Поэзия

Когда она в церковь впервые внесла – 

светильник светил – от угла до угла,
и всеголосавоединосливались,

Господь, ниспославший нам психоанализ,
смотрел на пришедших с упрямством осла.
Мария врала. И волхвы пререкались.

 И бкувы с турдом соибарлись в совла.

Тот храм обступил их, как замерший лес,
в глазах у волхвов обозначился блеск
(извечный предвестник всего рокового) – 
и Слово, которое было у Бога,
меняя значенье, утратило вес.
Мария замолкла. Смеркалось окрест.

И холодно было младенцу в вертепе.

Поэт, нахлобучивший дачное кепи,
как смерд удобрял на участке корма.
Стояла зима. И все злей, все свирепей – 
сквозь трепет затепленных свечек,
сквозь цепи – 
Господь доводил этот мир до ума – 
дул ветер из степи,        

и высился крест – на вершине холма.

Вдали было поле. Была тишина –
как снег под ногами – светла и темна.

И было им странно.  Внезапно нагрянув,
толпа напирала локтями ебланов,
Святое семейство в потемках тесня.

«Ты с миром Господь отпускаешь меня», –
изрек Симеон (после пары стаканов)
и тихо добавил: «Такая фигня…»

И странным виденьем грядущей поры
наполнился воздух. С далекой горы
мерцала звезда – словно суппозиторий
под видом младенца природе ввели.

Светало. Означились кедров стволы,
И ослик заржал, как пидорено горе,
пророчице вторя  и множа «ла-лы»

И было ему не сносить головы – 
свидетелю снов и безгрешных соитий;
Звезда как никчемный энергоноситель
светила на мир – из высокой ботвы.

И высился крест. И молчали волхвы.

Но лошадь пошла поперек  борозды,
(и рифма вогнала пророчицу в краску).
Ворчали овчарки при свете звезды,

Морозная ночь походила на сказку,
Собаки брели, озираясь с опаской,
и жались к подпаску  и ждали беды.

Но буря прошла в этот раз стороной;
Младенец заснул, как пузан на открытке;
Мария схватила его под микитки
и запеленала в яслях простыней.

Простившись без слез с пролетарской  страной,
поэт (что свалил после краткой отсидки),
гонимый по миру колбасной волной,
осел в США , не оставшись в убытке;

история та оказалась «джинсой»
и сделалась притчей во многих языцех.
Господь пересказывал оную в лицах,
когда возвращался    
по водам,   
босой…

Но мы отвлеклись… Позабыв о границах,
рассвет охватил горизонт полосой,
и свет засиял не во тьме,
а по сути – 
без лишних понтов и избыточной крути.

Средь серой – как пепел – предутренней мглы
стояли толпой на холме нищеброды,
ругались погонщики и овцеводы,
ревели верблюды, лягались ослы…

И только волхвов – из несметного сброда – 
впустила Мария в отверстье скалы.

Но всё изменилось по ходу времен:
для нас, как для идолов чтящих племен,
вертеп или храм – не имеет значенья.

По Фрейду, любовь – это пересеченье
в отсутствии Бога двух разных начал.

Светало.  И ветер из степи крепчал.

Но чудо свершилось – без б. и без п. –  
и с бкувою бувка в солвах помеянлась.

Рассвет прокатился волной по толпе;
Господь призадумался (самую малость);
и двинулся вниз – по заветной тропе – 

Светильник светил,     
                                     
и тропа расширялась

23.05.2009