я ПРОСТО ПРОГРАММИСТ. МЕНЯ ЗОВУТ САНДРА, – ответила черная
строка моим раздернутым глазам. Солнце помолчало и добавило:

– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

И небесный нарыв лопнул как мыльный пузырь. Остался маленький
огарок, который быстро раскалился в обычное солнце. В обычную
лампочку в инкубаторе. Я оглядел осветившийся мир безумными
глазами. Люди спокойно сидели на лавочках, закусывали,
целовались, смеялись. Маленькая светловолосая девочка рисовала
прутиком таинственные узоры на дорожке, голуби объяснялись в любви
на мраморных цветах фонтана. Мир был, как всегда, реален.
Как всегда – лжив.

«Ты спрашивал себя: кто создал этот мир? Есть ли какая-то цель у
вечного круговорота жизни? Сейчас ты всё узнал. Но Вторая
Теорема ещё не доказана. Осталась последняя надежда –
сумасшествие.»

Я вскочил на ноги и помчался вдоль аллеи. Я бежал и с отчаивающимся
сердцем видел, что мир изменился. Солнце с ясного неба
светило тускло, а люди перестали замечать меня – взъерошенного,
летящего сломя голову. И никто, никто больше не отбрасывал
тени! Даже я сам. Мир без теней стал похож на плоскую
картинку: я загнанно метался по рисованному комиксу. «Нет, нет! Я
пересидел над задачами или отравился. Это галлюцинация!»
Трезвый голос сказал: «Совершенно верно! Тебе только что
объяснили, что твой мир – одна большая галлюцинация!» Я подбежал к
длинному хвосту туристов, вьющемуся возле Собора. Змея
любопытства медленно вползала по лестнице на соборный верх. Я
грубо толкал всех, но никто не обижался. Люди разговаривали друг
с другом и просто отстранялись от меня, спокойно улыбаясь.
Не замечали, не замечали! Я долго карабкался наверх по
крутой лестнице и, задыхаясь, с металлическим кровавым вкусом во
рту, выскочил на пустой балкон. «Где люди? Куда же стоит эта
очередь?» Холодный ветер с силой дунул в лицо и смел шелуху
посторонних мыслей. Я забрался на край барьера, посмотрел
вниз. Ветер трепал мой пыльный черный плащ как пиратский
флаг, выхлопывая хохочущие звуки. На далекой, беспощадной
площади, мощёной тесаным камнем, ходили люди и голуби. Никто не
смотрел вверх.

– Если я безумен, то будет удар! Это хорошо – я умру сумасшедшим, но
человеком! – крикнул я в пространство.

– Если же Программист Сандра права... – я задохнулся от гнева, – то
удара и смерти не будет. Потому что... я просто серый комок
мозга. Я плаваю в аквариуме со сладким сиропом и развлекаю
Верхних Людей! И нет никакого мира вокруг меня, нет
прекрасной Симоны и родного Парижа, нет меня самого... Всё вокруг –
ложь! Патентованная псевдореальность, рассчитанная на
простаков, на меня. Верхние Люди убили всех людей вокруг.

Мне внимали только два испуганных голубя на балконе. Я вдруг был
поражен мыслью о том, что никогда не выходил и не выезжал за
пределы центра Парижа. Латинский квартал, Лувр и Монмартр были
моей планетой, на которой я прожил всю жизнь. Длинную или
короткую? Я уже не знал – сколько мне лет. Но сейчас я во
всем разберусь.

– Первая Теорема! – крикнул я. – Доказательство от противного! – Мое
сопротивляющееся тело стало медленно, но неудержимо падать
вперед, наваливаясь на плотный ветер, а потом ветер отступил
и я бросился головой вниз.

Площадь радостно ринулась ко мне навстречу. Воздух раздирал тело.

«Должен быть удар, должен! – ужас и надежда вопили во мне. – Скорей!»

Я уже различал отдельные булыжники.

Оглушительная каменная пощечина! Хруст и боль. Какая боль, Господи...

(Окончание следует)