Цыганы, или Пир
Георгий Хазагеров (29/04/2020)
Симпозий семидесятых в пяти актах с прологом и эпилогом
Константин Коровин Терраса. Вечер на даче. 1901
Действующие лица
Алеко главный инженер проекта
Вал Валентина Валентиновна начальник планового отдела, женщина с бюстом
Земфира молодая сотрудница планового отдела, по образованию филолог
Гога Герцен практикант
Анестий Агафонович Ириди завхоз
Мариула цыганка, незаконно торгующая косметикой в учреждениях
Настасья Филипповна инфернальная медведица
Основное действие происходит во времена застоя.
ПРОЛОГ-ЭПИЛОГ
Алеко сидит на ступенях офисного здания брежневской архитектуры, на коленях его баян, на котором он время от времени играет:
Давно закрыт НИИ «Промстрой»,
Его сотрудники кочуют,
Они сегодня над рекой
В шатрах изодранных торгуют.
Средь них Земфира. Старика
Она в палатку зазывает,
Ее привычная рука
Колпак дешевый предлагает,
Из тех, что возит Мариула
В клетчатой сумке из Стамбула.
Все как всегда, но вот старик
В улыбке горькой кривит губы,
Валится на пол пуховик,
И тихие сползают шубы.
На грудь Земфира кладет руку,
Туманный взор ее чела
Не сервис нам являет – муку.
Она узнала… поняла…
Знакомый запах, что анис
Всегда дает, смешавшись с водкой,
В Промстрое, за перегородкой
Когда-то восседал Парис.
Судьба игривая свела
С картины «Сватовство майора»
Отставника и гренадёра
И к ним в контору привела.
А он был бравый, но нестрогий,
Земфиру очень отличал
И скорые девичьи ноги
Прилежным взором изучал.
Бывало, он давал поблажки
Красавице. Презрев режим,
Под видом, что несет бумажки,
Она спешила в магазин
Вахтера мимо, но украдкой
Поглядывала невзначай.
Легко взбегала на площадку,
Купив свой краснодарский чай,
Где, наблюдаема гусаром,
От головы до стройных ног,
Она стояла у анчара,
Так в шутку звали мы цветок,
Панданус с желтою листвою
Конторы чахлый часовой,
Знакомый с жизнью теневою,
Приют окурков, труп живой.
Скажи, где это все, Земфира?
На вахте зреющая страсть?
Где легкий хмель ночного пира?
Невинный флирт? Советска власть?
Песня
Птичка божия не знала,
Что случится с институтом,
Хлопотливо не свивала
Золотого парашюта.
В сладких муромах застоя
Вдохновенная Земфира
С шоколадной колбасою
К ней являлася для пира.
За веселым разговором
Птичка чаю подливала,
Гренадера и вахтера
Острой шуткой поминала.
Все пусто. Офисный планктон,
В стекляшке плавая, играет.
Младая дева в телефон
Себя в который раз снимает,
Себе же посылает в дар.
Сменились моды и порядки,
Но до сих пор цветок-анчар
Стоит на лестничной площадке.
Смолкает. Укладывает баян.
Никто не подал. А ведь целый сплел сюжет. Да что вахтер, я сам…
Вздыхает, продолжает, указывая рукой себе за спину:
А было время… В годы оны
Кипели буйные пиры,
Неслись домашние дары.
В литровой банке патиссоны.
Варений мрачные красы.
И самогона запах смелый.
И шоколадной колбасы
Обернутое в кальку тело.
Ах, сколько лет прошло с тех пор,
А все душа в их чудной власти!
Я помню вечер, помню спор.
Да, спор о деньгах и о счастье.
Первый акт
Плановый отдел. Столы сдвинуты, Вал застилает их миллиметровой бумагой, Земфира расставляет тарелки.
Земфира с сардонической усмешкой:
Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры и балы,
Восславим царствие чумы.
Вал: Асадов?
Земфира пытается открыть банку с домашними соленьями:
Стыдно, тетя Валя!
Вал: Что «стыдно»? Неумеха, дай сюда!
Так не Асадов… Кто же? Пушкин что ли?
Легко открывает банку, проявляя недюжинную физическую силу.
Земфира: Вы ж любите читать, а Пушкина забыли.
Вал: Я «Принца черного» читала в «Иностранке»
И «Бима белого» в издании отдельном.
Земфира рассеянно: А! Черный принц, который тезка торту?
Я принца не могу испечь себе,
Не в переносном смысле, не в прямом.
Да, неумеха. Скудный ужин мой –
Сырок с изюмом, да кусок халвы,
Да Томас Манн, залитый черным кофе…
Ах, тетя Валя, где он принц, хоть черный?
Его сожрал тотальный дефицит
С колготками и с колбасой московской,
С надеждой, верой и с губной помадой,
С пластинками и с книжками «Всемирки».
С платком, дубленкой, сумкой, сапогами,
Да, с ними тоже.
Нет, тетя Валя, счастья в жизни нет!
Вал: Есть в жизни счастье!
Декламирует:
Мой дядя, что «Промстроем» правил,
Оставил мне простой зарок:
Порядок уважать заставил
И лучше выдумать не мог.
Он говорил: блюди порядок,
А если он придет в упадок,
Плюнь на него, иди домой
И дверцу белую открой
И загляни в свой холодильник,
Какой он у тебя ни есть,
В нем есть, что пить и что поесть.
А с ночи заведи будильник
Да на работу приходи,
Порядок снова соблюди.
Или, положим, нет порядка.
Тебе-то что? Живи легко.
И если нет «Вдовы Клико»,
Другие вдовы есть в достатке.
Ты знаешь, в жизни есть минутки…
Бывают жареные утки
И буженина, а она
Под водку вовсе не вредна.
В фазенде яблони и груши,
Соседки красные уста,
Они смеются неспроста.
Пусть берегут любовь «Катюши»,
Воркует голубь: «Миру – мир»,
Живи сто лет, кури «Памир».
Ну все, зови мужчин!
Земфира: Зови… Сидеть придется чучкой.
Ты помнишь, Мариула обещала,
Что тени и помаду привезет.
Тогда еще их шумный табор,
Подкупленный вахтером нашим добрым,
Весь обошел НИИ…
Так где ж цыганка?
Вал: Быть может, задержалась
Или задержана.
Я видела ее возле базара,
Представь, туда приехал балаган
С медведями, с мотоциклистом,
Что по стенкам ездит.
Земфира: Довольно архаичное явленье.
Вал: Оно понятно,
Только Мариула билетами торгует в балагане.
А догадайся, кто по стенке ездит?
Земфира: Не знаю. Пушкин что ли? Черный принц?
Вал: Алеко!
Земфира: Как Алеко?!
Вал: Я вывеску прочла и удивилась.
Не частая фамилия – Алеко.
Земфира: Двойник?
Вал решительно: Зови мужчин!
Второй акт
Анестий сидит в своем кабинете, входит Гога с большим пакетом, обернутым крафтовской бумагой.
Анестий: Достал царь-рыбу?
Гога: Как не достать, когда всю схему
Анестий Агафоныч описал.
Я в «Красной шапочке» конфеты получил…
Анестий: Все обещал, как я сказал?
Гога: А как же? Я – к бабушке, которая директор,
Как в сказке у нее большие уши,
И в уши те сказал я ей, что внучка
Теперь поступит в мед.
Я правильно сказал?
Анестий: Все верно! Продолжай!
Гога: Отнес конфеты ГЛАВКУ.
Он дочери справляет именины,
В «Океане», но она конфеты любит,
А «Птичье молоко», оно в продажу
Свободную не поступило…
Анестий: Дальше!
Гога: Что ж, ГЛАВК связался с ПОЛИДЕВКОМ мощным.
А тот уже легко поступит внучку
Из «Красной шапочки» в престижный институт.
А надо, волка пропихнуть сумел бы
Сквозь заячью нору.
Но жаловался ПОЛИДЕВК на сына:
Шалил подросток и теперь вот надо,
Чтоб некой девке сделали аборт,
А их ведь три у сына ПОЛИДЕВКА.
Я – к ГОРЦИКЛОПУ. Он мне говорит:
Пожалуйста, вот этими руками.
Но сын шалит и у меня, и не пристроен…
Я предложил в отдел снабженья к нам.
ЦИКЛОП обрадовался, как ребенок,
И глаз чесал и головой крутил.
Я говорю, а нет у вас знакомых в рыбнадзорах?
Он отвечает – есть.
Я – к рыбнадзору.
Анестий: Что обещал ему?
Гога: Коны в санэпидстанции честной.
Вот результат величиной с русалку!
Показывает сверток.
Анестий: Хвалю!
Гога: Послушайте, Анестий Агафоныч,
Тут у меня идея родилась,
Как экономику нам сделать экономной.
Анестий: Ох, молодость! Не хозрасчет ли?
Гога: Я не Косыгин. Вот когда б по блату
Не жили б мы, так все б остановилось?
Заглохла б нива жизни? Это верно?
Анестий с удивлением: Конечно, деточка.
По плану жить нельзя.
Без блата ток бы в проводах иссяк,
Закону Ома не послушный больше.
Ну а вода в водопроводных трубах
Хрипит и так,
А тут бы побежала назад к истокам,
Закон Паскаля провожая всхлипом.
Законы физики мертвы без человека,
Стыкующего трубы, провода.
А стыковать по плану?
В большой стране??
Без частных интересов???
Смешно и грустно.
Вот затем и блат.
Гога нетерпеливо: Да, да, и вот придумал я.
У нас ведь рынок есть,
Как у капиталистов,
Но ходят там не деньги, а услуги,
К тому же незаконно и в тени.
Меняем мы услугу на услугу,
И потому мы все никак не можем
Догнать Америку.
Анестий с любопытством смотрит на Гогу.
Гога продолжает:
Что если предложить наверх,
Все это узаконить?
И раздать всем деньги,
Ну, как фишки мы раздаем,
Когда в игру играем.
Как в «Монополии».
Анестий: Такой игры не знаю.
Играю только в нарды.
И в шахматы, бывает, сам с собою.
Гога: Ну, все равно, дадим мы это… как назвать?
Хоть ваучер. И вот
Деньгами свежими наполнится наш рынок,
И он тогда без плана и без блата
Невидимой своей рукою
Законы экономики запустит.
И заживем, как при капитализме.
Анестий смеется: И значит, буду я капиталистом?
Я, старый грек, сын сосланного грека,
Чей дед скрывался от резни турецкой?
Гога: Конечно будете! Вы, с вашей головой!
Анестий, хлопая по столу ладонью:
Нет, не буду!
Я по-другому выживать привык.
Поднимает руку к потолку.
Я жулик, жулик, знал ли,
Какие жулика черты?!
Заветы у него от века:
Служи большому человеку,
А малого не обижай,
Чуть-чуть украсть ему давай.
Все, что ни есть, тащи до хаты,
С улыбкой глядя на зарплаты,
Не режь дитя и старика,
А руку вымоет рука.
Успокаивается:
Да если я из тени выйду, Гога,
Таким же и останусь, как в тени.
Такими же другие будут, Гога,
ГЛАВК с ПОЛИДЕВКОМ
И с ЦИКЛОПОМ, Гога.
Показывает на телефонный аппарат
Вот телефон, густой покрытый тенью.
Подвинь его, он будет телефоном
И только.
И ничем иным.
Откуда же капиталисты, Гога?
Гога упавшим голосом:
А конкуренция?
Все по местам расставит…
Анестий со смехом:
Зачем бы нам она?
У нас коны, большие люди, связи….
А конкуренция нам вовсе не нужна.
Она откроет дверь случайным людям.
Она меня, завхоза, с инженером
Сравняет, ГЛАВКА – с грязью
Надолго задумывается.
А знаешь по твоей системе… когда с умом…
Туда-сюда… Начальство…
Так я, пожалуй, побогаче буду.
Машет рукой.
Да ведь не в деньгах счастье.
Гога: грустно: В чем тогда?
Анестий: Ты в монополию играешь,
Я же в нарды.
Ты за студенткой бегаешь, а я ворую.
И все игра, и в этом наше счастье.
Что мы играем, что подчас умеем
Хороший сделать ход.
Вот жизнь не мальчика – мужчины!
Себя почувствовать в игре умелым, смелым.
Но меру соблюсти, но меру
Как нас учил разумный Аристотель,
Философ из Стагир.
Гога растеряно: Так конкуренция и есть игра.
Свободная, где каждый может
Так проявить себя, как он захочет.
Чем вам она не угодила?
Анестий: Игра. Да, вот другая только.
Не нарды – монополия, а к ней
Охоты нет ни у меня, ни у ЦИКЛОПА.
Хтоническое наше братство
Ее не любит.
От нее нам тошно.
И выскочки слюнявые в глазах.
Какая конкуренция, проснись!
С кем конкурировать? С богами из машины?
Когда Ирида, вестница богов,
По радуге сойдет и скажет мне:
«Анестий, ты в нужном оказался месте в нужный час»,
Тогда рог изобилия я смело
Рукою ловкой поднесу к губам.
А если не сойдет?..
Ты помнишь паука, что сильно
Земфиру нашу напугал,
В прическу ей вцепившись.
Есть миф, что некая Арахна
Решила конкуренцию составить Афродите,
Богине, пеною рожденной.
И в паука была обращена.
А ведь была искусною ткачихой,
Как Дуся Виноградова.
Вот конкуренция твоя.
Метаморфозы печальными бывают.
Печальною и участь паука,
Была,
Что на голову вдруг свалился,
Подоспел Алеко.
Гога после паузы: А что нельзя сменить игру?
Анестий: Конечно, можно, если есть желание.
Желание меняет наши игры,
А не условия.
Весна ль капитализма, осень ли застоя,
Зима монархии иль пятилетки зной –
Желания всем вертят, не сезоны.
А думаем мы об условьях только,
Как обойти их при любой погоде,
Как применить свои желанья
К весне ли, к осени, к зиме ли к лету.
Смотрит на часы:
А странно, где Алеко?
Гога не сдается: Но ведь тогда наполнятся прилавки…
Анестий: Прилавку все равно, что под стеклом.
Гога: А потребитель?
Анестий: А потребитель и производитель –
Два сиамских близнеца.
Пилой их циркульной разрежешь?
Входит Земфира, шутливо кланяясь:
Кушать подано!
Анестий: Интересно, где Алеко?
Втроем выходят. Гога несет над головой царь-рыбу.
Третий акт
Земфира: А где Алеко?
Гога: Его царь-рыба съела.
Кладет сверток на стол.
Общее восхищение.
Земфира: Левиафан!
Вал: рассеянно: Левиафан? Он уволился по собственному желанию. Ах, какое чудо-юдо! Китобойная флотилия «Слава»! А вы говорите, счастья нет!
Входит Мариула.
Вал: Наконец-то!
Земфира: А я думала, вы нас забыли.
Мариула улыбается: Как мне тебя, красивую, забыть?
К тому же ведь «Цыгане любят деньги».
Анестий: Это сейчас во всех ресторанах поют.
Даже в «Балканах».
Напевает:
Цыгане любят деньги,
Да деньги не простые,
Цыгане любя деньги,
Да деньги золотые…
Гога: внезапно Мариуле: А вы умеете гадать?
Мариула: Кому?
Гога вдохновенно: НИИ «Промстройпроекту».
Что его ждет? Придет ли хозрасчет?
Наука ль бескорыстная на крыльях
Его над царством денег понесет?
Иль конкуренция, как в мире капитала,
Жестокая, над им поднимет хлыст.
Иль твердая рука его направит,
Невидимую руку отведя?
Мариула недоверчиво: Гадать «Промстройпроекту?»
Анестий: А было б интересно!
А то всегда вы про казенный дом,
А сам казенный дом?
Ему ведь тоже узнать свою судьбу полезно:
Откроется ли дальняя дорога,
Чем сердце успокоится его.
Гога: Мы все ждем перемен.
Мне говорил Алеко,
Что мы пока еще не жили даже.
А так … смотрели сны.
Земфира в сторону: Он прав, этот загадочный Алеко.
Я сны смотрю, его в них часто вижу,
Как похищает он меня,
И, как в «Метели» у Пушкина,
Что сочинил «Цыган»,
Несутся сани, но зачем-то бесы
Вокруг встают верстою небывалой…
Анестий в сторону же:
А я живу,
Притом живу неплохо.
И снов не вижу
Даже после кофе и коньяка,
И шпротов, и колбасы московской.
Вал: Земфире. Бери косметику
И отпусти цыганку.
А вам, мужчинам, лишь бы балаган.
Вы что хотели бы услышать?
Земфира: Пророчество Вёльвы.
Мариула: Скандинавское здесь не подойдет.
Все смотрят на нее с удивлением.
Мариула: смущенно: Я ведь тоже
Училась в институте на литфаке.
Я там диплом писала по Руссо.
Вал: И вы…
Мариула: Естественным я стала человеком,
За табором пошла и за Жан-Жаком,
И все естественнее действия мои
С тех пор.
Вал с большим удивлением: У вас диплом?
Мариула, краснея и показывая на свое лицо: Красный.
Анестий подносит ей стакан самогона. Жестом предлагает выпить.
Вал недоверчиво: Тогда вы по закону
Должны работать по распределению,
Мариула: Мы дики, нет у нас закона.
Залпом выпивает самогон.
В дверях появляется Алеко
Мариула кивает ему и декламирует пророческое стихотворение:
В печальных степях аравийской земли
Три гордые пальмы в конторе росли.
Меж сейфов и бюстов усажены в кадки,
Стояли они, проклиная порядки,
А мимо них важен, широк и глубок
Ненужных бумажек струился поток.
Застойные годы тихонько прошли,
Но путник усталый из чуждой земли
Еще не склонялся под кущей зеленой
К мохнатым ногам на песочек казенный.
Безрукие бюсты смотрели в листву,
И барышни с хрустом жевали халву.
И начали пальмы на Бога роптать:
«Зачем нам, начальник, вот так пропадать
В краю сигареток и чахлых красоток
Средь горьких таблеток и драных колготок,
А там за границей, в звоночек звеня,
Араб горячит вороного коня».
И только сказали, раздался звонок,
И ткнулся окурок в казенный песок.
Взметнулись бумажки, и страшного вида
Финансовая вознеслась пирамида,
И лег у подножья финансовый сфинкс,
И стрелки часов показали час икс.
А ныне все пусто и дико кругом:
Не шепчутся девы под острым листом,
И только с подставки забытый Буденный
Таращит глаза на песочек казенный,
Да рыжий усатый его побратим
Гуляет по кадке, печалью томим.
Четвёртый акт
ВСЕ, кроме Настасьи Филипповны
Мариула гадает по руке Гоге. Анестий и Вал с большим аппетитом закусывают и выпивают. Алеко и Земфира сидят рядом.
Земфира: Я что-то слышала про балаган,
И про мотоциклиста…
По имени Алеко…
Алеко с готовностью: Нас было двое: брат и я.
Он с детства силам центробежным
Доверился. И вот на мотоцикле
По стенке ездит, завязав глаза,
Желая невозможного достичь,
Описывая эллипсы отчаянно,
Как будто так куда-нибудь доедешь.
А я, центростремительный, достиг…
Ненужного,
На стенку я не лезу. Сижу в НИИ, обрюзг.
На мотоцикле не езжу вовсе,
Не борюсь с медведем.
Брат, он романтик, я же реалист.
Он Ленский, я Онегин.
Земфира: А не Печорин?
Алеко: Возможно.
Земфира игриво: А может быть, что ваш двойник – Алеко
Вы и есть?
Алеко: с готовностью: Вы снова угадали.
Бывают у меня командировки,
Вы знаете. Так вот в командировке,
Дела свои устроив, все заверив,
По области я езжу с балаганом,
Колхозы я с медведем обхожу.
Недавно были в хуторе Стычном…
Земфира: А что находите вы в этом?
Вы все-таки романтик?
Алеко, не слушая ее:
В Стычном мы предавались эскапизму.
В Ермилове ему же
И в Гапкине,
В Неурожайке то ж…
Внезапно встряхнувшись, с подъемом:
Зажжем огни,
Нальем бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры и балы…
Земфира бросает на него быстрый взгляд:
Асадов что ли?
Алеко, не принимая шутки, глядя на нее в упор:
Есть упоенье в балагане,
Во мне, веселом хулигане,
В стреле, дрожащей в тетиве,
В девице с длинными ногами
И с чепухою в голове.
Земфира: Вы загадочная личность.
Алеко: Дешевый гамлетизм, не более того.
задумывается
Должно быть, эрос невозможного…
По крайней мере в нашем институте,
Уж точно, невозможного.
Быть может, позже сюда придет Сократ
И все расставит по местам,
Как на пиру, описанном Платоном
В одноименном диалоге «Пир»?
Быть может, скоро, как с тобой мы оба
Уйдем,
Сюда придет мудрец.
Показывает широким жестом на стол, покрытый миллиметровой бумагой.
Сократ, Платон, хотя бы Каратаев, народа глас,
В нем мудрость вековая.
Все объяснится.
Только после нас.
А мы уж не узнаем,
К чему весь этот сон,
Зачем мы здесь под сводом института,
Зачем сам институт.
Мы голос не услышим мудреца,
Который после нас
Придет сказать свое
Златое слово.
Пятый акт
Настасья Филипповна одна в кабинете Вал. Все убрано, но миллиметровка еще лежит на столах, медведица ее обнюхивает.
Настасья Филипповна:
Умолкни хор блатных и нищих!
Страдать, как вы, мы не хотим.
Ура, мы счастия не ищем,
Мы ищем пищу и молчим.
Снова обнюхивает стол, разочарованно поднимается на задние лапы, чешет грудь.
Но почему же всеблагие
На пир призвали не меня,
А Тютчева?
Ведь пращур мой Топтыгин-Троекуров
Был незаконным сыном дворянина,
Он был убит Дубровским на дуэли.
Так что дворянка я, как Михалков.
Ты ж, Валентина Вал – плебейка,
Твой Герцен – жид,
Анестий твой – пиндос,
Земфира – хач,
Алеко…?
Алеко – гордый человек,
Его я тоже презираю.
Внезапно замолкает
Но не меня призвали, не меня.
Все кончено!
Одни конфетные бумажки
С оберткою «А ну-ка отними».
Опускается на четыре лапы, декламирует:
Да, счастья нет и между нами,
Берлоги сукины сыны.
Питаясь драными котами,
Мучительные видим сны.
Пятится, жуя опускающийся занавес.
Голос из-за занавеса:
Где моя большая миска?!
ЭПИЛОГ-ЭПИЛОГ
Алеко на том же месте, что в прологе, баян уложен в футляр:
Вчера зашел в торговую палатку:
Без шапки стала мерзнуть голова,
Сижу на холоде, играю «Птицу счастья»,
Ровесники копейки подают.
А там Земфира продает колпак,
Обветренное, грубое лицо,
Грубы слова, одежда,
Даже мысли.
И все-таки узнала же меня.
Боже! Я стар, как Агасфер.
Под памятником пышным спит Анестий.
«Ты мне, а я тебе» - златая надпись
В паросский мрамор врезалась глубоко.
При кладбище теперь и Гога Герцен.
Он окрестился, в колокол звонит.
Последние публикации:
Тангейзер (3) –
(13/05/2021)
Тангейзер (2) –
(12/05/2021)
Тангейзер –
(11/05/2021)
Завод «Горизонт событий», или Гравитация Надежды Черновой –
(23/06/2020)
Завод «Горизонт событий», или Гравитация Надежды Черновой –
(22/06/2020)
Хронография –
(15/06/2020)
Хроника времен информатизации –
(18/05/2020)
Падение Пандемиева, или Contra vim mortis –
(23/03/2020)
Контора и степь –
(10/03/2020)
Записки колхозника. Глядя задумчиво в небо широкое –
(05/03/2020)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
