Литературная критика

Интервью Владимира Загребы Валерию Сандлеру

– А еще вы, как я погляжу, любите поиграть в словесный бисер...

– Вообще-то бисер мечут перед свиньями. А я играю со словом, с
сюжетом, с параллельными линиями, с ассоциациями и диссоциациями,
с суффиксами и прилагательными. Это увлекает.

– Роман бессюжетен. В то же время в нем явный перебор образов.
Что ни эпизод или персонаж – то новый образ. Не всякий готов это
воспринять без риска, что у него поедет крыша.

– В том-то и загадка романа, и его разгадка. Все имена, все истории
– имеют отношение к чему-то и... не имеют. Они могут быть, но
могут и не быть. Вот такое лукавство литературное – тоже сумасшедший
дом.

– Из множества полезных советов, которыми изобилует роман,
мне пал на душу один: не имей сто рублей, а имей два миллиона
триста тысяч долларов в год. Вам удается ли самому следовать этому
совету?

– Ну-у-у-... конечно, нет. То есть у меня ни копейки лишней, как
у всякого врача, который поздно приехал в эмиграцию. Получаю какую-то
пенсию, её относительно хватает для этого «белкового» существования.
Но если ты в 68 лет испытываешь, как идиот какой-то, радость творчества,
– значит, ты ещё живой, а когда этого нет – то... не очень живой...

– Вопрос о двух миллионах вы мягко обошли...

– Объясню, почему. Помните актера Кристофера Рива, Супермена,
который разбился, упав с лошади, и навсегда остался калекой? Робин
Вильямс, его бывший однокурсник, великий американский актер, взял
на себя все расходы по лечению друга, платил огромные деньги за
каталку, за сиделку... Вот об этом моя книга: о чувстве локтя
и колена... И два миллиона тут ни при чем. Хоть я и не отказался
бы их иметь. Но это уж кому как повезет.

– Мне интересно: как люди попадают в Париж? Вот, скажем,
вы...

– Если в двух словах, не раскрывая всех тайн, я сюда попал из
Ленинграда, где жил на Расстанной улице. Когда-то закончил Суворовское
военное училище, потом медицинский институт, затем театральный
институт, были всякие самиздатские дела, были интересные контакты
с людьми, с которыми я и вошёл в мой «круг первый» – Копелев,
Хейфиц, Бродский, Кипнис... Советская власть давила обысками,
допросами, я был выкинут из областной клинической больницы, что
около «Крестов», в 1976 году оказался во Франции, где пришлось
начинать жизнь с нуля. Получил подвид на жительство, Толстовский
фонд выделял мне 300 франков в месяц, я покупал кирпич молока,
булку и был три месяца счастлив. А через три месяца случайно получил
место анестезиолога в больнице маленького городка Альткирш, там
провел четыре года, день в день, ночь в ночь... В общей сложности
проработал сорок лет, из которых почти тридцать – в Париже. А
язык: он мне был необходим по работе – но в то же время мешал
сохранить русскую, «языковую» рубашку, которая как известно, ближе
к телу...

– Сменили врачевание на писательство. Захотелось лавров Чехова,
Булгакова, Аксенова?

-Вы могли бы изъясняться и повежливее... Булгаков, Чехов!.. Они
были плохими врачами. А я был хорошим врачом в силу обстоятельств,
поскольку имел дело с жизнью и смертью, спас человек сто или двести,
а может и больше, но кто вам считает... А пишу я всю жизнь. В
четырнадцать лет решил написать роман в письмах. И подумал: зачем
сочинять письма самому, когда их можно собрать? И собрал около
трех тысяч разных писем, получился роман в 400 страниц. Первые
мои отношения с милицией: «Ты что же еврейский сопляк в личную
жизнь советских людей лезешь?» сложились на этой почве. Так что
жизнь была по-своему интересной. Но увидеть в конце концов, как
бывший твой кумир, опершись на том «Архипелага ГУЛАГ», целует
в щёку подполковника КГБ и извиняется, что не может встать, –
чернее этого ничего не может быть! Да, слаб человече...

– Ходят слухи, что вы женаты на дальней родственнице Дантеса.
Это правда или, как всегда, одна из ваших выдумок? Недаром же
критики вас называют «непревзойденным выдумщиком», имея в виду
сюжеты ваших книг, которые, как и «Летающий верблюд», сюжета не
имеют...

– Похоже, вы всё-таки близоруки! Все факты в «Верблюде» взяты
из жизни. А насчет моей жены – почти правда: одна из её сестер
замужем за архитектором, семья которого родовое гнездо «убийцы».
Я над этим иронизирую. А иногда привожу домой бутылки с вином,
изготовленным в имении Дантеса. Я работал в десяти километрах
от эльзасского городка Сульц, где жило семейство Дантесов. Прихожу
на кладбище, вижу семнадцать мраморных плит: у меня под ногами
– Луи де Геккерен, Жорж Дантес, Екатерина Гончарова... Это же
обалдеть!..

– Откройте напоследок секрет: почему именно верблюд и почему
он летает?

– Сколько раз вам говорить: летающий верблюд – то, чего не бывает!
Это первое понятие. Второе понятие – эмблема израильской авиации,
третье – на странице 578: розы в кредит, хотя вовсе даже не в
кредит, а по-настоящему. Железный сюжет! Израильский генерал,
который ради своей подруги с её красивой задницей рискует попасть
под трибунал, и готовый за любовь отдать не то что вертолет, но
свою жизнь, – их поступки в моих глазах затмевают историю Ромео
и Джульетты. Этот роман, если хотите, есть праздник плоти и праздник
слова. Вот потому – летающий верблюд: то, чего не бывает.

– Совсем как в солдатском анекдоте: «Товарищ старшина, а
слоны летают? – Да ты что, рядовой Сидоров, свихнулся? – А давеча
генерал нам говорил, что слоны летают... – Вообще-то они, конечно,
летают, но о-о-очень низко...» Ну а мы с вами так разохотили ваших
возможных читателей, что самое время спросить: как скоро появится
(и появится ли вообще) ваш роман в русских книжных магазинах Америки?

– О, я на сей счет пессимист! Но если в числе ваших друзей найдутся
один-два человека, достойных этого романа, я им его пришлю, пока
у меня ещё есть двести экземпляров. А как эта книга издана! Это
же шедевр!.. Ее приятно в руки взять, а раскрыв – каждую фразу
хочется погладить, потому как она дает ощущение секса...

...На титульном листе «Летающего верблюда», в самом низу, оттиснут
красный прямоугольный штамп: «Культурный фронтовой изолятор. ПРОЧИТАНО.
Экз. №... Майор запаса ЗАДВИГА В.Г.» Ниже – роспись закорючкой.
От себя, прочитавшего, добавлю: «Проверено. Мин (идеологических)
нет». Хотя... может, как сапёр, я ошибаюсь...Так что можете читать.
Если хватит времени, терпения и сил. Многое поймете. Еще больше
– перестанете понимать.