Жизнь как есть

На моих руках умер маленький человек, «один из малых сих» – ростом
с десятилетнего ребёнка, весом не больше крупной рождественской
индейки.

«Память о нём развеялась как дым». Именно так. Маленький человек
существовал, пока с утра до поздней ночи жёг мусорный костёр на
помойке у нерабочего пристанционного сортира. Пассажиры электрички
туда и обратно, хозяева окрестных коттеджей, выскакивавшие на
минутку из своих машин с объёмными мешками отходов, морщили носы
от смрада горящих пластмасс и на какое-то мгновение примечали
его. «Нас помнят, пока мы мешаем другим...».

Воннегут писал, что для появления на свет ребёнка на самом деле
нужно не двое, как все наивно полагают, а семеро. Ещё более такое
расширение круга причастных уместно в отношении убийства: тот,
кого в итоге судят или кому удаётся «избежать возмездия» – что-то
вроде фронтмена популярной группы, на котором, в ущерб остальным,
сосредотачивается всё внимание. Звезда. Свет которой затмевает
рабочих лошадок. Такие рабочие лошадки, свои неприметные герои
есть и в убийствах...

Впрочем, смерть маленького человека не зажжёт звезды нового раскольникова,
джека потрошителя или мэрилина мэнсона. Его убийцам суждено остаться
настолько же анонимными, как и он сам.

Не знаю, кто убивал первым.

Может быть ватага местных подростков, за неделю до смерти маленького
человека в кровь отмолотившая на платформе подростка неместного
– киргиза. В конце концов, здесь не так много развлечений. Два
культурных центра – зал игровых автоматов, мигающий разноцветными
лампочками, вызывая детские воспоминания о новогодней ёлке и компьютерный
клуб – приедаются. Хочется какого-то разнообразия. Усилия их ног
были тогда вознаграждены пятьюстами рублями. Не всё же клянчить
карманные деньги у родителей. Приходит пора приучаться к самостоятельности.

Едва ли у маленького человека в карманах его пиджака без пуговиц
их ждал такой же подарок. Единственное, что они могли из него
выбить – чувство собственной экологической гордости за очищение
городов и весей. Что тоже, конечно, немаловажно, как признак зарождающейся
гражданской активности, ощущения ответственности за судьбу страны.

Но от побоев сразу умирают только в боевиках. Маленький человек
долго замерзал, не получая помощи. (Дело было «той самой» зимой.)
Сколько же часов он пролежал, чтобы замёрзнуть насмерть? Сколько
счастливых обладателей мобильников прошло за это время мимо? Ни
один не воспользовался, чтобы вызвать скорую помощь. Да зачем
вообще тогда нужна эта мобильная связь?..

Скорая ехала с московской вальяжностью – полтора-два часа. Первое,
что сказал врач, пухлый розовощёкий парняга с голосом комедийного
педераста – «Ну, спасибо».

– А что, он разве не человек?! – заранее приготовленная контр-ремарка
на предсказуемую реакцию.

– Человек, конечно. – певуче выдал доктор тоже, видимо, «домашнюю
заготовку». – Только они сами виноваты. Им такая жизнь нра-авится,
на-аверное.

– Не знаю, сами или не сами. – буркаю мрачно в ответ.

– А кто же? – с деланным любопытством интересуется пухлый и розовощёкий.

Маленький человек, сидевший выброшенным плюшевым медведем, что-то
прохрипел.

Элегически вздохнув, доктор чуть дотронулся до шеи маленького
двумя пальчиками, примерившись с изяществом художника, делающего
первое прикосновение кистью к холсту. Отошёл, присмотрелся, ещё
раз дотронулся. С детской непосредственностью поставил диагноз:

– Странный он какой-то. Обморозился, что ли? Синий вон весь.

Принюхавшись:

– Или угорелый? Что-то от него дымом так несёт.

Дольше тянуть было нельзя. Стали укладывать на носилки, хотя и
с лирическими отступлениями. Доктор игриво подхихикнул над своей
напарницей, пытавшейся поправить сваливавшиеся с маленьких ног
умирающего огромные кроссовки:

– Обувь-то ему хоть оставь. Хорошая обувь-то какая.

Уже почти уложив в машину, вдруг резко остановились:

– Да он умер. Смотрите, на нём снег РЕАЛЬНО не тает.

Замечаю, что он явно ещё дышит.

– Это агональное.

Напарнице:

– Блии-ин, затаскают нас теперь по прокуратурам. Смерть в машине!
Ох, затаскают. Мы же с тобой не люди, это ОН человек.

Водителю:

– Сгружай назад.

– А вы – это мне – идите домой, грейтесь. Мы сейчас милицию вызовем.
Уходите, а то они от вас год потом не отстанут. Ещё скажут, что
вы его и пристукнули. Ну?

Отступаю на шаг. Медсестра, заметив нерешительность, радостно
подхватывает:

– Или давайте свои данные, мы запишем вас как свидетеля?

Отступаю ещё на два шага, чуть не сваливаясь в канаву.

– А то давайте-ка запишем!

...