Поэзия

***
Этот крупный размер не содержит ни чувства, ни думы, 
Ничего не найти, есть объём, он лишён содержанья, 
В этой полости нет ничего, кроме тихого шума, 
Лишь вместилище есть – чётки только его очертанья. 

Это – звенья цепи, это связь постоянных отсутствий, 
Никуда не идут, встав рядами, широкие стопы, 
Звон цепи – ни о чём, не о сути, о мысли, о чувстве, 
Эти цепи свобод не наполнит ни образ, ни опыт. 

Лишь слова разбрелись, распростёрлись они на просторе 
Отголосками дум – вот и всё, объясненье простое, 
Описать пустоту – и пытаться не стоит, пустое, 
Лишь в повторе шумов шевеленье – движенье в простое. 

Пустота пузырей сообщается в ёмком сосуде, 
Просто воздуха волн расширенье от края до края, 
Лишь бесцельно, лишь в такт домолчаться возможно до сути, 
На любые лады каждый звук по сто крат повторяя.





***
Когда ты в мысли погружён,
Дверь на глухом, немом засове,
Ты в каждом знаке, звуке, слове
Родной, особый слышишь тон.

Когда сидишь ты взаперти,
На слух твой больше не влияя,
Не помешает речь чужая
Тебе свой голос обрести.

Ты сам решился на постриг,
Чтоб в тишине творить молитвы,
Чтоб в мыслей внутренние ритмы
Пульс посторонний не проник.

Ты келью сам себе воздвиг,
Чтоб быть в пустыне, на свободе,
Чтоб средь ветров и чувств мелодий
Постичь свой собственный язык.

Лишь в заточении слышна
Родная мыслей мелодичность,
Но с чем сравнить? Нужна ли личность,
Когда она совсем одна?





***
Я возьму это старое слово, 
Как веревку, его разовью 
И пускай по добру, по здорову 
Подчинит оно волю свою. 

Пусть слова заплетутся в косички, 
Пусть согнутся в причудливый рог, 
Я словечки вяжу в полстранички – 
Позвонок, перехват, узелок. 

Языка пусть природа живая 
Разливается вне словаря, 
Ярлыки на свой лад пришивая, 
Сокращаю до буквы, до «я». 

Так плету и блуждаю неловко 
И дословно блюду плутовство, 
Чтоб из старых словес вить верёвку 
И вязать ей себя самого.





***
 
Яркий внутренний свет, 
Как баян – перепончатый поезд 
Разлепляет туман, 
Ослепляя кромешную тьму 
Внешних утренних сред, 
Колесит всякий раз по одной из 
Них. Хребет ему дан, 
Чтоб его искривлял по холму. 
Без особых примет, 
Мчит состав переменчивый, то есть – 
В неопознанных стран 
Мглу свою извивая тесьму, 
Темнотой обуян, 
Пишет светлым по тёмному повесть, 
От предмета предмет 
Отличить не давая письму, 
Дав как будто обет, 
Он молчит шумно, членами строясь, 
Светит луч-караван, 
Мглой раздет, в непролазном дыму, 
На условный запрет 
Он дудит молча, словно гобоист, 
Огибая курган, 
Подвывая себе самому.





***
Поджег. Горит. Тепло и свет. 
Смотрю и жду – а что потом. 
Огонь въедается в предмет, 
Предмет становится огнем.. 

Неслышно догорает суть, 
До темного ничто, дотла.. 
Огонь погас, и лишь зола – 
Как правды сморщенная жуть.





***
 
Раскопок труд, хотя и эпохален, 
Но суть налита не в предметы быта, 
И сколько бы земель ни распахали, 
Нет смысла в головешках неолита. 

Пусть утварь расставляется на полки – 
Стоянки да останки обихода, 
Свидетельства оседлости, прополки, 
Охоты и словесности – до года. 

Не в прирученьи суть, не в скотоводстве, 
И не в горшках, их сходстве, битой чашке, 
А в изученьи собственного скотства, 
В самокопаньи и самораспашке. 





***
На свете нет различий,
Нет образов во тьме
У мыслей – не постичь их –
Все образы – в уме.

В безумии, точнее.
Мысль образ примет тот,
Который вызван ею,
Точней – наоборот.





***
Средь набережной плит
Медлительно журчит
			Лиммат,
Струится по кривой,
Гранит её водой
		вымыт.
Сюда вёл легион
И слово латинян
			Юлий,
Чтоб Бонапарт сдал трон,
Как сдал Максимильян –
		В тьму ли
Здесь пав, ушли без глав
Счастливый и Устав,
			в жар ли,
Священным место мня,
Здесь бросило коня
		Шарля?
Гордыню, злата спесь
Срывал с соборов здесь
			Цвингли,
Ристалище ль, крепясь,
Тут ждал великий князь,
			ринг ли?
Ульянов и Улисс,
Кафе-Вольтер – рвались
		к славе,
Как память о том дне,
В глубинной тишине –
			гравий –
Поток в себя вобрал –
Гремит – как стрелок шквал –
		примут
Век за год лона вод,
Вне времени ползет
			Лиммат,
Давно истлели в прах
В церквах на берегах
			мощи,
А Лиммат – чем старей,
Тем безразличен ей,
проще.





***
Прекрасно-ветхий город-замок – 
Не ясно ль, камни надкусив – 
Неспелый плод цепей и лямок, 
Он вечно-старчески красив. 

Всегда он будет недостроен, 
К употреблению готов, 
Сок будет литься из пробоин, 
Подбрюшья сгорбленных мостов. 

Решеток копья, иглы башен – 
Предсмертно-вечные черты, 
Он был, как сведенье, втемяшен, 
В на нет сведения пласты. 

От пятен так и не отварен, 
Как кровь, кипит он, отворён, 
Он от рожденья старый парень, 
Неугомонно дряхлый он.





***
О чём-то постоянно просим Бога, 
Всё от него чего-то ждём, хотим, 
Лишь тот ему поможет без предлога, 
Кто понимает – мир боготворим. 

Бог образов так много бесподобных, 
Подобий образцов образовал, 
Утробных отражений и загробных – 
Жизнь с резкостью осколочных зеркал. 

Создателю – в своём воображеньи – 
Поможем мы, хотя бы небольшим, 
Хоть словом посодействуем в твореньи 
Всей жизни, что вовек творима им.





***
Пути Господни неисповедимы,
Чем дальше, тем понятнее насколько.
К чему идём по этому пути мы,
И почему видна лишь правды долька?

К чему вода в вино и воскрешенья,
Волшебники, колдуньи с чудесами,
Когда следить мы можем за движеньем
Дорожки, в даль бегущей под ногами.

Не проще ли плестись нам за развитьем,
Захваченным таинственным сюжетом?
Так – шаг за шагом, дело за событьем –
Открытия, ответы. Чудо – в этом.

Пусть каждый миг мы – в событийной гуще,
Но время и судьба не минут мимо.
Теперешнее – только предыдущим
Явлением хоть как-то объяснимо.

Ответов нет в грядущем и прошедшем,
Показывает каждая минута –
Событье тем понятнее, чем ветше,
И ведшим представляется к чему-то.

И в этом – чудо и исповеданье,
Мы с завтра на сегодня не свободней,
Суть – в осознаньи, смысл – в непониманьи,
Куда ведут пути – пути Господни.





***
Бога я искал повсюду –
Под подушкой, в небесах;
Перерыл я книжек груду,
Посетил немало плах.

Не нашёл я Бога в храме –
Был с утра, раскуплен в миг.
Над пустыми закромами
Суетится поставщик.

Непослушен мир; Бог нужен –
Нет ни в лужах, ни в мольбе.
Так, я Бога обнаружил
Непосредственно в себе.

И, нашаренный в отлучке,
Он сказал, как взвыла медь,
Что я маленькая... тучка...
Что я вовсе не медведь.





Некто я
Жизнь насупилась, Бог – рвёт и мечет, 
Хочет впрок преподать мне урок – 
Ты, мол, скромный мой сверх-человечек, 
На немного лишь недобожок. 

Не безбожен, не бесчеловечен, 
Полузверь, недобог – человек, 
Я – такой, отродясь покалечен – 
Без отличья от прочих калек. 

Так, барахтаться буду я в тверди, 
Раз Господь меня с бренной не сверг, 
Ибо он, как сверх-я, милосерден, 
Ибо я – недо-я, недо-сверх.





***
Ж.Ч.
 

I 

Кто слишком радуется солнцу, 
Тот будет вечно невезуч, 
Так – даже пусть для аризонца – 
Не выйдет солнце из-за туч. 
Кто всуе молистся триаде, 
Ещё не выйдя со двора, 
О солнце, – тем за бога ради 
Дождь из ведра от Бога Ра. 
Тот, кто не млеет и укоры 
Не мямлит, милости не ждёт – 
Тому, кто мелет меньше вздору, 
Выходит чистый небосвод. 

II 

Как хрящик уха, он просвечен, 
Полупрозрачен, невесом – 
Как свет. Тонки ребячьи речи – 
Под солнцем или под дождём. 
Он состоит из подноготной, 
Живёт духовной наготой 
И в простоте души голодной 
Не суетится под ногой. 
Ему всегда выходит солнце, 
Ему дарован свод свобод, 
И не похож он на альфонса, 
Он не живёт за счёт погод. 

III

Как неповешенная трубка, 
Я продолжал двоить сигнал, 
А он в себя, как будто губка, 
Давно бесчисленность впитал. 
Вплавь, ликом к солнцу в тёмном тире, 
Он не бросает якоря 
И не вздымает к тучам гири, 
И тихо знает: всё – не зря. 
Ворвался он водою в жабры, 
Остановилась суета, 
К своей добрав абракадабры, 
Спорхнул, как слово изо рта.





***
Углубись
Ввысь
Растопырь
Вширь
Приголубь
Вглубь
И отчаль
Вдаль





***
Хочу глаза я вылизнуть твои,
Взять, подцепить, черпнуть – и внутрь толчками,
Внутри меня, как в чреве у свиньи,
Увидишь нежность ты, не грубый камень.
Ещё, предав глаза твои нутру,
Когда источник слёз твоих заглочен,
Когда умру, слезу твою утру,
В себя приму твой плач, приятный, впрочем.

Хочу тебя вокруг твоей оси
Крутить-вертеть на колеснице-стуле,
Покуда больше не достанет сил,
Чтоб все предметы, слившись, промелькнули.
Хочу тебя кружить до тошноты,
Моя центростремительная сила,
Чтоб знала ты по опыту, как ты
И голову, и тело мне мне вскружила.

Я окатить хочу тебя водой –
Не из стакана – сразу морем целым,
Чтоб поступить с тобой, как ты со мной,
Чтоб ты, как я тогда, оторопела.
Когда тебя впервые увидал,
Я тоже был в известном смысле в шоке,
Был на меня любви обрушен шквал,
Ничуть не мал, и я извлёк уроки.

Хочу сидеть и дуть в твою ноздрю,
Чтоб, не целуя, ты дышала мною,
С другой ноздрёй я это повторю,
Чтоб целовала ты меня ноздрёю.
Меня ты чуй, тебя я тоже, чур,
Услышу от мизинца и до уха,
К тебе я на коленки так хочу,
Любимая, – и нюхать, нюхать, нюхать...





***
Есть у кого-то рыбки, кот, щенок,
А я предпочитаю твой пупок.
 
В него я средний палец углублю
И выну – чпок – так делать я люблю.
 
Но палец нужно вынуть под углом,
Чтоб он застрял сперва в пупке твоём.
 
Тогда он вынимается с хлопком,
Как пробка, словно щёлкнул языком.
 
Не разлучай меня с твоим пупком,
Когда сидим мы, скажем, за столом.
 
Позволь поиздавать тобой щелчки,
Читая, в лифте, с трубкой у щеки.
 
Пока пупок совсем не онемел,
Дай поиграть, ведь это не расстрел.
 
Он маленький, что твой дверной глазок,
Подходит пальцу, ибо не широк.
 
Как шерсть рукой, как ключ в замок дверной –
Твой пуп приносит радость и покой.
 
Я знаю, что он нежен, а не груб,
Чувствителен, уже немеет пуп.
 
Включён в него питания был блок
Сначала – тёк, струился жизни сок.
 
Пустила корни ты, как будто дуб,
И лишь поздней сосок коснулся губ.
 
Живу, в пупок твой палец погрузив –
Красив наш образ и красноречив.
 
Считай, что это – корень, проводок,
Нарочно нас создал такими Бог.
 
Люблю тебя с макушки и до ног,
Но вне постели нужен твой пупок.
 
Щелчок семьсот восьмой, пупок немой...
Живи, через пупок проникшись мной.





***
Я укусить стремлюсь тебя за лоб,
Могу – и вот, кусаю – костно, кожно,
Поэтому проделал много проб
И потому, что это невозможно,
Как в случае ладоней и подошв –
Мы странные с тобою домочадцы –
Персты прямы, натянут слой из кож –
По крайней мере можем мы пытаться.
 
Вот, между прочим, что мне невдомёк –
Как ты живёшь, почти что не потея?
Ты – человек ли? Ведает лишь Бог.
Вспотей! – молю тебя душою всею.
Ни капли пота – может, ты мертва?
Хоть оболочка тёплая такая.
Тебя кусая там, где голова
И прочее, на чувства проверяю.





***
Разница между тобою и, скажем, примером
В том, что обычно последний предельно нагляден,
Ты же абстрактна, восходишь к движению, к сферам,
К свету, к примеру, который был в прошлом украден.
 
Трудно однако поверить, что ты беспримерна,
Неосязаемость предполагает неточность,
При приближении пепел и смерть характерны,
Коих заочность – скорее проверка на прочность.
 
Впрочем, какая же может тут быть достоверность?
Ты безобразна, ты мысль, ты мечта, ты химера,
Ты недействительна, только глубокая древность
Жизнью тебя наделяет – лишь в воздухе сера.
 
Непроходима, но – несоразмерно заслугам –
Прото-тропа не протоптана, связь не прямая.
Верность подобий себе – это замкнутость круга,
Вот как потом для тебя всякий раз наступает.





***
Мне не по себе
Вот что не по мне
И я не в тебе
Тебе не по мне
Прекрасной жене
Решительно не
Хорошей рабе
Припомню к весне
Поставлен к стене
При страшной пальбе
В любимой слюне
На этой войне





***
Не затем, чтобы тело твоё не досталось врагам,
Я желаю, моя дорогая, тебя уничтожить,
Но поскольку подобна ты многим великим богам –
Не простит поклоненья тебе мой единственный Боже.

Было б легче, когда ты была бы собою дурна,
Не была бы чертовски похожей на Господа с виду,
Ты мой дьявольский бог, ты божественный мой сатана,
Я тебя уничтожить хочу, мой языческий идол.

Только я не могу (да простит Бог раба своего),
Я тебя охраню, мне зачтётся моё дон кихотство,
Бог не будет ревнивым, ведь всё-таки он – Божество...
Всё же легче бы видеть в тебе хоть немного уродства.

Поклоняюсь тебе я, как в древности солнцу, быкам,
Мой прекрасный родной истукан, ты – икона, ты – идол.
Как тореро, раскаясь, к твоим упаду я... ногам,
Как король, отменю я как зверство навеки корриду.