Жизнь как есть

Исторический очерк

6.

И все же самый отвратительный свой поступок Илиодор совершил не тогда, когда поносил Толстого, бунтовал против церковных и светских властей или призывал к крестовому походу на Петербург. Самое чудовищное случилось на исходе 1911 года сразу после того, как Илиодор насмерть поссорился со своим благодетелем Григорием Распутиным-Новым. Обстоятельства их ссоры были описаны разными мемуаристами, и суть ее вкратце такова. 16 декабря Распутин, непотребство которого стало известно церковным иерархам, некогда приблизившим его ко двору, был приглашен к прибывшему на заседание Синода в Петербург к епископу Гермогену на Ярославское подворье. Там Гермоген, несколько лет назад Распутиным очарованный, а потом пришедший в ужас от его «подвигов», в самой резкой форме потребовал от тобольского крестьянина навсегда оставить царский дворец.

«Распутин дерзко и нагло возражал негодующему епископу, – описывал эту сцену в своих мемуарах М. В. Родзянко со слов присутствовавшего при том казачьего писателя И. А. Родионова. – Произошла бурная сцена, во время которой Распутин, обозвав площадными словами преосвященного, наотрез отказался подчиниться требованию епископа и пригрозил ему, что разделается с ним по-своему и раздавит его. Тогда, выведенный из себя, епископ Гермоген воскликнул: «Так ты, грязный развратник, не хочешь подчиниться епископскому велению, ты еще мне грозишь! Так знай, что я, как епископ, проклинаю тебя!». При этих словах осатаневший Распутин бросился с поднятыми кулаками на владыку, при чем, как рассказывал Родионов, в его лице исчезло все человеческое. Опасаясь, что в припадке ненависти Распутин покончит с владыкой, Родионов, выхватив шашку, поспешил с остальными присутствующими на выручку. С трудом удалось оттащить безумного от владыки, и Распутин, обладавший большой физической силой, вырвался и бросился наутек. Его, однако, нагнали Илиодор, келейник и странник Митя и порядочно помяли. Все же Распутин вырвался и выскочил на улицу со словами: «Ну, погоди же ты, будешь меня помнить», что он и исполнил с точностью, воспользовавшись следующими привходящими обстоятельствами».

Распутин бросился жаловаться на Гермогена и Илиодора царю. Государь взял его сторону, вследствие чего обидчики царского друга попали в опалу и были сосланы в отдаленные монастыри: Гермоген в Жировицкий, а Илиодор во Флорищеву пустынь. Гермоген с наказанием смирился, Илиодор – нет. Он затаил злобу, но месть его оказалась направленной не на одного Распутина. Обиженный инок метил выше.

«В начале декабря или в конце нояб¬ря стали распространяться по городу отпечатанные на гектографе копии 4-х или 5-ти писем – одно Императрицы Алексан¬дры Федоровны, остальные от Великих Княжен, к Распу¬тину. Все эти письма относились к 1910 или 1909-му году, и содержание их и в особенности отдельные места и выражения из письма Императрицы, составлявшие в сущности проявления мистического настроения, давали повод к самым возмутительным пересудам», – писал в своих мемуарах следующий после Столыпина премьер-министр В. Н. Коковцов.

«Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко мне тогда бывает. Тогда я желаю все одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятьях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня. Где ты есть. Куда ты улетел. А мне так тяжело, такая тоска на сердце... Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ане о моих страданиях без тебя. Аня добрая, она хорошая, она меня любит, но ты не открывай ей моего горя. Скоро ли ты будешь опять около меня. Скорее приезжай. Я жду тебя и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки. Во веки любящая тебя

Мама».

Россия прочла эти cтроки, и по стране пошел гулять слух, что «Гришка» живет с царицей.

По сути это было начало конца. После этого царскому дому, а значит, и всей империи было не устоять. Так, причинившая столько зла России дружба двух своеобразных околоцерковных декадентов Серебряного века, каковыми в сущности и были Григорий Распутин с Илиодором, сменилась их враждой, оказавшейся для всей страны еще более разрушительной.

Существует две версии происхождения этого письма: по одной, Распутин подарил его Илиодору, чтобы подтвердить свою близость ко двору («Брат, Григорий, дай мне на память несколько писем,» – взмолился я»), по другой – Илиодор сам украл. Вероятно и то и другое: понятиям об элементарной порядочности Распутин обучен не был и хвастал своим знакомством с царицей направо и налево, но в любом случае Сергей Труфанов, он же иеромонах Илиодор, был тем человеком, который из ненависти или зависти к Распутину, из желания сделать политическую карьеру, подстрекаемый бесом, чертом, самим сатаной, но именно он стал первым орудием таинственных темных сил и приложил руку, чтобы частные письма царской семьи начали, и очевидно в искаженном виде, распространяться по России, порождая соблазны, злорадство, недоумение, горечь, обиду, стыд. И то, что это шло от духовного лица, пусть сколько угодно недостойного, лишь усугубляло ситуацию. Это позднее верно подметил и позлорадствовал Горький, написав одному из своих корреспондентов о том, что в 1905-м году спусковым крючком для русской смуты стал священник (Гапон), а следующую революцию готовит иеромонах (Илиодор).

«С печальным, подавленным чувством сажусь писать. Более позорного времени не приходилось переживать, – записывала в дневнике держательница монархического салона и великосветская сплетница генеральша А. В. Богданович в феврале 1912 года. – Управляет теперь Россией не царь, а проходимец Распутин, который громогласно заявляет, что не царица в нем нуждается, а больше он, Николай. Это ли не ужас! И тут же показывает письмо к нему, Распутину, царицы, в котором она пишет, что только тогда успокаивается, когда прислонится к его плечу. Это ли не позор! (…) У царицы – увы! – этот человек может все. Такие рассказывают ужасы про царицу и Распутина, что совестно писать. Эта женщина не любит ни царя, ни России, ни семьи и всех губит».

«К сожалению, оказалось, что в России не только полиция, но и «общественность» считала возможным перлюстрацию и использование чужих писем», – заключил по сему поводу биограф Григория Распутина Андрей Амальрик.

Амальрик – советский диссидент и либерал, которого трудно заподозрить в симпатии к монархии, и его сожаление в связи с поведением «общественности» могло быть не вполне искренним. Но вот что писал за полвека до него убежденный монархист и консерватор И. Л. Солоневич:

«Во всей распутинской истории самый страшный симптом не в пьянстве. Самый страшный симптом – симптом смерти, это отсутствие общественной совести. Вот температура падает, вот – нет реакции зрачка, вот – нет реакции совести. Совесть есть то, на чем строится государство. Без совести не помогут никакие законы и никакие уставы. Совести не оказалось. Не оказалось элементарнейшего чувства долга, который бы призывал наши верхи хотя бы к защите элементарнейшей семейной чести Государя. Поставим вопрос так. На одну сотую секунды допустим, что распутинская грязь действительно была внесена внутрь Царской Семьи. Даже и в этом случае элементарнейшая обязанность всякого русского человека состояла в следующем – по рецепту ген. Краснова, правда, уже запоздалому, – виселицей, револьвером или просто мордобоем затыкать рот всякой сплетне о Царской Семье.

Я плохо знаю Англию, но я представляю себе: попробуйте вы в любом английском клубе пустить сплетню о королеве, любовнице иностранного шпиона, и самые почтенные джентльмены и лорды снимут с себя сюртуки и смокинги и начнут бить в морду самым примитивным образом, хотя и по правилам самого современного бокса. А наши, чорт их дери, монархисты не только не били морду, а сами сладострастно сюсюкали на всех перекрестках: «а вы знаете, Распутин живет и с Царицей, и с Княжнами». И никто морды не бил. Гвардейские офицеры, которые приносили присягу, которые стояли вплотную у трона, – и те позволяли, чтобы в их присутствии говорились такие вещи».

Коль скоро разговор зашел об Англии, можно вспомнить знаменитую английскую легенду о королеве Годиве, которая по преданию должна была обнаженной проехать на лошади через весь город, и жители этого города, щадя ее честь, наглухо закрыли все ставни. К несчастью, у нас в России, их распахнули настежь, да еще принялись перемигиваться и перешептываться…

Теперь, что касается подлинности письма. Вопрос этот однозначно не решен. Американский православный исследователь Ричард Бэттс в своей книге «Пшеницы и плевелы», посвященной Григорию Распутину, подлинность его отрицает.

«Даже своему мужу, которого она глубоко любила, Императрица не писала подобным образом. Тем не менее Труфанов хочет, чтобы читатель верил, что императрица Александра Феодоровна написала эти строки Распутину (…)Поскольку никто никогда не смог представить неоспоримых свидетельств того, что письма Труфанова подлинные, то и относиться к ним, по крайней мере в том виде, в каком их выставляет Труфанов, не следует серьезно».

«В убеждении, что ему все дозволено и в борьбе допустимы всякие средства, как бы презренны они ни были, иеромонах Иллиодор не остановился перед распространением в обществе апокрифических писем к Распутину, будто бы исходивших от лица Императрицы и августейших дочерей. Этим письмам он придал недопустимое содержание.

И таким выдумкам поверили!» – утверждал П. Курлов.

«Вскоре после сцены между Илиодором и Распутиным в начале 1912 года в столицах со ссылкой на А. И. Гучкова стали распространяться копии писем Государыни и Великих княжон к Распутину. Власти занялись этим делом и им удалось достать подлинники писем, относившихся к 1908 и 1909 г, когда про Распутина еще не ходило никаких темных слухов; в письмах выражалась преданность «Божьему человеку» и вера в него. Тем не менее, копии этих писем – при том искаженные – пускались кем-то в оборот и сопровождались самыми низкими инсинуациями», – писал историк-монархист С. С. Ольденбург в своей апологетической книге «Царствование Николая II».

«Родзянковская компания надеялась шантажировать Государя выкраденным письмом императрицы к Распутину. Но это письмо оказалось столь чистым и благородным, что оно могло бы служить только к чести Императрицы, потому Родзянко решил его утаить, а в обращение были пущены подложные «копии» этого письма, совершенно иного содержания», – писал другой монархист И. П. Якобий.

Очень далекий от монархических идей, проживающий ныне в Канаде историк Г. З. Иоффе пишет о том, что поддельность этих писем « обнаруживается «невооруженным глазом» (и, видимо, поэтому не приводит никаких доказательств, равно как не приводит их и Якобий, и тем более не понятно о каком «чистом и благородном» письме императрицы идет речь и кто его читал?).

«Илиодор с одним своим приверженцем в присутствии Гермогена побил Распутина, отобрав у него при этом какие-то письма членов Царской Семьи (…) в 1912 г., используя особенности выражений, стиля подлинника, злодеи составили фальшивое «письмо» Царицы и «письма» её дочерей Распутину. Мнимое «письмо» Государыни давало основание для гнуснейшего подозрения о её интимной связи с Распутиным. Вмешалась полиция. Подлинники были найдены. Но фальшивки уже вовсю пошли в общество... (…)

В 1912 г. создание фальшивых писем приписывалось многими Гучкову. Но даже его противники полагают, что не он их фабриковал. Возможно. «Мастеров» такого рода хватало. Известно, к примеру, что подложные «воспоминания» Вырубовой были состряпаны историком-масоном Щёголевым. Над фальшивками мог потрудиться он, или такой как он. Несмотря на давно доказанную поддельность указанных писем, они и по сей день публикуются как якобы подлинные в некоторых вполне современных и делающих вид «объективности» изданиях. Клевета на Царскую Семью не кончается. А тогда она только начиналась», – писал священник Лев Лебедев в своей книге «Великороссия», но опять же никаких доказательств подлога не привел, а одного пафоса, даже самого искреннего, а также ссылок на давно доказанную поддельность мало.

Абстрагируясь от того, подлинными или нет и до какой степени искаженными были ходившие по рукам письма, тот факт, что какие-то письма царицы и великих княжон к Распутину имелись, можно все-таки считать доказанным. Это следует из вопроса Государыни, обращенного к самому Распутину – как могли ее письма попасть к Илиодору и испуганного ответа Григория: «Миленькая мама! Фу, собака Илиодор. Вот вор. Письма воруют. Какая гадость! Украл из сундука, или еще как. Да. Вот вам и священник. Бесам служит. Это знай. Остры у него зубы, у вора. Да! Григорий», а также из телеграфного запроса самого Распутина к Илиодору:

«Что тебя понудило передать письма? Григорий».

Это также косвенно подтверждается показаниями Распутина, которые тот давал следствию по делу о покушении на него Хионии Гусевой: «Был Илиодор у меня года четыре назад (то есть в 1910 году – А. В.) в Покровском, где похитил важное письмо, которое и передал высшим властям».

Иногда говорят о том, что Распутин был безграмотен и, следовательно, никаких оснований писать ему у членов Царской семьи не было. Но к сожалению, и это не соответствует действительности. Во-первых, и читать и писать – пусть кое-как – Распутин умел, во-вторых, рядом с ним всегда были люди, которые могли его почту прочесть, а в-третьих, он сам писал и царице, и ее дочерям, и наследнику ласковые заботливые письма, и логично предположить, что эти послания имели ответ.

Известны также относящиеся к этой теме показания Вырубовой на следствии 1917 года:

«Председатель: – Вы были в переписке с Распутиным?

Вырубова: – Нет, потому что он ведь был безграмотен. Так что если писал, только телеграммы.

Председатель: Но вы ему писали. Не потому, что он был безграмотен?

Вырубова: – Писем безусловно я ему не писала. Что же писать письма, он их не читал, давал посторонним (выделено мной – А. В.), это не особенно приятно».

Сама Вырубова – человек, более чем осведомленный – в наличии писем императрицы и дочерей также не сомневалась:

«Находившиеся у монаха Иллиодора одно письмо императрицы и несколько писем Великих княжон к Распутину достал и отдал Императору еще один министр внутренних дел Макаров», – показывала она на следствии.

И наконец – самое бесспорное доказательство – письмо Государыни мужу, написанное в сентябре 1915 года: «Человек, который открыто показывает телеграммы твои и Григ., (…) такие люди недостойны быть министрами – они не лучше Макарова, который показывал посторонним мое письмо к нашему Другу» (выделено мной – А. В.).

В показаниях С. П. Белецкого также сообщается о том, что подлинники писем существовали, полиция вышла на их след через некую госпожу Карабович, урожденку Вильны и последовательницу Гермогена, у которой оказались похищенные эпистолы. Само по себе изъятие этих писем можно было считать большим успехом русской полиции, но в реальности оно ничего не изменило. Русское общество поверило всему без оригиналов.

«… смертный, право, трудно даже понять, как устроен этот смертный: как бы ни была пошла новость, но лишь она была новость, он непременно сообщит ее другому смертному, хотя бы именно для того только, чтобы сказать: «Посмотрите, какую ложь распустили!», а другой смертный с удовольствием преклонит ухо, хотя после скажет сам: «Да, это совершенно пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!» и вслед за тем сей же час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе с ним воскликнуть с благородным негодованием: «Какая пошлая ложь!» И это непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их ни есть, наговорятся непременно досыта и

потом признают, что это не стоит внимания и не достойно, чтобы о нем говорить».

Добавить к этим словам Гоголя нечего. Россия, точнее образованная часть ее общества – ведь чтением и распространением этих писем занималась главным образом она – превратилась в тот самый губернский город NN, куда некогда въехала чичиковская бричка. Cтрана – вольно или невольно, осознавая это или нет – пошла за Илиодором.