Жизнь как есть

Исторический очерк

5.

Здесь надо сделать одно отступление. Те противоречия, которые существовали между Государем Николаем Александровичем и Святейшим Синодом – признанный историками факт, но вот ответственность за это разделение возлагается разными людьми на противоположные стороны.

Митрополит Вениамин (Федченков), размышляя о взаимоотношениях церковной и государственной властей в России в послепетровские времена, с горечью писал в своих мемуарах:

«Люди ошибочно привыкли считать, что в царских домах живет счастье. Думаю, едва ли не самая тяжелая жизнь в чертогах! Особенно в предреволюционное время, когда дворцам отовсюду грозили беды, покушения, взрывы, бунты, вражда, ненависть. Нет, «тяжела шапка Мономаха». И как легко понять, что этим людям в такую трудную годину хотелось иметь в ком-нибудь опору, помощь, утешение. Мы, духовные, – причин немало, и не в одних нас были они, – не сумели дать этого требуемого утешения: не горели мы. А кто и горел, как о. Иоанн Кронштадтский, то не был в фаворе, потому что давно, уже второе столетие, с Петра Великого, духовенство там вообще было не в почете. Церковь вообще была сдвинута тем государем с ее места учительницы и утешительницы. Государство совсем не при большевиках стало безрелигиозным внутренне, а с того же Петра, секуляризация, отделение ее, – и юридическое, а тут еще более психологически жизненное – произошло более двухсот лет тому назад. И хотя цари не были безбожниками, а иные были даже и весьма религиозными, связь с духовенством у них была надорвана. Например, нельзя было представить себе, чтобы царь или царица запросто, с любовью и сердечным почтением могли пригласить даже Санкт-Петербургского митрополита к себе в гости для задушевной беседы или даже для государственного совета. Никому и в голову не могло прийти такое дружественное отношение! А как бы были рады духовные! Или уж нас и в самом деле не стоило звать туда, как бесплодных?.. Нет, думаю, тут сказался двухвековой отрыв государственной власти от Церкви. Встречи были лишь официальные: на коронациях, на царских молебнах (и то не сами цари на них бывали в соборах), на погребении усопших, на святочных и пасхальных поздравлениях. Вот и все почти. Даже в прямых церковно-государственных делах Церковь не могла сноситься с царем-правителем непосредственно, а было поставлено средостение в виде «ока государева», светского министра царева, обер-прокурора Синода.

Господство государства над Церковью в психологии царских и высших кругов действительно было, к общему горю. А царь Павел даже провозгласил себя главою Церкви. Конечно, никто и никогда из верующих, начиная с митрополитов и кончая простым селяком, не только не признавал на деле, но даже и в уме не верил этому главенству, как веруют, например, католики, в своего папу. А мы в селах даже никогда не слыхали об этой дикой вещи; если же бы и услышали, то нам она показалась нелепой и пустой: мирянин, без рясы, хоть бы и сам царь, да какой же он глава Христовой Церкви?! Смешно! И напрасно католики обвиняют нашу Церковь в цезарепапизме, будто главой ее был цезарь, царь, и что без царя Церковь и жить не сможет. Никогда мы, Церковь, этому не верили! Я в детстве и юности даже не слышал об этом. А когда узнал из книжек, то не обратил ни малейшего внимания, как на негодную и мертвую попытку вмешаться не в свое дело, а мужики и совсем не слыхали. Пришла революция, ушли цари, а Церковь живет по-прежнему, к недоумению обвинителей-католиков.

Но в высших кругах действительно была утеряна связь с духовенством; там крепко жила идея, что государство выше всего, а в частности и Церкви. А за придворными кругами шли аристократические по подражанию и ради выгод».

Эти мемуары и в особенности то место, где Вениамин рассуждает о намерении Павла Первого стать главой русской церкви чрезвычайно важны. Существует предположение, что по пути Павла собирался пойти и Николай Второй, хотя схема предлагалась несколько другая.

Хорошо известно, что вскоре после событий 1905 года Государь объявил о намерении созвать поместный Собор и избрать Патриарха. Хорошо известно, что у этой идеи были свои сторонники и свои противники, и наконец известно, что по разным причинам ничего из этого не вышло, и Собор собрался и Патриарх был избран лишь после революции.

Церковные историки, сами деятели церкви всегда писали об этой неудаче с большим сожалением и укоризной. «Еще совсем недавно один из иерархов писал мне, что «Господь покарал Государя и Государыню как некогда праведнейшего Моисея, и отнял у них царство, что они противились Его воле ясно выраженной Вселенскими Соборами касательно Церкви», причем такой упрек был брошен Монарху в связи с отношением Государя к вопросу о восстановлении патриаршества», – вспоминал князь Н. Д. Жевахов.

Однако существует иная точка зрения. Она была, в частности, высказана современным монархистом С. В. Фоминым, утверждающим, что Государь оттого не соглашался на проведение Собора и избрание Патриарха, что сам хотел стать предстоятелем Русской Церкви. Доказательство тому Фомин находит в нескольких источниках и, прежде всего, в работах С. Нилуса.

Последний писал: «...Бы­ло это во дни тя­же­ло­го ис­пы­та­ния серд­ца Рос­сии ог­нем Япон­ской вой­ны. В это несчас­т­ное вре­мя Гос­подь вер­ных сы­нов ее уте­шил да­ро­ва­ни­ем Цар­ско­му Пре­сто­лу, мо­лит­ва­ми Пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма, На­след­ни­ка, а Цар­ст­вен­ной Чете – сы­на-Ца­ре­вича – Ве­ли­ко­го Кня­зя Алек­сия Ни­ко­лае­вича. Го­су­да­рю то­гда по­шел толь­ко 35-й год. Го­су­да­ры­не-суп­ру­ге 32-й. Оба бы­ли в пол­ном рас­цве­те сил, кра­со­ты и мо­ло­до­сти. Бед­ст­вия вой­ны, начав­шие­ся не­строе­ния в го­су­дар­ст­вен­ном строи­тель­ст­ве, по­тря­сен­ном тай­ным, а где уже и яв­ным, бро­же­ни­ем внут­рен­ней сму­ты – все это тя­же­лым бре­ме­нем скорб­ных за­бот на­лег­ло на Цар­ское серд­це.

Тя­же­лое бы­ло вре­мя, а Цу­си­ма бы­ла еще впе­ре­ди.

В те дни и на вер­хах го­су­дар­ст­вен­но­го управ­ле­ния и в печати, и в об­ще­ст­ве за­го­во­ри­ли о не­об­хо­ди­мо­сти воз­глав­ле­ния вдов­ст­вую­щей Церк­ви об­щим для всей Рос­сии гла­вою-Пат­ри­ар­хом. Кто сле­дил в это вре­мя за внут­рен­ней жиз­нью Рос­сии, то­му, ве­ро­ят­но, еще па­мят­на та аги­та­ция, ко­то­рую ве­ли то­гда в поль­зу вос­ста­нов­ле­ния Пат­ри­ар­ше­ст­ва во всех сло­ях ин­тел­ли­гент­но­го об­ще­ст­ва.

Был у ме­ня сре­ди ду­хов­но­го мi­ра мо­ло­дой друг, го­да­ми мно­го ме­ня мо­ло­же, но уст­рое­ни­ем сво­ей ми­лой хри­сти­ан­ской ду­ши близ­кий и род­ной мо­ему серд­цу чело­век. В ука­зан­ное вы­ше вре­мя он в са­не ие­ро­диа­ко­на доучивал­ся в од­ной из древ­них ака­де­мий, ку­да по­сту­пил из сре­ды со­стоя­тель­ной юж­но-рус­ской дво­рян­ской се­мьи по на­стоя­нию весь­ма то­гда по­пу­ляр­но­го ар­хие­рея од­ной из епар­хий юга Рос­сии. Вот ка­кое ска­за­ние слы­шал я из уст его:

– Во дни вы­со­кой ду­хов­ной на­стро­ен­но­сти Го­су­да­ря Ни­ко­лая Алек­сан­д­ро­вича, – так ска­зы­вал он мне, – ко­гда под све­жим еще впечат­ле­ни­ем ве­ли­ких Са­ров­ских тор­жеств и ра­до­ст­но­го ис­пол­не­ния свя­зан­но­го с ни­ми обе­то­ва­ния о ро­ж­де­нии ему На­след­ни­ка, он объ­ез­жал мес­та внут­рен­них стоя­нок на­ших войск, бла­го­слов­ляя их час­ти на рат­ный под­виг, – в эти дни кончалась зим­няя сес­сия Св. Си­но­да, в чис­ле чле­нов ко­то­рой со­сто­ял и наш Вла­ды­ка. Кончилась сес­сия: Вла­ды­ка вер­нул­ся в свой град чер­нее тучи. Зная его ха­рак­тер и впечат­ли­тель­ность, а так­же и ве­ли­кую его не­сдер­жан­ность, мы, его при­бли­жен­ные, по­опа­са­лись на пер­вых по­рах во­про­сить его о причинах его мрачно­го на­строе­ния, в пол­ной уве­рен­но­сти, что прой­дет день-дру­гой, и он не вы­тер­пит – сам все нам рас­ска­жет. Так оно и вы­шло.

Си­дим мы у не­го как-то вско­ре по­сле его воз­вра­ще­ния из Пе­тер­бур­га, бе­се­ду­ем, а он, вдруг, сам за­го­во­рил о том, что нас бо­лее все­го ин­те­ре­со­ва­ло. Вот, что по­ве­дал он то­гда:

– Ко­гда кончилась на­ша зим­няя сес­сия, мы – си­но­да­лы, во гла­ве с пер­вен­ст­вую­щим Пе­тер­бург­ским ми­тро­по­ли­том Ан­то­ни­ем (Вад­ков­ским), как по обычаю по­ла­га­ет­ся при окончании сес­сии, от­пра­ви­лись про­щать­ся с Го­су­да­рем и пре­по­дать ему на даль­ней­шие тру­ды бла­го­сло­ве­ние, то мы, по об­ще­му со­ве­ту, ре­ши­ли на­мек­нуть ему в бе­се­де о том, что не­ху­до бы­ло бы в цер­ков­ном управ­ле­нии по­ста­вить на очере­ди во­прос о вос­ста­нов­ле­нии Пат­ри­ар­ше­ст­ва в Рос­сии. Ка­ко­во же бы­ло удив­ле­ние на­ше, ко­гда, встре­тив нас чрез­вычай­но ра­душ­но и лас­ко­во, Го­су­дарь с мес­та сам по­ста­вил нам этот во­прос в та­кой фор­ме:

– Мне, – ска­зал он, – ста­ло из­вест­но, что те­перь и ме­ж­ду ва­ми в Си­но­де и в об­ще­ст­ве мно­го тол­ку­ют о вос­ста­нов­ле­нии Пат­ри­ар­ше­ст­ва в Рос­сии. Во­прос этот на­шел от­клик и в мо­ем серд­це и край­не за­ин­те­ре­со­вал и ме­ня. Я мно­го о нем ду­мал, оз­на­ко­мил­ся с те­ку­щей ли­те­ра­ту­рой это­го во­про­са, с ис­то­ри­ей Пат­ри­ар­ше­ст­ва на Ру­си и его значения во дни ве­ли­кой сму­ты ме­ж­ду­цар­ст­вия и при­шел к за­ключению, что вре­мя на­зре­ло, и что для Рос­сии, пе­ре­жи­ваю­щей но­вые смут­ные дни, Пат­ри­арх и для Церк­ви, и для го­су­дар­ст­ва не­об­хо­дим. Ду­ма­ет­ся мне, что и вы в Си­но­де не ме­нее мое­го бы­ли за­ин­те­ре­со­ва­ны этим во­про­сом. Ес­ли так, то ка­ко­во ва­ше об этом мне­ние?

Мы, ко­нечно, по­спе­ши­ли от­ве­тить Го­су­да­рю, что на­ше мне­ние впол­не сов­па­да­ет со всем тем, что он толь­ко что пе­ред на­ми вы­ска­зал.

– А ес­ли так, – про­дол­жал Го­су­дарь, – то вы, ве­ро­ят­но, уже ме­ж­ду со­бой и кан­ди­да­та се­бе в Пат­ри­ар­хи на­ме­ти­ли?

Мы за­мя­лись и на во­прос Го­су­да­ря от­ве­ти­ли молчани­ем.

По­до­ж­дав от­ве­та и ви­дя на­ше за­ме­ша­тель­ст­во, он ска­зал:

– А что, ес­ли я, как ви­жу, вы кан­ди­да­та еще не ус­пе­ли се­бе на­ме­тить или за­труд­няе­тесь в вы­бо­ре, что ес­ли я сам его вам пред­ло­жу – что вы на это ска­же­те?

– Кто же он? – спро­си­ли мы Го­су­да­ря.

– Кан­ди­дат этот, – от­ве­тил он, – я! По со­гла­ше­нию с Им­пе­рат­ри­цей я ос­тав­лю Пре­стол мо­ему Сы­ну и учре­ж­даю при нем ре­гент­ст­во из Го­су­да­ры­ни Им­пе­рат­ри­цы и бра­та мое­го Ми­хаи­ла, а сам при­ни­маю мо­на­ше­ст­во и свя­щен­ный сан, с ним вме­сте пред­ла­гая се­бя вам в Пат­ри­ар­хи. Уго­ден ли я вам, и что вы на это ска­же­те?

Это бы­ло так не­ожи­дан­но, так да­ле­ко от всех на­ших пред­по­ло­же­ний, что мы не на­шлись, что от­ве­тить и... про­молчали. То­гда, по­до­ж­дав не­сколь­ко мгно­ве­ний на­ше­го от­ве­та, Го­су­дарь оки­нул нас при­сталь­ным и не­го­дую­щим взгля­дом: встал молча, по­кло­нил­ся нам и вы­шел, а мы ос­та­лись, как при­шиб­лен­ные, го­то­вые, ка­жет­ся, во­ло­сы на се­бе рвать за то, что не на­шли в се­бе и не су­ме­ли дать дос­той­но­го от­ве­та. Нам нуж­но бы­ло бы ему в но­ги по­кло­нить­ся, пре­кло­ня­ясь пред ве­личием при­ни­мае­мо­го им для спа­се­ния Рос­сии под­ви­га, а мы... про­молчали!

– И ко­гда Вла­ды­ка нам это рас­ска­зы­вал, – так го­во­рил мне мо­ло­дой друг мой, – то бы­ло вид­но, что он, дей­ст­ви­тель­но, го­тов был рвать на се­бе во­ло­сы, но бы­ло позд­но и не­по­пра­ви­мо: ве­ли­кий мо­мент был не­по­нят и на­ве­ки упу­щен – «Ие­ру­са­лим не по­знал вре­ме­ни по­се­ще­ния сво­его»... (Лк. 19, 44).

С той по­ры ни­ко­му из чле­нов то­гдаш­не­го выс­ше­го цер­ков­но­го управ­ле­ния дос­ту­па к серд­цу Ца­ре­ву уже не бы­ло. Он, по обя­зан­но­стям их слу­же­ния, про­дол­жал по ме­ре на­доб­но­сти при­ни­мать их у се­бя, да­вал им на­гра­ды, зна­ки от­личия, но ме­ж­ду ни­ми и его серд­цем ут­вер­ди­лась не­про­хо­ди­мая сте­на, и ве­ры им в серд­це его уже не ста­ло, от­то­го, что серд­це Ца­ре­во, ис­тин­но, в ру­це Бо­жи­ей, и бла­го­да­ря про­ис­шед­ше­му въя­ве от­кры­лось, что ие­рар­хи сво­их си ис­ка­ли в Пат­ри­ар­ше­ст­ве, а не яже Бо­жи­их, и дом их ос­тав­лен был им пуст. Это и бы­ло Бо­гом по­ка­за­но во дни ис­пы­та­ния их и Рос­сии ог­нем ре­во­лю­ции. Чтый да ра­зу­ме­ет (Лк. 13, 35)».

Рас­сказ С. А. Ни­луса одновременно и подтверждается, и опровергается Л. Тихомировым, который 21 сентября 1916 г. сделал за­пись в днев­ни­ке: «Вчера Ни­лус рас­ска­зал мне «чудо», как он вы­ра­зил­ся. И вправ­ду чудо, хо­тя я со­мне­ва­юсь, что­бы оно бы­ло в дей­ст­ви­тель­но­сти. Уз­нал он это от ка­ко­го‑то чело­ве­ка (име­ни ко­то­ро­го не от­крыл), ко­то­рый слы­шал это буд­то бы от [ар­хи­епи­ско­па] Ан­то­ния Хра­по­виц­ко­го, лично учас­т­во­вав­ше­го в де­ле. В то вре­мя, ко­гда воз­ник во­прос о вос­ста­нов­ле­нии Пат­ри­ар­ше­ст­ва и со­зва­нии Цер­ков­но­го Со­бо­ра, ар­хие­реи, как из­вест­но, со­бра­лись у Го­су­да­ря, и он, вы­ра­зив свое сочув­ст­вие это­му, спро­сил вла­дык, на­мечали ли они ме­ж­ду со­бою кан­ди­да­та на Пат­ри­ар­ший Пре­стол? Вла­ды­ки (сре­ди ко­то­рых чуть ли не ка­ж­дый мечтал быть Пат­ри­ар­хом) – молчали. По­сле тщет­ных по­пы­ток до­бить­ся у них ка­ко­го-ни­будь мне­ния, Го­су­дарь буд­то бы ска­зал: «То­гда, вла­ды­ки, вы­слу­шай­те мое мне­ние, и ска­жи­те, со­глас­ны ли вы на мое пред­ло­же­ние». И за­тем он буд­то бы со­об­щил им та­кой не­ожи­дан­ный план: он, Го­су­дарь, от­ка­зы­ва­ет­ся от Пре­сто­ла в поль­зу сы­на, раз­во­дит­ся с же­ной, по­сту­па­ет в мо­на­хи – и его вы­би­ра­ют в Пат­ри­ар­хи. Одоб­ря­ют ли вла­ды­ки та­кой план?

Оша­ра­шен­ные вла­ды­ки хра­ни­ли глу­бо­кое молчание. Го­су­дарь пе­ре­спро­сил, но у них язы­ки не мог­ли по­ше­вель­нуть­ся… То­гда Го­су­дарь, по­молчав, по­вер­нул­ся и ушел, ос­та­вив вла­дык в их оце­пе­не­нии.

Ан­то­ний, буд­то бы, по­том рвал на се­бе во­ло­сы из до­са­ды, что они про­пус­ти­ли та­кой случай по­лучить для Церк­ви та­ко­го Пат­ри­ар­ха, ко­то­рый имел бы да­же боль­шее значение, чем Фи­ла­рет Ро­ма­нов. Но мо­мент был упу­щен.

Ни­ко­гда ничего по­доб­но­го я до­се­ле не слы­хал, и, при­зна­юсь, не ве­рю. Мысль Го­су­да­ря, – ес­ли это име­ло ме­сто, – это бы­ла бы един­ст­вен­ная ком­би­на­ция, при ко­то­рой Пат­ри­ар­ше­ст­во вос­ста­ло бы из мо­ги­лы в не­бы­ва­лом ве­личии. Од­на­ко, нель­зя не ска­зать, что Ми­ха­ил Ро­ма­нов, при всей юно­сти сво­ей, все-та­ки уже имел цар­ский воз­раст, то­гда как На­след­ник Це­са­ре­вич Алек­сей – то­гда был еще со­всем ре­бен­ком, и ста­ло быть Рос­сия долж­на бы­ла иметь Ре­ген­та. Это значитель­но из­ме­ня­ло бы по­ло­же­ние Пат­ри­ар­ха.

Впрочем, повторяю, я совершенно не верю этому рассказу. Если бы что-либо подобное произошло, то я бы, конечно, слыхал от кого-либо».

Сразу надо сказать, что это история воспринимается не только Тихомировым, но и большинством других серьезных мемуаристов, а также современных исследователей как апокрифическая_ ¹. Но дело здесь даже не в том, прав С. Фомин или нет, когда говорит об оскорбленности Государя равнодушием Синода по отношению к его намерению отречься от царства и стать Патриархом (или, точнее говоря, прав ли был С. Нилус, на которого Фомин ссылается и который заключал: ««с той поры, никому из членов тогдашнего высшего церковного управления доступа к сердцу Цареву уже не было»). И даже не о том, было ли такое намерение на самом деле или это прекрасная (?) легенда.

Речь о том, что отмена Государем решения Синода и оставление в Царицыне Илиодора по воле императора и вынужденное согласие с этим решением Антония – а казалось бы, какая мелочь на фоне таких важных событий! – имело независимо от степени ответственности Государя и Синода как для монархии, так и для Церкви самые трагические последствия. Распутин с Илиодором, эти два еще не самых великих в 1911 году исторических деятеля, два тогда еще почти частных лица, расшатывали и без того не слишком сильное доверие между Государем и Синодом, а заодно между Государем и Столыпиным, который также не мог не воспринимать отмену своего решения как проявление личной к нему неприязни.

–––––––––––––––––––––––––––––

Примечания

1. Ср. в мемуарах митр. Вениамина (Федченкова): «Был одно время даже слух в Петербурге, будто сам царь Николай, уставший от государственного управления , готов постричься в монахи, разойтись с семьей, передать царство наследнику, а самому стать Патриархом. Откуда шли такие слухи - Бог весть. Теперь о них, вероятно, никто даже и не помнит, кроме автора этих записок. Но у меня остался в памяти один из мотивов такой идеи. Патриарх (Николай) должен не быть конкурентом заместителю царя, а помощником, кроме того, личность царя Николая поднимает значение Патриарха в глазах народа, и его слово будет авторитетным. Одним словом, повторилась бы история с молодым царем Михаилом и его отцом Патриархом Филаретом. А кажется, что еще более важным мотивом у защитников патриаршества было тайное желание привлечь царя такой комбинацией: пусть хоть сам он будет Патриархом, лишь бы согласился на восстановление каноническо-патриаршьего строя. Но потом замолкли и эти легенды».

Как видим, не замолкли.

Cр. также в интервью иерея Георгия Митрофанова: «Корр.:Насколько достоверны слухи о том, что Николай II предлагал себя в Патриархи?

О. Георгий: Мы этот вопрос изучали в Комиссии подробно. Слух этот распространил Нилус со ссылкой на свидетельство какого-то неназванного архиерея. Думаю, что это неправда».

(Продолжение следует)