Лаборатория слова

1. Ирония и ироники

Я, любезные читатели, вырос на семиотических идеях, но, однако, стараюсь отличать знаковые системы от адаптационных, т.е. от живых. В этом смысле меня не умиляет плоская игра со знаками, когда за семантикой не видна прагматика, а за классификацией – функция и интенция. По этой причине я не доверяю ни заоблачным интеллектуалам, ни составителям методичек для студентов-заочников: и те и другие сходятся в отсутствии любопытства к жизни.

С плоской точки зрения ирония – это такой же троп, как и метафора. Только метафора – перенос значения на основании сходства, а ирония – контраста. Но если не брезговать наблюдениями, нельзя не заметить, что в иронии всегда присутствует иронизирующий, а в метафоре «метафоризирующий» может и отсутствовать. Ирония – это всегда этос, «характер», а метафора может лежать сугубо в зоне логоса. Философ Кьеркегор связывал иронию с субъективностью. Ирония – это маска, а маска надевается на лицо. Кстати, ирония в этом отношении сближается с гиперболой. И относительно обеих никогда не было полной уверенности: тропы они или фигуры. Так что «перенос значения на основании ассоциации по контрасту» нам мало что дает.

Антифразис, астеизм, литота, хлевазм, миктеризм, сарказм, хариентизм – все это имеет отношение к иронии, хотя половина этих терминов не употребляется сегодня именно потому, что при плоском понимании они оказываются избыточными. Но любовь не картошка: нет терминов – есть типы смайликов.

Смайлики – это примитивные значки, демонстрирующие отношение говорящего к сказанному. Они возникли как копирование мимики говорящего с помощью знаков препинания. Ссылка на мимику лица заложена и в этимологии некоторых из перечисленных выше терминов, таких, как сарказм и миктеризм. С другими тоже почти всегда можно соотнести какую-то часть лица, что мы и сделаем ниже.
Ироником греки называли притворщика (ирония и значит «притворство»), обманщика, насмешника. Апология иронии, как принято думать, связана с Сократом. За иронией стоит ироник или, если угодно, маска ироника.
Давайте теперь посмотрим, какие маски имеются у нас в наличии.

2. Шесть старых масок и одна новая

Внутри иронического мира мы можем выделить четыре наиболее пафосных, эмоциональных вида иронии и два наиболее логосных, «спокойных». Первые в большей степени характеризуют эмоциональное состояние ироника, вторые – интеллектуальное.
Первый набор: миктеризм – хлевазм – сарказм – хариентизм.

 
Миктеризм (славянский термин «похухнанье») буквально соответствует хмыканью. В его этимологии заложено слово «ноздри». Миктеризм – это ирония, обращенная говорящим на себя. Правда, слово «самоирония» шире. Миктеризм – это очень своеобразный «смайлик». Романтическая самоирония сюда не подходит. Обычное применение миктеризма – это когда в ответ на похвалу, адресат комплимента превращает его в шутку, как бы поддерживая похвалу, но с иронической интонацией, с хмыканьем: «О, конечно, я великий, гм, специалист!»

Хлевазм, напротив, ирония, направленная на другого человека. Этимологически это слово и означает «насмешка», «осмеяние». Маска хлевазма должна изображать растянутые губы, но без обнажения десен, как в сарказме: «Да вы прямо Златоуст, что ни слово, то перл!»

Сарказму соответствует злобный оскал. Сегодня сарказм определяют как злую иронию. Изначально это не просто злая ирония, но издевательское обращение к человеку, обычно содержащее повелительное наклонение: «Ты врач? Вот и исцели сам себя!» Иудушка Головлев советует умирающему брату пробежаться по комнате трусцой. Это сарказм, весьма свойственный этому отвратительно злорадному персонажу.

Хариентизм – это, напротив, дружеская, веселая насмешка. На маске – легкая улыбка. Трое беззаботных молодых людей отправляются в путешествие в одной лодке, прихватив с собой собаку (знакомый сюжет?). Они все время весело подтрунивают друг над другом. Это хариентизм.
К четырем почтенным греческим словам прибавим современное – «стёб». Я определил бы его как «насмешку, ни на чем не основанную». В самом деле, главное отличие стёба от обычного юмора состоит именно в том, что для насмешки не требуется никаких оснований. Чтобы «стебаться», не надо понимать то явление, которое ты высмеиваешь. Я говорю не о том, что ирония может быть несправедливой, что явление может быть понято неправильно, близоруко, как в случае с насмешкой Аристофана над мудрецом Сократом или архитектором Гипподамом, идеи которого оказались столь плодотворными для градостроительства. Нет, речь не о неправильном понимании, а о том, что понимания просто не требуется. Маска высовывает язык. Язык же можно показать кому угодно и без всякого повода. Стёб в таком понимании – удел инфантилизма или гражданской незрелости. Стёб амбивалентен. Это насмешка с ничьей позиции.

Второй набор: Астеизм – литота.
Если бы надо было проиллюстрировать астеизм, следовало бы изобразить умное лицо со слегка поднятыми бровями. А если литоту – простодушное лицо с округлившимися глазами.
Астеизм буквально значит «столичность, городсковость», а литота, напротив, «простота, сельскость».
Сегодня астеизмом называют похвалу в форме насмешки, в то время как обычная ирония (антифразис) означает насмешку в форме похвалы. Если сказать о музыканте с восхищением «Что делает, подлец!», это будет астеизм. «Какая же ты, мерзавка, красивая!» – тоже астеизм.
Но суть астеизма шире. Эта суть может быть раскрыта в подзаголовке нашего цикла – странные сближения. Астеизм – это тонкий интеллектуальный юмор, это остроумие в буквальном смысле слова, когда сближаются очень далекие друг от друга вещи и тем самым открываются какие-то неожиданные нюансы.

Астеизм присущ юмору Пушкина: Пугачев исправно платит ему оброк (гонорар за историю пугачевского бунта). Пушкин однажды очень «астеично» пошутил над самим астеизмом. Но это – напоследок.

Литота, как уже был предупрежден читатель в эссе про гиперболу, это не «художественное преуменьшение», а маска простеца. Структура ее содержит утверждение через отрицание противоположного. Не очень изящно звучит, правда? Но вот пример: «А он не бедно живет!» Такие выражения, как «не слабо!», «не хило!» – литоты.

А теперь Пушкин:

Тут был в душистых сединах
Старик, по-старому шутивший:
Отменно тонко и умно,
Что нынче несколько смешно.

Этот старик, явившийся из русского барокко, очевидно, использовал астеизм. Но как неожиданно заканчивает Пушкин, обыграв слово «смешно»! Смешными оказываются не шутки, а сама манера шутить.
Если расставлять рейтинги – а сегодня без них вода не освятится – самый низкий рейтинг у нынешних ироников будет иметь астеизм. Перед ним окажется миктеризм или хариентизм (последнему мешает непопулярность добродушия). Таблицу возглавят стёб (первое место) и литота (второе).

А как по-вашему, уважаемый читатель, может выглядеть этот рейтинг?