Онтологические прогулки

Наша цивилизация хвастается распространением образованности
и знания, а распространяет невежество и беспомощность.

Бернард Шоу

Образование – не только необходимость современного высоко технизированного
производства, образование, в условиях массового общества, является
средством контроля, и это хорошо понимали имущие классы, в тот
период когда начиналось создание массового общества.

Так, Генри Ли Хиггинсон, лидер бостонской общины в 80-ые годы
19-го века, в письмах, призывавших к сбору средств Гарвардскому
университету среди членов высшего общества, убеждал: «Дайте всем
образование, и вы спасёте себя, свои семьи и свои деньги от разнузданной
толпы.»

Существует огромная мифология, связанная с образованием: образование
расширяет кругозор, дает возможность выработки собственного мнения,
формирует полноценного человека, приобщает его ко всему богатству
знания и культуры. Но широко разветвленные системы массового образования
ХХ века поставили на конвейер выпуск, по термину, запущенному
в употребление Солженицыным, «образованщины», – специалистов,
не знающих ничего, кроме своего дела.

Наиболее точно цели образования в массовом обществе определил
Ленин: «Неграмотный человек стоит вне политики, и поэтому должен
выучить алфавит. Без этого мы не можем делать политику.»

Насколько серьезно большевики относились к образованию говорит,
начатая в уже в 19-ом году, «Борьба с безграмотностью».

Декрет Совета Народных Комиссаров от 26.12.1919 «О ликвидации
неграмотности». Параграф № 8: «Уклоняющиеся .... привлекаются
к уголовной ответственности.»

Перед образованием была поставлена задача, о которой писал Троцкий
еще в 1917 году: «Человечество поставит себе целью создать более
высокий общественно-биологический тип, если угодно, сверхчеловека.»

Советский Союз, пользуясь помощью ангажированной интеллигенции,
«инженеров человеческих душ», закончил свои эксперименты по воспитанию
Нового Советского Человека созданием нового «общественно-биологического
типа» – «Совка». Соединенные Штаты, благодаря совершенным методикам
социальной инженерии, сумели создать более цивилизованную версию
новой породы – «одномерного человека» или экономического человека,
который во многих отношениях выглядит намного привлекательней
«совка». Но, разумеется, это совсем не тот человек, о котором
мечтала вся мировая культура, но кто сегодня помнит идеалы, уходящей
в далекое прошлое, гуманистической эпохи.

Современный человек мыслит привитыми ему школой, институтом стандартами,
и не подвергает их сомнению – за ними стоит авторитет Знания,
авторитет Науки и сила общества. Необразованный человек, хотя
и верит в абстракции и мифы, которые создает общество, тем не
менее, исходит из своего непосредственного опыта, следует традициям
предшествующих поколений, поэтому таким человеком труднее управлять.

Раньше считали, что раб починяется хозяину, пока он безграмотен,
пока он не понимает природы общества, которая превратила его в
раба. Но, даже не понимая механизма общества, раб всегда стремился
стать свободным.

Сегодня подавляющее большинство работников в индустриальных странах
имеют достаточный уровень образования, чтобы понимать уровень
своей зависимости от системы, уровень своей несвободы, понимать,
что они свободны только в одной своей роли – винтика системы,
но это понимание не приводит к сопротивлению, к попыткам изменить
систему. А наиболее информированная часть населения, которая,
больше чем другие, понимает механизм системы, сама участвует в
создании контроля над любой формой протеста, так как получает
такие привилегии, что готова подчиняться глубже и более осознано,
нежели основная масса.

Могут ли противостоять процессу промывания мозгов бастионы знания
– университеты? Университеты считаются рассадниками нонконформистской,
почти анархической идеологии. Но если это так, то почему многие
поколения выпускников не превращаются в критиков системы, а приходя
в неё в качестве работников, забывают об уважении к истинному
знанию и правде, которое им прививали в университете. По-видимому,
само по себе знание, которое получают студенты в университетских
«замках из слоновой кости», не выдерживает пресса реальных факторов
жизни. После окончания университета единственным источником «знания»
становятся средства массовой информации, а они обладают большей
способностью убеждения, чем университетские профессора. Блистающий
эрудицией профессор имеет низкий социальный статус, потому что
«Тот, кто умеет, – делает, кто не умеет – учит.»

40% населения страны не знают, кто был врагом США во время Второй
Мировой войны. 40% студентов колледжей во время массовых опросов
не смогли найти на карте Японию, и 15% не смогли найти США. 60%
студентов университетов не понимают статьи в газете Нью-Йорк Таймс.

Литературный критик Освальд Вейнер, исследуя комиксы (рисованные
картинки с рисунками – самое популярный вид чтения, и не только
среди молодежи), отметил, что наличие ума у героев этого жанра
ставит персонаж в разряд отрицательных. Наличие интеллектуальных
способностей выше нормы, то есть выше посредственности, в глазах
читателя – нарушение принципа всеобщего равенства, как отклонение
от общепринятой нормы, как вызов, как претензия быть лучше других.

Вся система жизни воспитывает неприязнь к широте восприятия мира,
глубине знаний, пониманию всей сложности общественной жизни. Эти
качества не только не имеют ценности в общественном мнении, но
и относятся к разряду негативных. Зато практическая информация
имеет огромную ценность, она – гарантия жизненного успеха.

В прошлом главной ценностью считалось владение землей, сегодня
– обладание информацией. Недаром двадцатый век называли веком
информации. Количество информации увеличивается с каждым годом,
увеличивается количество газет, книг, журналов, телевизионных
каналов, с невероятной скоростью развивается Интернет (Мировые
информационные сети). 40 лет назад американское телевидение предлагало
4 канала, сегодня более 500 каналов, 40 лет назад количество радиостанций
было чуть больше 2,000, сегодня более 10,000.

Вся разветвленная индустрия информации – г зеты, журналы, кино
и телевидение – принадлежит 23 корпорациям. Вскоре их будет десять.
А если будет принят законопроект, выдвинутый Федеральной комиссией
коммуникаций в 2003 году, одна кампания сможет владеть 95% всех
телевизионных станций страны.

Радио и телевизионные частоты, на которых ведутся передачи, контролируются
государством, Федеральной комиссией коммуникаций, и, следовательно,
принадлежат публике, должны представлять широкий спектр интересов
различных групп населения и выражать разнообразные мнения. Но
средства массовой информации принадлежат нескольким крупным корпорациям,
которые представляют лишь спектр тем и мнений, соответствующий
их задачам, как коммерческим организациям, и взглядам заказчиков
– рекламодателей.

Компании, рекламирующие свои товары на телевидении, а позволить
себе это могут только крупнейшие из них, получают государственные
субсидии (т.е. оплачиваются общественными деньгами) за размещение
своей рекламы. Потребитель платит за то, чтобы корпорации могли
продать ему свои товары и свою точку зрения на многие события.

Теле- или радиоканал, газета, журнал никогда не поместит информацию,
которая противоречила бы интересам рекламодателя, – реклама составляет
основной источник дохода всех средств масс-медиа. Общественному
мнению, безусловно, есть место в средствах массовой информации,
но только в том случае, если оно совпадает с мнением и интересами
корпораций. Как гласит старая истина: «Свобода мнений гарантирована
лишь тем, кому принадлежат средства передачи мнений».

Масс-медиа создает свой собственный образ некоего общественного
института, задача которого служить общественным интересам, представлять
весь спектр мнений и взглядов. Но даже неискушённому наблюдателю
видно, что, несмотря на многочисленность каналов, события подаются
в разной манере, но с одинаковой, унифицированной позиции. Мнения,
противоречащие принятой линии, не появляются ни на одном массовом
информационном канале.

Демократическая Америка, в отличии от страны, описанной Оруэллом
в «1984», не преследует инакомыслящих, но, на огромном рынке фактов
и идей, слышны только голоса тех, кто кричит громче других, а
кричать громко могут только те, у кого в руках устройства, усиливающие
их голоса, – средства массовой информации.

Они и занимаются воспитанием мнений, взглядов и вкусов массовой
аудитории. Индустрия информации приучила потребителя питаться
безвкусным синтетическим информационным продуктом, которые также,
как и продукты питания, прошли многоступенчатый процесс обработки.
И потребитель уже не в состоянии задать «неправильный» вопрос:
«А из чего это сделано?».

В массовом сознании существуют две реальности: реальность фактов
жизни и виртуальная реальность, создаваемая средствами массовой
информации. Они существуют параллельно, нигде не пересекаясь,
и не противореча друг другу. Американец может верить или не верить
тому, что он видит на экране телевизора или читать в газете. Это
в конечном счете ничего не меняет. Он получает только ту информацию,
которую ему представляют масс-медиа. И масс-медиа решает, какую
информацию поставить в первый ряд, а какую в десятый.

Тем не менее, потребитель считает, что он полностью свободен своем
выборе среди огромного потока фактов, идей, которые обрушивают
на него средства массовой информации, и, на их основе, сможет
выработать своё собственное мнение.

Так же, как когда-то советский человек, американец не доверяет
средствам массовой информации, тем не менее, он знает только то,
что ему «положено знать». Советский человек осознавал свое бессилие,
как гражданина, тем не менее, несмотря на всё свое недоверие к
пропаганде, не мог не принимать мифы, создаваемыми советской властью,
других каналов информации у него не было.

Американец может критично относится к мифам, создаваемым средствами
массовой информации, тем не менее он их принимает – у него нет
доступа к независимым от корпораций масс-медиа источникам.

Тоталитарное общество может примириться с тем, что люди говорят
одно, а думают другое, достаточно того, что они подчиняются. В
условиях демократии всегда существует опасность, что независимая
мысль может превратиться в силу в политической сфере. Поэтому
важно уничтожить опасность ещё в зародыше.

В тоталитарных обществах люди сопротивлялись, не всегда осознано,
системе идеологического нажима. Америка же страна демократическая,
она не использует приемы грубой и откровенно лживой пропаганды,
она воспитывает интересы, мнения и потребности, используя совершенные
формы убеждения, и самые талантливые лингвисты, журналисты и сценаристы
работают именно в этой сфере.

В период Великой Депрессии средства массовой информации уделяли
огромное внимание деталям жизни гангстера Диллинджера. Говоря
о жизни великого грабителя они уводили публику от опасной темы,
причин экономического краха. Миллионы лишились средств к существованию,
но мало кто понимал систему обмана, проведённого финансовой элитой.
Фигура грабителя одиночки заслонила собой фигуры тех, кто ограбил
всё общество.

Открытая ложь неэффективна – она вызывает сопротивление, поэтому
масс-медиа использует мягкие, малозаметные, терапевтические приёмы,
направляющие чувства, желания, мысли в необходимое русло, она
представляет красочный, многообразный, насыщенный действием и
эмоциями мир, в котором сложность и противоречивость жизни выражается
элементарными формулами, легко воспринимаемыми людьми любого образовательного
ценза, и они закрепляются в массовом сознании, благодаря профессиональному
мастерству создателей и впечатляющей эстетике.

В условиях демократии не существует государственной цензуры, прямая
цензура не эффективна, гораздо действеннее самоцензура работников
индустрии информации. Отклонение от единственно верной линии наказывается
исключением из профессионального круга. Попытки представить своё
мнение, противоречащее общепринятому, воспринимается как непрофессиональное
поведение. Профессионал служит заказчику и не должен кусать руку,
которая кормит.

В Советской России подавляющая часть творческой интеллигенции
была истинно профессиональной, она служила режиму, а свое мнение
выражало на домашней кухне, точно также, как это делает американская
интеллектуальная элита, правда, её «кухней» являются специализированные
издания для узкой группы профессионалов.

В условиях рыночной демократии специалисты в системах информации
не работают на государство. Они не подчиняются «высшим инстанциям»,
но их благополучие полностью зависит от умения чувствовать, в
чём нуждаются те, кто обладает реальной властью. Для этого не
нужен приказ, цензор, лишь чуткая к атмосфере негласных требований
дела самоцензура.

Тем не менее, существуют независимые издания, существуют независимые
мнения, но они где-то на далекой периферии, их нужно искать. Средний
потребитель же часто не только не может, он и не хочет затруднять
себя пониманием всей сложности комплексных взаимосвязей политики,
экономики и культуры с проблемами его повседневной жизни. Он не
желает тратить свою энергию на что-либо, что лежит вне его повседневных
дел. Интересы поставщиков информации и интересы потребителей информации,
таким образом, смыкаются.

Даже если кто-то чувствует, что им манипулируют, что то, что ему
предлагается средствами массовой информации, умно подстроенная
ловушка, что его убеждают сделать «правильный выбор», который,
по существу, совсем не в его интересах, он впитывает все те же
лозунги и формулы, выглядящие чрезвычайно привлекательно.

Но даже если не только чувством, но и сознанием он начинает сомневаться
в том, что он слышит и видит, мысли эти остаются только в его
голове. Он вряд ли решится поделиться к кем-то своими крамольными
мыслями, он боится быть не как все, вполне возможно, что что-то
не в порядке с ним самим – все не могут быть неправы.

«Принцип американского равенства накладывает запрет на мнение,
отличающееся от общепринятого, он имеет две тенденции, одна движет
к принятию, другая ведет к отказу от собственных размышлений.»
писал Токвиль, в начале 19-го века

А так как, в массовом обществе мало кто решается вступать в конфликт
с общепринятым мнением, защищая, по Токвилю, «непроверенные истины»,
средний человек «отказывается от каких-либо размышлений», и выражает
«собственное мнение» стереотипным набором общепринятых клише.

Через 150 лет после Токвиля, историк Гор Видал: «Гений американской
политической культуры, начинающий свою историю с отцов-основателей,
сумел создать мощную систему манипуляции гражданского мышления,
позволившей убеждать людей действовать против их собственных интересов.»

Манипуляция общественным мышлением постоянно совершенствовалась
и во второй половине ХХ века начала приобретать новые формы, новые
методы. Традиционная пропаганда манипулировала сознанием, но в
постиндустриальном обществе она уже не обладает достаточной силой
воздействия.

«Чтобы добиться поддержки публикой той или иной инициативы, исходящей
от экономической или политической элиты, необходимо использовать
новую технику пропаганды.», говорил политический обозреватель
40-х-50-х годов прошлого века Уолтер Липпман.

Новая техника пропаганды, о которой говорил Липпман, – техника
манипуляции подсознанием, но новизна её относительна. Манипуляция
подсознанием, правда без современной технической базы, проводилась
нацистским Министерством Пропаганды.

Немецкий ученый, ученик Фрейда, Эрнст Дихтер, эмигрировавший в
США в 1938 году, занимавшийся психологией рекламы, писал: «Основные
приемы манипуляции подсознанием, которая сегодня широко используется
средствами массовой информации, были разработаны гитлеровской
машиной пропаганды. Гитлер понимал, как никто другой, что самым
мощным инструментом манипуляции массами является не воспитание
логического мышления, а манипуляция подсознанием. Её и использовала
нацистская пропаганда. Впоследствии она получила научное обоснование
и стала называться «Perception-altering technologies» (технология
изменения восприятия), и сегодня уже неважно, кто был создателем
системы промывания мозгов. Термин «промывание мозгов» вызывает
неприятие, термин «perception-altering technologies», принимается
безоговорочно, ибо освящен авторитетом науки.»

Нацистская пропаганда играла на скрытых страхах, скрытых надеждах,
беспокойстве и разочаровании единой этнически немецкой нации.
Американские средства информации обращаются не к массам, страна
не представляет собой единое целое, это конгломерат миллионов
индивидов, поэтому масс-медиа использует разнообразие индивидуальных
желаний, иллюзий и страхов, существующих в различных слоях общества.

Индустрия информации ставит перед собой одну задачу – выпустить
как можно больше продуктов, информационных продуктов. Доходы производства
зависят от объёма выпущенных продуктов, качество же продукта второстепенно,
оно лишь должно отвечать общепринятому стандарту. В конкурентной
борьбе выигрывает не тот, кто поставляет самый высококачественный
продукт, а тот, кто поставляет больше продуктов на рынок информации,
так как потребитель принимает только стандартный продукт в привычной
упаковке, а информационный продукт с новым и непривычным содержанием
вызывает настороженность и недоверие.

На читателя, зрителя обрушивается водопад фактов, мнений, и в
этом водопаде он теряет ориентацию, перестает понимать, что важно
а что неважно. Не состоянии отделить одно от другого, он перестает
реагировать, т.е. задавать вопросы.

Социолог А. Моль говорит о том, что действенность пропаганды определяется
не столько её прямым обращением к массам, сколько тем, что «множество
мелких направляющих тем, идей, выстраивают широкий фронт атаки
в формировании необходимого мнения, и эта тактика эффективнее
прямого удара. Капсулы информации направляют общественное мнение
в нужное русло, и они настолько коротки, что средний человек не
в состоянии зафиксировать их сознанием.»

Все факты, как правило, верны, они тщательно проверяются, информация
достоверна, но достоверна также, как может быть достоверны сотни
фотографий человека, где видны отдельно его лицо, тело, руки,
пальцы. Каждая часть человеческого тела просматривается во всех
мельчайших подробностях, из фотографий составляются разнообразные
комбинации, но портрета самого человека нет. Это взгляд через
микроскоп, а в микроскопе не видна картина в целом, видны только
части, детали, атомы информации. Кроме того, скорость передач,
скорость смены одних фактов, одних тем на другие, уничтожает не
только значимость событий, но и их смысл.

Потребитель не в состоянии переварить огромную массу фактов и
мнений и они вываливается из его памяти как из дырявого решета,
для того чтобы на следующий день заполниться очередным информационным
мусором.

Потребитель фактов попадает в состояние ментального ступора, полной
анестезии, он не в состоянии выстроить свою концепцию, свой взгляд,
безоговорочно принимая тот скрытый смысл и значение, которые заложены
в них создателями информационных программ. А мнение, стержень,
уже существует – в отборе фактов, их последовательности, их длительности,
в форме подачи. Смысл фактов осознается лишь когда обнаруживается
связи между ними, когда факты ставятся в логический ряд, а этим
логическим рядом манипулируют поставщики фактов. А потребитель
информации не имеет навыка к системному подходу, у него нет стержня,
на которые эти факты можно было нанизать, организовать, нет идей.
Обладание фактами, их накопление, их количество, представляется
ему более чем достаточным для понимания.

Назначение информации, выполняющей социальный заказ, состоит в
том, чтобы отвлечь внимание от реальных, глубинных механизмов
общественной жизни, и её воздействие настолько эффективно, что,
как писал Оруэлл в 60-ые годы прошлого века: «Следующее поколение
уже не будет ставить под сомнение правильность всего происходящего.
Атмосфера общественной жизни будет такова, что невозможно будет
даже задать вопрос, правильно это или нет.»

Сегодня эта атмосфера уже создана, вопросы задавать некому, так
как экономическая власть анонимна, систему никто конкретно не
представляет, никто не несет персональной ответственности, никто
не обладает решающей властью или высшим авторитетом. Средний человек
видит власть только когда она персонифицирована, он может протестовать
против жестокого босса, против продажного политикана, но не против
системы, которая порождает плохого босса или плохого политикана.
Американец не протестует против системы, он, также, как когда-то
его советский собрат, протестует против «отдельных недостатков»
системы.

Экономическая система воспитывает конкретное мышление, воспитывает
интерес лишь к тому что можно использовать в практике жизни, она
определяет информированность человека количеством накопленных
им фактов, но, по мнению американского социолога Самсона Леона:
«Без широкого взгляда на жизнь, который приходит как результат
знакомства с общечеловеческим знанием, прагматик перебирает факты
также, как человек, не знающий правил и трюков карточной игры,
перетасовывает карты в колоде, не понимая смысла их сочетаний.»