Лаборатория слова

Известен и бесспорен выдающийся вклад московско-тартуской
семиотической школы в изучение мифопоэтического. Глубоко и всесторонне
исследуя мифопоэтическое, выраженное как в архаических
текстах, так и в произведениях мировой литературы,
московско-тартуские семиотики вполне отдавали себе отчет в том, что
«демифологизация как разрушение стереотипов мифопоэтического
мышления, утративших свою «подъемную» силу» _ ¹ часто
сопровождается новой мифологизацией, созданием иных семантических
связей, соответствующих новому контексту, но подчиненных
архетипичным структурам мифопоэтического мышления.

Этот в большинстве случаев бессознательный процесс может быть
прослежен на примере самой московско-тартуской семиотики.

В своей программной статье «Литературоведение должно стать наукой»
Ю. М. Лотман отмечал: «Литературовед нового типа – это
исследователь, которому необходимо соединить широкое владение
самостоятельно добытым эмпирическим материалом с навыками
дедуктивного мышления, вырабатываемого точными науками. Он должен
быть лингвистом (поскольку в настоящее время языкознание
«вырвалось вперед» среди гуманитарных наук и именно здесь
зачастую вырабатываются методы общенаучного характера), владеть
навыками работы с другими моделирующими системами <…> Он
должен приучить себя к сотрудничеству с математикой, а в идеале
– совместить в себе литературоведа, лингвиста и математика.» _ ²

В стремлении Ю. М. Лотмана сделать литературоведение точной наукой,
подобной математике, физике или биологии – стремлении,
подкрепленном разнообразными, иногда весьма остроумными,
попытками перенесения методов точных наук на литературоведение, –
давно уже был подмечен редукционизм. Но дело в том, что в
основе этого редукционизма лежит характернейшая черта
мифопоэтического мышления, которая всегда и везде проявляется в
настойчивом стремлении объяснить неизвестное посредством
известного, независимо от того, как соотносится это известное с тем
неизвестным.

По словам Е. М. Мелетинского, «мифология постоянно передает менее
понятное через более понятное, неумопостигаемое через
умопостигаемое и особенно более трудноразрешимое через менее
трудноразрешимое…» _ ³. Самыми яркими примерами, иллюстрирующими
эту особенность мифопоэтического мышления, могут служить
архаические космогонические _ ⁴ и антропогонические
_ ⁵ мифы.
Так, согласно мифологическим представлениям догонов, «вначале
бог Амма, трудясь как гончар, создал солнце, луну и звезды.
Затем из комка горшечной глины, который он бросил в
пространство, возникла земля… Людей, первую пару – мужчину и
женщину – Амма вылепил из глины. Сын бога Номмо нарисовал две души
– мужскую и женскую, и вылепленные Аммой существа вобрали в
себя эти души…» _ ⁶.

Боги создают человека из дерева, кости или глины подобно тому, как
сам человек делает из этих материалов культовые и бытовые
предметы. Это мифопоэтическое объяснение неизвестного
посредством известного свойственно не только архаичному сознанию. Оно
прослеживается, например, в стремлении европейских
мыслителей XVII – XVIII вв. представить человека как механическое
устройство ( характерно в этой связи название трактата Ламетри
«Человек-машина» ).

Тот же мифопоэтический принцип присутствует в работах
московско-тартуских семиотиков, предлагающих рассматривать мозг как
систему из двух вычислительных машин _ ⁷. Это мифопоэтическое по
своей сути представление было обусловлено, как известно,
развитием кибернетики и определенными успехами в изучении
функциональной асимметрии мозга.

Проблема межполушарной асимметрии мозга, вообще активно воспринятая
представителями московско-тартуской семиотической школы, и в
настоящее время остается одной из наиболее актуальных
научных проблем. «Однако, – отмечает Е. Д. Хомская, – несмотря на
сравнительно длительную историю изучения данной проблемы… и
огромное количество современных публикаций по различным ее
аспектам..., сколько-нибудь законченной теории, объясняющей
функциональную асимметрию больших полушарий и учитывающей
действие как генетических, так и социокультурных факторов в ее
формировании, пока не существует.» _ ⁸ Может быть, именно
поэтому многие нейропсихологические работы по проблеме
функциональной асимметрии мозга часто носят откровенно
мифопоэтический характер. «На полушария мозга переносится то, что
присуще только его носителю -человеку.» _ ⁹. Такое
мифопоэтическое описание межполушарной асимметрии характерно и для
московско-тартуских семиотиков. Более того, в их работах
нейропсихологическая мифопоэтика нередко связывается с
мифопоэтическими представлениями о психическом, почерпнутыми из
психоанализа _ ¹⁰.

Не стоит удивляться поэтому, что в представлениях семиотиков
московско-тартуской школы о вдохновении прослеживаются те же
мифопоэтические черты, которые присутствуют в архаичных мифах о
шаманском экстазе или в античных представлениях о божественном
неистовстве.

Согласно Ю. М. Лотману, «состояние, именуемое вдохновением, равно
как и некоторые другие психологические аффекты, свойственные
творческому мышлению и творческой деятельности, возможно,
связаны с целенаправленной дестабилизацией полушарной
активности.» _ ¹¹. Н. Н. Николаенко поясняет это утверждение
следующим образом: «Подмечено, что во время вдохновения личность
творца как бы расщепляется, хотя он сам этого и не осознает.
Художник, забывая о самом себе, об окружающем его мире,
создает новый мир и новых «людей» – героев своего произведения.
Процесс такого созидания сопровождается иногда странными
видениями и ощущениями ( «странности» таланта, на которые
впервые обратил внимание Платон ). Многие художники настолько
перевоплощались в своих героев, что начинали воспринимать их
как конкретных людей или отождествляли их с собой. Например,
Данилевскому казалось, что не Мировичу ( в романе «Мирович» )
отрубают голову, а его самого положили на плаху. Василий
Суриков почти физически ощущал муки стрельца, которого ведут
на казнь. Гюстав Флобер чувствовал на языке вкус мышьяка,
которым отравилась Эмма Бовари. Имеются сведения о том, что
Рихард Вагнер «слышал» в галлюцинациях большую часть написанной
им музыки. Галлюцинации посещали Алигьери Данте, Гофмана,
Роберта Шумана, Ги де Мопассана, Федора Достоевского… Фридрих
Ницше в свое время утверждал, что невозможно быть
художником и не быть больным.» _ ¹².

Представление о вдохновении как о нарушении полушарной активности,
т. е. как о патологическом психофизическом процессе,
соответствует отнюдь не исследованной природе данного явления – хотя
бы потому, что психофизическая сущность вдохновения все еще
не раскрыта наукой _ ¹³, – но обусловлено все тем же
мифопоэтическим стремлением объяснить неизвестное посредством
известного. Целый ряд психофизических признаков, наблюдаемых
при вдохновении, внешне напоминают психопатологические
симптомы. На этом основании творческий экстаз трактуется как
патологический процесс. Все еще малопонятное вдохновение
объясняется посредством относительно более понятных психопатологий.
В соответствие с этим, особенности поведения и творчества
художников, мотивы которых не вполне понятны, объясняются
«ясными» особенностями поведения, чувствования и мышления
душевнобольных _ ¹⁴.

Крайним выражением такой мифологизации творческого экстаза является
небезызвестная работа Ч. Ломброзо «Гениальность и
помешательство». Заимствованная у романтиков мифопоэтическая идея о
связи гениальности и безумия получила у Ч. Ломброзо «научное»
обоснование. Последнее заключалось в обзоре всевозможных
«странностей» выдающихся личностей и проведении параллелей
между этими «странностями» и патологическими симптомами у
душевнобольных. Вывод гласил: «Не подлежит никакому сомнению, что
между помешанным во время припадка и гениальным человеком,
обдумывающим и создающим свое произведение, существует
полнейшее сходство.» _ ¹⁵.

На безосновательность и наивность гипотезы Ч. Ломброзо указывалось
уже довольно давно, и о ней, казалось, стоило бы уже
позабыть. И тем не и менее, время от времени заявляют о себе «новые»
концепции, в очередной раз трактующие вдохновение то как
«психотический акт», то как «диссоциацию сознания», то как
«дестабилизацию полушарной активности». Думается, что даже
раскрытие истинной психофизической сущности вдохновения не особо
изменит данную ситуацию. Мифопоэтическое осмысление
творческого экстаза найдет себе в этом случае новую форму выражения
и проявится пусть и не в научной теории, но во всевозможных
маргинальных психологических или литературоведческих
концепциях.

__________________________________________________________________________

Примечания

1. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. – М. «Прогресс» – «Культура». 1995. с.5.
2. Лотман Ю. М. Литературоведение должно стать наукой. // Вопросы литературы. 1967. №1. с. 100.
3. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. 4-е изд. – М. Вост. лит. 2006. с. 169.
4. Топоров В. Н. Космогонические мифы. // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х томах. Т. 2. – М. Советская Энциклопедия. 1992. с.6 -9.
5. Иванов Вяч. Вс. Антропогонические мифы. // Мифы народов мира. Т. 1 – 1991. с.87 – 89.
6. Иорданский В. Б. Хаос и гармония. – М. Наука. 1982. с. 135.
7. См., например: Иванов Вяч. Вс. Чет и нечет: Асимметрия мозга и знаковых систем. – М. Сов. радио. 1978. 184 с. ; Иванов Вяч. Вс. Художественное творчество, функциональная асимметрия мозга и образные способности человека. // Труды по знаковым системам. Вып. XVI. Текст и культура. – Тарту. 1983. с. 3 – 5.
8. Хомская Е. Д. Нейропсихология. 4-е изд. – СПб. Питер. 2008. с.78.
9. Доброхотова Т. А. Брагина Н. Н. О языке описания функциональной асимметрии мозга. // I Международная конференция памяти А. Р. Лурия. Сборник докладов. – М. Рос. психолог. общ. 1998. с.108.
10. См., например: Иванов Вяч. Вс. Бессознательное, функциональная асимметрия, язык и творчество. ( К постановке вопроса ). // Бессознательное: Природа. Функции. Методы исследования. В 4-х томах. Т. 4. – Мецниереба. 1985. с. 254 -260.
11. Лотман Ю. М. Асимметрия мозга и диалог. // Труды по знаковым системам. Вып. XVI. с. 20.
12. Николаенко Н. Н. Психология творчества. – СПб. Речь. 2005. с. 250.
13. В большой сводной работе Е. П. Ильина «Психология творчества, креативности, одаренности» ( СПб, Питер, 2009) вдохновению посвящена отдельная глава ( с. 126 -129 ). Но она носит описательный характер и не раскрывает психофизической сущности творческого экстаза ни в коей мере.
14. Подобной «методологии» придерживается, в частности, еще один тартуский мифотворец В. П. Руднев. См., например: Руднев В. П. Тайна курочки Рябы: Безумие и успех в культуре. – М. Класс. 2004. 304 с.
15. Ломброзо Ц. Гениальность и помешательство. – С. – Петербург. Изд. Ф. Павленкова. 1892. с. 18.