Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Умывальник матовый и толстый, нездоровой толщиной, как
деформированный слон. В ушной раковине слона поблескивает ржавая решетка
и плещется вода.

На низком подоконнике рядом лежат – черный офисный garb from Morgan
de toi и порезанные бритвой джинсы с цепями.

Голая волосатая нога торчит из-под одеяла. Мигает подслеповатый глаз
телевизора.

Руни вопит на рефери, Бекхем подставил ногу под налетающего хрусть и
пополам португальца.

Сиротское гостиничное одеяльце наброшено на чресла Луиджи, которые
не таят ничего возбуждающе нового для Ванессы.

У мальчика жертвенный вид. Его слегка корячит – он пропускает
полуфинал. Матч обещает быть эпохальным. Принесло же ее именно
сейчас! Но секс важнее. Сейчас он будет честно трахаться, как
большой.

Ванессу корячит просто так, без повода. Просто потому, что она –
Ванесса. Уж кажется все сделала, чтобы расслабиться –
гостиница, анонимность, волосатый Луиджи озабоченно сопит. Сейчас-то
все хорошо, но... она с ужасом вспоминала все, что она
сказала и сделала на этой неделе.

В понедельник она сходила в библиотеку. Выписала на бумажку
незнакомые слова и налепила на зеркало. Во вторник – купила чай в
магазине «Здоровье». И не запихнула в шкаф, за другими
нераспечатанными пакетиками, как обычно, а заварила и выпила.
Выбросила бутылку из-под белого – и не пошла за новой. В среду
два часа бродила по магазинам – ее охватило непреодолимое
бабье «вот еще только этот топик и этот кремчик – и мы еще
посмотрим, кто круче – я или эти мокрощелки!» В пятницу она
подумала, почему бы ней не заняться изготовлением бижутерии или
не поступить на курсы дизайна или не найти ли такого знаете
нормального регулярного ебаря, который будет заботиться о ее
оргазмах, и может даже иногда говорить ей, какая она
замечательная.

И тут ее осенило: стоп. Полный назад. Внутренняя говномерка сломалась.

Правда, у некоторых людей говномерка вообще с рождения не работает,
но что с того? Например у ее родителей. Посмотрите на имя:
Ванесса. Как вам это? Или у почти всех женщин и даже любимой
подруги. Они умеют трепетать ресницами. Даже, блин, в
пятьдесят лет они будут восторгаться и трепетать ресницами.

... Достигая sподнебесных высот в искусстве обулшиттивания всего,
что движется (например – держа под каблуком своего лысого
мУжика, который все равно ходит налево – или жонглируя
одновременно тремя не сильно потертыми, но все же бесконечными
неудачниками)

Но не она, не Ванесса. Ей это не пристало. Она лучше сдохнет,
чем....так. Она не могла определить, как «так» – но «так» она жить
не хотела.

Тут и на улице Луиджи наступил праздник.

– Приедешь?

– Нет.

– Приедешь?

– Нет.

– Приедешь?

– Ну, ладно, приеду! Приеду, но у меня не будет времени.

– Ну хоть поговорить, повидаться. (Ах, как трогательно. Блин! Я рыдаю!)

Она ненавидела «выпускать пар», но булшит все-таки ненавидела еще больше.

Вокзал.

– Привет!

– Ну, здравствуй!

Оба такие крутые-крутые. Нет чтоб он оделся как хороший мальчик, во
что-нибудь... невызывающее. Или хотя бы пригладил как-нибудь
яростно торчащий черный гребень на голове. Нет чтоб она
сменила свой офисный прикид. Разве что на шее – ожерелье из
кроваво-красных бразильских бусин.

– По пиву?

– По пиву!

Они сидели рядом, прижавшись, и целовались,

– Двухместный номер, пожалуйста.

Голос все-таки немножко выдает ее, слишком независимо-равнодушный.
Но девушке плевать, денежки заплати и проходи. Спасибо,
конечно, что вы стараетесь сохранить приличия, но мне лично –
пофиг – говорит ее вид.

Девушка выдает ключ.

– Хорошая комната. Мы берем.

Луиджи честно ползает по ней, отрабатывая куннилингус.

Засаживает по самое некуда, и оба сквозь зубы ругаются на дурацкие
презервативы.

– Мерзкие резинки! – хочется ей ляпнуть, но она томно потягивается и
жмурится, поправляя его у себя внутри. Надо отработать по
крайней мере три позиции.

– А сколько раз подряд мужчины с тобой кончали? Обычно? Два? Какое
самое большое число раз? Это давно было?

Ванесса пытается припомнить... Как им все же нравятся рекорды... Не
голы – так количество раз. Пожалуй, это был этот, как его
звали... и кончил он, наверное, раз пять... это если судить по
количеству презервативов... О она? Какое -то было дробное
число... Не то один раз и еще почти, не то – два раза почти.
Не позаботилась запомнить. Развязала тогда на сердце
какой-то внутренний узел, починила говномерку – и опять стало
хорошо и ништяк. А парень тот ушел в сторону моря – ни он, ни она
очень-то не плакали.

Починила говномерку – и опять стала она, крутая Ванесса, никчемная
Ванесса, свой-парень Ванесса.

Как сейчас.

Она загадочно улыбается.

– Раза четыре. Это было ...месяца два назад. (значит – «давно»).

Надо соответствовать. Выученное с ней Луиджи честно понесет домой, к
герлфрендице Моне. Прослывет заботливым и опытным мужчиной,
несмотря на свои 20 лет.

Мона откинется на подушку, застонет... вцепится ему в волосы...

Потом, когда их головы окажутся на одном уровне, на подушке
(наволочка накрахмаленная, полосатая, если у нее дома – она еще
живет с родителями, наволочка темно-синяя – если у него – они
живут с братьями, каждый купил себе белье любимого цвета – но
все темных, крутых цветов) она посмотрит на него восхищенно.
С капелькой горечи.

– У тебя было много женщин?

– Да нееет. – тянет он.

Имея в виду: «да так, фигня, всего пара сотен!»

*

(Про колбашенье– из ЖЖ)

[Май. 1, 2006|09:00 am] ...Нашла идеальный гвоздь, чтоб ковыряться у
себя в сердце. А гвоздь вдруг решает – лучше быть вбитым в
забор или дом и вообще делать что-то полезное. Побаловались
– и будя.

***

Может он даже завидует немного, потому что the fun was entirely yours.

[Фев. 8, 2006|11:22 pm]

...Какой прелестный мир, где можно звонить друг другу, высказывать
друг другу то, что наболело, выяснять отношения... — чужой
мир, не мой. Тут – сразу было ясно. С самого начала.

Ну отстань, трясет и трясет...

Да, от тебя трясет – не твое дело. Не обращай внимания – я же не обращаю.

Каждое твое движение отражается в тысяче глаз и в одной паре –
громадных, любящих... не моих... Тьфу ты, да что я, не понимаю,
что ли.

Ничего не хочу сказать. Высмей мой пьяный пафос...

... Да и сама виновата – какое я имела право подключать каждый свой
вечер – к одной твоей секунде? вот этот единственный миг –
лежу, носом вниз, и рука с короткими пальцами – на лопатке –
Твоя сонная рука на моей зрячей спине. – вот это можно
развернуть на сотню страниц..

– Ты полегче со своей безнадежностью. Безнадежность – это не выход.

– Не выход, а – пропуск. У тебя этого пропуска нет

[Май. 23, 2006|08:49 am] Вот по чему я особенно тоскую – свежее
хулиганство в голосе. Self-made beauty. Гибкость, упругость,
радостное бытие. Котенок, который потягивается на солнце.
Человек, знающий, что он – вправе.

[Апр. 26, 2006|09:35 am] Или слова на Л вообще нет, или – это научно
(или, по крайней мере, бихейвиористски) наблюдаемое
состояние организма. Когда ты падаешь на улице в обморок, и у тебя
подкашиваются ноги – ты можешь не верить в Л сколько угодно,
но – что-то с тобой происходит. ..

...Единственная форма нежности – загнать до смерти.

[Апр. 21, 2006|08:40 am] просто так нам неинтересно\». стилизация,
кроссдрессинг, age gaps, tender gay relationships...

«Ты потеряла свое достоинство! Посмотри, как они на тебя смотрят!

На веках – тушь и усталость... Мы умаялись в поисках совершенного
момента, совершенного освещения, совершенной похоти. Нежные
куклы в небрежных тряпочках валяются в изломанных позах,
усталые донельзя, готовые встать и пойти на прозрачных ногах, со
стеклянным взглядом – на черной энергии. Его энергии.

... Он смотрит на меня – устало, нервно, мгновенно и безжалостно
оценивая, брать меня в новый фотошут – на каблуках по помойке,
три часа, сигареты, алкоголь льется в глотку?...Его зрачки
колеблются – сейчас он отведет взгляд и выберет другую или
другого... Я суживаю глаза – нет, я уже здесь, и я – хороший
честный материал. У меня пластырь на хребте, колени в
синяках... Я отрубалась – да, сдавалась? Никогда! Режь меня и
дальше. Загони до предела.

.

Я перехожу из зала в зал, и мне показывают длинные беспойнтовые
фильмы, камеры нацелены на них, камеры нацелены на меня...
...Люди встают, уходят, смеются, готовят, едят, флиртуют,
скучают, трахаются...красивое бесконечное кино. Ни морали, ни
интриги – вернее, интрига есть – но она не разрешается...
Бессвязное красивое кино в медленном томительном темпе...

Веки закрываются. Медленно – рука с сигаретой – к губам. Вот так, вот тааак.