Проза

Действуя как ногами, так и руками, Евгений Палыч с неуклюжей ловкостью человека, идущего по известным ему кочкам среди болота, подходит к сетке, оставшейся после окончания спортивной игры. Сетка состоит большею частью из дырок, сквозь которые сереет видимое содержимое данного дня. Он оглядывается вокруг и, никого не увидев, оглядывается еще внимательнее - и замечает, что за кустами стоят два человека в спортивных костюмах и смотрят в его сторону. Тогда он успокаивается и, потрогав сетку рукой, идет дальше. Таким он появляется в начале этого краткого, более того, заботливо фрагментированного, жизнеописания.

Придя домой, он находит сюрприз, скорее неприятный, чем приятный. Трое сослуживцев, которым негде выпить в этот, кстати, выходной день, решили навестить Евгения Палыча, они стоят в подъезде около его двери и курят, похоже, что уже выпили, так что визит к Евгению Палычу уже перестал их интересовать, но им приходится выражать желание проникнуть в его отдельную квартиру. К алкоголю Евгений Палыч равнодушен, к посторонним людям неравнодушен, но с отрицательным знаком. Он неопределенным жестом приглашает гостей пройти в дверь, он ищет гостям тапочки, зная, что их нет, а свои он же не даст, он усаживает их за стол в комнате и ставит чайник, он сам садится на любимый стул у стенки, прикрывает глаза и ждет дальнейшего поворота событий. И ничего не происходит, за исключением нескольких вежливых слов самого говорливого из гостей, Шаньского Дмитрия Сергеевича.

Тогда Евгений Палыч решается пойти на кухню, чтобы тайно съесть холодное вареное яйцо из холодильника, ибо он чувствует голод и одновременно нежелание угощать молчаливых гостей. Когда же он возвращается в комнату, то видит уже несколько иную картину: трое мужчин сидят на его кровати, из под нее выглядывает неумело припрятанная пустая бутылка, а они все уткнулись в одну спортивную газету и молчат и курят. Из-за непонимания ситуации Евгений Палыч уходит в необычное время почистить зубы, и делает он это несколько дольше, чем всегда. Когда же он вернулся в комнату, был март месяц, Воскресенье, число же двенадцатое, а гости стояли и единодушно благодарили Евгения Палыча за гостеприимство, уже одев верхнюю одежду, исключая головные уборы. Мы полагаем, что это хорошее начало для нашего жизнеописания, хотя и несколько затянутое, если учесть наше намерение сделать его как можно более кратким.

Оставшись один, он открывает огромную общую тетрадку и записывает:

12.03.

Приходили гости. Придумать, чтобы не было. Погода средняя, +5. Думал о спортивных занятиях.

Следующая же запись имеет дату 5.04:

В газете прочел о современной литературе. Почитать Артамонову В.Ю.

Часто в выходные дни Евгений Палыч ходил в лес, преимущественно в один и тот же, в березовый, куда можно было доехать на одном приятном маршруте автобуса. И там он находил ствол поваленной березы и прохаживался по нему взад и вперед, стараясь держать равновесие, раз от 7 до 17. Иногда он не мог дойти до конца, не потеряв равновесия и не наступив на землю, тогда он начинал все сначала. Если же вдали появлялся посторонний прохожий, Евгений Палыч почему-то прекращал ходить и садился на ствол. А сидя он начинал считать, сколько он может увидеть деревьев, не сходя с места. Иногда он считал честно, а иногда жульничал, перемещая позицию тела, и от этого расстраивался.

Прийдя домой, Евгений Палыч садился на стул, не замечая привычного скрипа, всегда тут кстати звучащего. Он брал в руки стакан в подстаканнике. Это означало, что вечер наступил. Стакан в эту минуту бывал еще пустым, поскольку чай еще не был приготовлен Евгением Палычем к тому моменту, как он приходил с работы, из магазина или с прогулки домой.

Потом иногда Евгений Палыч думал о том, чем он еще может заняться перед сном. Раз в три недели он брал бумагу и ручку и записывал планы дел, списки книг, которые он будет читать, людей, с которыми встретится, и тем разговоров с ними. Тогда вечер проходил приятно.

Когда-то у Евгения Палыча было детство, но это его не интересовало, а теперь оно и совсем потерялось. Вернее, оно стало, как только он из него вышел, уменьшаться. Оно еще лет пять назад превратилось в точку, но на этом не остановилось, хоть точка - это просто уже совсем геометрическое ничто. В последнее время оно стало отрицательно растущей, по мере своего уменьшения, величиной. Евгений Палыч по-настоящему боялся - больше всего другого на свете - такой черной дыры, поэтому в доме он избегал всего, что могло об этом напомнить. Например, искал и заделывал дырочки в полу. Черными же могли быть: чужая одежда, время суток, отсутствие освещения, мысли, волосы. А черный хлеб он не считал подлинно черным.

В один из дней существования - это был Понедельник - Евгений Палыч задумался о том, как неприятно, что дыры есть и в теле человека. Это расстроило Евгения Палыча дня на четыре.

Ночью перед Пятницей в полусне Евгений Палыч увидел мерзкую картину: мир, состоящий исключительно из дырок в цельном сознании Евгения Палыча. Он стал изобретать в последующем полусне систему канализации без дырок. И к утру он ее изобрел, заснув от удовлетворения в тот самый момент, как завершилась работа мысли, а проснувшись, понял, что забыл о своем изобретении и что больше не испытывает ужаса перед дырчатой структурой всеобщего мироздания, словно некий мастер замазал во сне лишние дырки, не думая о красоте своей работы, зато прочно. Хотя осталось чувство пустоты вследствие утраты важного факта.

Однажды, когда Евгений Палыч делал зарядку, бегая вокруг дома, ему дважды попалась незнакомая тетка: первый раз она была спереди, а второй - сзади. После такой встречи Евгений Палыч перестал бегать по утрам, а занимался зарядкой в комнате.

Евгений Палыч собирал пустые коробки из-под различных товаров, преимущественно из-под продуктовых. Когда набиралась большая куча, он выносил их с удовольствием на помойку. Банки же и бутылки он старался сдавать сразу. Что касается коробок, то тут был у него один секретик.

Здороваясь с женщинами - что иногда было неизбежным следствием выхода на улицу и особенно на работу, - Евгений Палыч отворачивал взгляд на 30°. Они не играли никакой важной роли в его жизни. Поэтому иногда вечерами Евгений Палыч вырезал ножницами из газет портреты женщин и рвал их потом на мелкие клочки, думая о постороннем. Он не любил думать о женщинах ни в каком виде. Он ненавидел Женский День, хотя деньги на него в отделе сдавал, и ненавидел "Мать" Горького.

Одну женщину он разглядывал долго, находя ее чем-то интересной, это было весной в автобусе. Потом он заметил, что узор на ее платье напоминает ему узор на обоях в его родной комнате. После чего Евгений Палыч потерял к этой женщине интерес.

Однажды на работе Евгений Палыч оказался рядом с книгой Библия. Он открыл ее и скоро выбрал Книгу Чисел. Он прочитал с интересом четыре главы, и тут в комнату вошла машинистка Люба и сказала: "Вы бы хоть шляпу снимали в помещении, Евгений Палыч". С тех пор Библию он никогда не читал.

Он никогда не думал о Боге, о вопросах истории, о смерти или о телесериалах. Он много думал о писателях, о дырах, об изобретениях, о формулах и о числах.

Зимою Евгений Палыч надевал серое пальто, красный шарф и неразличимого цвета шапку. Идя по снегу, он любил высчитывать в уме, делится ли на 17 число шагов от его остановки до дома. Когда число делилось без остатка, Евгений Палыч входил в дом с чувством маленького торжества.

Как-то, возвращаясь домой, Евгений Палыч нашел на снегу кожаную красно-белую левую перчатку, на которой было написано простое шестизначное число. Число понравилось Евгению Палычу, а перчатку он положил на скамейку через десятка три шагов.

Однажды, спускаясь по лестнице утром на работу, Евгений Палыч вдруг остановился на девятнадцатой ступеньке вниз, потому что внутри что-то работало не так, как обычно. Он постоял минут пять, потом осторожно вернулся домой и в этот день на работу не пошел. Врача же не вызывал, потому что не любил медицину. В этот день он перерешал десяток кроссвордов. Он выписывал одну газету с кроссвордами, считая, что кроссворд - неплохая форма отдыха.

Однажды было такое событие. Евгений Палыч сидит в комнате, и летает один комар. Евгений Палыч думает о том, где находится книга Преобразования, которую ему дали почитать на работе два месяца назад. Он встает, открывает шкаф, находит потерянное лекарство от насморка, находит нераспечатанное письмо из Саранска, находит обгрызенный карандаш. А книги не находит. Он берет письмо от родственников, надрывает конверт, прислушивается к гудению комара, - а того уж не слышно. От нечего делать он начинает читать письмо, и там написано:

Здравствуй, Женечка!

Наконец-то, надеюсь, мы снова увидимся. Помнишь меня - в желтой панамке? Как мы у тети Поли ели вареники, и ты еще кидался в ее киску Журку морковью. Встречай меня с детьми в восемь пятнадцать вечера, вагон № 6.

Твоя двоюродная Валентина Сипкина.

Евгений Палыч посмотрел на часы и решил, что уже пора лечь спать.

В дверь Евгения Палыча позвонили. Потом позвонили еще раз. Потом еще - долго и отчаянно-смело. Никто не открыл. Евгения Палыча просто не было дома. Шаги удалились, тяжело вздыхая.

В этот день Евгений Палыч долго не мог заснуть. Он придумывал план кастрюльки, не выделяющей пара в окружающую среду при варке. Он сам показался себе такой кастрюлькой. Он понял, что болит голова, он думал, где таблетки от головы, он начал шарить мыслями по комнате, но мысли проваливались в дырки, мир показался дыркой, а потом все менялось в правильном, но неприятном ритме тошнотной маятниковой волны, и дыркой себе казался сам Евгений Палыч, и он боялся, что в него все и вся провалятся и что он вреден окружающей среде. А потом опять дыркою становился не он, а окружающая среда - и тогда уже он боялся провалиться в неправильную среду. Остановить разбушевавшуюся амплитуду в конце концов вышла специальная женщина величественной формы, Евгений Палыч знал ее тайну: квадратный корень из женщины равнялся восьми пуговицам. На женщине кончились и боль, и бессонница, и сон, и комнатная реальность.

Умирая, Евгений Палыч вспомнил, как его дедушка Герман забыл на высоком шкафу отвертку. Евгений Палыч хотел кому-нибудь еще напомнить об этом, но никто не слушал. Просто никого не было дома. После смерти Евгения Палыча как бы образовалась новая дыра, но никто сначала ее не мог констатировать, потому что Евгения Палыча в это время уже не было дома.

Тут-то и приехала тетя Валя, она стала сразу все мыть и приводить в порядок, отдав тело Евгения Палыча на специальное хранение. Дети тети Вали взяли пустые картонные коробки, что принакопились, и стали играть в магазин. Коробок было 38, но их никто не пересчитал.

Просто возникла необходимость в этом месте текста добавить еще один пункт для полноты фрагментированного жизнеописания. Жалко, однако, что этот завершающий фрагмент получился столь кратким.