Литературная критика

Председатель жюри премии «Серебряный век»

Лопнул еще один пузырь.

Акции массового ремесленного искусства, вместе с акциями культурного
нигилизмa, гордо именуюшего себя актуальным искусством,
повторяя кривую падения нефти, рубля и капитала, съеживаются и
тускнеют и освобождают горизонт, открывая реальный пейзаж
культуры. Надо сказать, довольно бедный, но, слава богу, живой
и сохраняющий верность нашей вековой традиции.

Территория поэзии пострадала не менее, чем экономика.

На этой территории осталось несколько убежищ, в которых еще теплится
жизнь. И одно из них носит имя «Московская нота».

Какова суть этого имени?

Сначала одно наблюдение, на первый взгляд уводящее нас в сторону. В
1995 году Португалия принимала очередной конгресс членов
World Organization for Poets. Конгресс проходил в Синтре,
Синтра – это старый мавританский город, захваченный в начале 12
века Альфонсом 1, и служивший летней королевской резиденцией
более шести веков. Место это романтическое, описанное еще
лордом Байроном в романе «Чайльд Гарольд».

Мы приехали в Синтру глубокой ночью. И первое, что бросилось в глаза
– в небесном зените, залитый светом, плыл сказочный замок.

А вокруг только тьма и звезды; ошеломление невероятное. Днем это
чудо превратилось просто в великолепный дворец Да Пена на
юго-восточной стороне гор Сьерра да Синтра. Поднявшись на гору, я
обратил внимание на изобилие изразцов, украшавших дворец.
Позже убедился, что изразцы густо и часто украшают дома и
дворцы Испании и Португалии, как снаружи, так и внутри. Откуда
они взялись? Их занесли арабы, в свою очередь перенявшие
искусство изразца в Средней Азии.

Арабы пришли на Пиренеи еще в начале 8 века, последние из них,
отказавшиеся принять христианство, были изгнаны в начале
семнадцатого. Арабов нет, а культура изразца, перенесенная арабами в
Пиренеи, не только прижились там, но через Голландию, по
воле Петра 1, попала в Россию. Нет бы прямо из Бухары и
Самарканда в русские дома, хоромы и храмы, а вот такое
кругосветное путешествие. Арабы, Пиренеи, Голландия, и, наконец, Россия
(сначала рифленый цветочный орнамент, как у арабов, а затем
и сюжетные русские изразцы).

А теперь о путешествии понятия «Серебряный век». Сегодня мы уже
можем рассматривать этот иероглиф не только в качестве знака
определенного периода отечественной литературы начала 20 века,
но и знака определенного эклектичного стиля, семантика
которого совпадает с понятием «петербургский стиль русской поэзии
начала 20 века».

Блок, Ахматова, Белый, Мережковские – одно из лиц этого стиля. И
когда стало реальностью предсказание «Быть Петербургу пусту»
Евдокии Лопухиной (инокини Елены), озвученное в петровских
пыточных камерах и записанное черным по белому в следственном
деле царевича Алексея, подхваченное и переосмысленное
Мережковским: «Быть Петербургу пусту. Смерть Петербурга – жизнь
России, Жизнь Петербурга – смерть России» – свободная музыка
«серебряного петербургского века» улетела, уплыла, убежала, уехала в Европу. Многие поэты, верные традиции Серебряного
века, осели и в Париже. И выразителем этой поэзии в Париже,
несомненно, одним из первых голосов «серебряного века в
изгнании» стал и Георгий Иванов.

Прошли годы. Интонации, мелодия, словарь Георгия Иванова и другие
свободные голоса эмиграции вернулись в Россию, минуя
Петербург, прежде всего в Москву (даже Борис Пронин, создавший
«Бродячую собаку» в Петербурге, в сыром подвале старого
Дашковского дома на Михайловской площади, перевез в 20 годах это
главное обиталище элиты «серебряного века» в Москву под
псевдонимами – «Странствующий энтузиаст» и «Мансарда» в силу
естественного перемещения культуры из старой столицы в новую. В
интонации традиционного «петербургского серебряного века»
стали заметны, слышимы и узнаваемы интонации «парижского
серебряного века в изгнании». Знаки этого нового стиля стали
слышимы и видимы в текстах и Липкина, и Лозинского, и
Штейнберга, и Липскерова, и Самойлова, и Лисянской, и Тарковского и в
текстах некоторых поэтов, изданных в четырех сериях
«Серебряный век» издательством «Водолей», в том числе в стихах Ольги
Кольцовой, ставшей лауреатом премии «Серебряный век» этого
года.

Забытое социумом, это тихое, не шумное, рабочее, чаще всего ушедшее
в переводы направление, на фоне победителей и мастеров «боев
без правил» в поэзии 20 века было смещено на край
поэтического пространства и благополучно вычеркнуто из литературной
жизни. Но «вычеркнутость», не мешала этому направлению за
пределами советского и постсоветского (постмодернистского)»
мейнстрима, монотонно, добросовестно и талантливо быть.

Сегодня же стало очевидным, что «московская нота» негромко и
неброско, но твердо участвовала в сохранении живой природы
стихотворной речи петербургского Серебряного века.