Литературная критика

О повести Андрея Белозёрова «Пояс шахида, или Эти безумные круги Сансары»

Как живешь, человече, под натиском глобальной террористической
угрозы? Как преодолеть страх перед терроризмом? Страх перед
Смертью, страх перед самим собой? Нетривиальные вопросы совсем
нетривиальной эпохи – смело, без боязни обывательского
непонимания-неприятия, поставленные и также дерзновенно разрешаемые
писателем Андреем Белозёровым в повести «Пояс шахида, или
эти безумные круги Сансары», вышедшей в журнале «Московский
Вестник» №5 за 2007 год.

Доблестно выступает автор на тропу войны с террористическим злом,
задействовав весь доступный профессиональный арсенал
литературных, лингвистических, психо- и антропологических средств с
целью воздействия на сознание читателя – противопоставления
феномену терроризма феномена текста. Методы же, применяемые
автором во многом нелицеприятны, шокирующи, аналогичны
беспристрастным действиям врача, препарирующего злое образование в
организме пациента – разрастающийся день ото дня наподобие
раковой опухоли страх: «Где бы ты ни был, человече, чем бы
ни занимался, тебя в любой момент способна затронуть эта
самая пресловутая террористическая угроза… В самолете тебя
возьмут в заложники; в электричке рядом с тобой на скамье
непременно обнаружится бесхозная сумка со взрывным устройством;
отель на побережье смоет вдруг набежавшая волна, – от
направленного взрыва геоснаряда; подточенный неведомым вредоносным
червем, бетонный купол аквапарка, цирка или рынка аккурат
накроет семью в один из её очередных уик-эндов; ан нет, так 1
сентября твоих детей в школе обязательно захватят террористы –
начнут терзать и расстреливать по одному…»

Экспозиция сюжета такова: главный герой, спеша по служебным
надобностям, впрыгивает на Комсомольской станции метро в первые
попавшиеся распахнутые двери вагона (как выясняется, не того
направления), но решается ехать вкруг по кольцу, несмотря на
испепеляющий психику синдром тревоги по поводу возможной
встречи с террористом: «Курская!.. Ну конечно, как же иначе?
Двери захлопнулись, и ты – в силках, теперь никуда не вырваться.
Попался голубчик: упаковали тебя надёжно в жаростойкую
фольгу вагона; правда, врубят ли саму «духовку» – задымишься ли
наподобие цыплёнка, подпалённый собственным горячим жирком,
– вот в чём на сегодня главный вопрос, неизбежное твое
ожидание!..»

Методично следуя от станции к станции (от главы к главе) главный
герой переживает настоящую экзистенциальную метаморфозу,
испытывая на себе обширную гамму эмоций – как потенциальной
жертвы, «вжавшегося в сидение бледного кролика», так и
моджахеда-смертника, «жёстко очерченного каменного гостя, с грозным
неподкупным взглядом», обрушающего рокотом с гор «Аллах
Акбар!».

Ожесточённо пробирается наш герой через взгромождённые цивилизацией
и культурой оградительные заслоны к истокам проблемы.
Пламенно бичует на этом своём пути современное общество
частнособственнического интереса и безудержного потребления: «Мы
потребляем всё: начиная от растительной и животной пищи, кончая
«высокоинтеллектуальными продуктами» – построениями из
культурной матрицы. Мы без устали пережёвываем жвачку из знака и
символа, до последней капли выжимаем собственный успех в миру
и, наконец, бесстыдно заглатываем и лакомые сливки – самого
Бога, концепцию которого благополучно и во всех
подробностях комикса нам разрисовали древние и нынешние мудрецы!» И
далее: «Мы только и живём ради ожидаемого на каждом шагу
результата, расставляем ему свои вековые, зловонные, подёрнутые
тиной, заплесневелые сети из домыслов и надежд!»

Беспощадно сдирает герой (надо понимать: и автор) блистающие одежды
с «некогда раскрасавицы, ныне обречённой транспортным
тромбофлебитом, жеманницы Москвы», обнажая на её теле «изысканный
от кутюр корсет а ля Осама бен Ладен – столичных вокзалов на
Кольцевой», куда со всех сторон некогда необъятной Родины
вполне даже легально и прибывают «живые снаряды» – бывшие
соотечественники, начисто отключённые теперь от глобальной
цивилизационной матрицы: «Выглядывая из пещерного оцепенения во
вне, на всю эту бесшабашно и бесперебойно функционирующую
цивилизацию, на все эти головокружащие виды мегаполиса,
транспортные магистрали и развязки, на жужжащий клубок из
сплетений высоковольтных проводов и нервов, сквозь шум и гарь бытия,
он (бывший соотечественник, прим. Ж. Г.), материал,
глина-сырец (добытый в высокогорьях Кавказа) в руках
горшечника-мастера, готов заполнить свою и внешнюю пустоту какой угодно
смертельной начинкой…»

По прежнему «трясясь» (в буквальном и переносном смысле) в
дребезжащем стародавнем вагоне метро, бешено мечет свой внутренний
взор герой подальше от предстоящего сегмента Кольцевой, где
«ровно год назад, при взрыве на перегоне между радиальной
«Павелецкой» и «Автозаводской» погибли 42 человека (включая
террориста), пострадали 250…», мысленно устремляясь в типовую
многоэтажку в Текстильщиках («не путать с взрывоопасными
Печатниками»). Терпеливо вслушивается в досужие кухонные пересуды
по проблеме террористического зла типичного столичного
семейства инженера Клусова, и тут же за гипсолитовой
перегородкой соседней квартиры – в совсем оригинальные толки двух
убелённых сединами старцев, расширившихся в постижении Зла до
понятия «Пузыря Ничто» – причины энтропийных явлений во
Вселенной.

«Возвратясь» в вагон – налетает шквалом нелицеприятных
открытий-разоблачений на своих случайных попутчиков-пассажиров, не жалуя
ни женщин «разнокалиберных форм и расцветок, несмотря на
беспредел сегодняшнего дня, продолжающих усердно белить и
помадить свои личики перед зеркалом», ни мужчин, «уткнувшихся в
широкие газетные развороты», ни молодых парней-менеджеров с
«сияющими от личного преуспевания физиями», ни детей, едущих
на представление Мышиной Железной Дороги в «Уголок Дурова»,
ни бедолагу инвалида-бомжа, промышляющего в вагоне. – И,
наконец, грозным вожаком увлекает всех до единого за собой, за
грань нулевого отсчета таймера – за предел земного осознания
себя. Тем самым, приуготовляя и для каждого из нас, людей
современного интеллектуального общества, особое «чудо» и
«результат», к которому мы все так бессознательно стремимся.

На протяжении всего своего повествования автор стремится донести до
нас Главное Знание, живое (проистекающее из личного
трансцендентного и экстатического опыта) осознание единства человека
и вселенной, предназначения его в этом мире,
структурирующей роли искусства в претворении тлетворной энергии страха
(недопонимания) в творческую созидающую силу.