Проза

 

 

(Начало)

(Продолжение)

 

Интегратор

 

У Тани была нулевая пара. Предмет ее назывался «Литература народов СНГ» и любовью студентов не пользовался. Некоторое время она сидела в аудитории одна. А потом стали заглядывать иностранные студенты, которые пришли на лекцию Перепелкина. Но Перепелкина в аудитории не оказалось.

Таня тоже была благородным волком, но на свой лад. Она не стала звонить Жуковой, а сказала китайским студентам, что на сегодня запланирована письменная работа. Дала задание, назначила ответственным старосту Бао и сказала, что сама соберет листики в конце пары. Своих же студентов она так и не дождалась: не захотели тащиться сквозь пробки к восьми утра. Но и тут Татьяна не растерялась: записала в журнал темы якобы проведенных занятий, своего и Перепелкина, собрала китайские листки и с ними вместе отправилась на поиски проходной.

«Горизонт Событий» встретил молодого преподавателя глухими воротами и выбитыми стеклами. Но внимательная Татьяна разглядела объявление, в котором сообщалось, что проходная находится на другой стороне квартала. Таня обогнула квартал и обнаружила здание из серого силикатного кирпича, по виду похожее на общежитие, что подтверждала и вывеска.  Но рядом с вывеской было бумажное объявление: «Вход на территорию». Догадливая Таня вошла в общежитие и позвонила с проходной по служебному телефону.

- Поднимайтесь на второй этаж, пройдите коридор, потом спускайтесь во двор, - последовала инструкция.

- А меня пропустят?

- Пропустят.

Тут Таня обнаружила, что вахтер куда-то исчез, и, преодолевая некоторую робость, последовала всем инструкциям.

Во дворе ее ждала Надежда Чернова.

- В настоящее время мы производим кирпич. Вон там – кольцевая печь. В ней работают парами: кладут сырой кирпич и вынимают высушенный, все время двигаясь по кругу. Дальше – тоннельная печь. Но ваш цех – интеграторный.

Надежда провела Татьяну к цеху. В нем не было никого, только под потолком вращался огромный барабан – интегратор. Он перетряхивал какую-то зеленоватую землю, отчего в воздухе висела такая пыль, что трудно было увидеть что-то дальше вытянутой руки. Стоял грохот.

- Вас, Татьяна, рекомендовала Жукова как ответственного работника, - Татьяне послышалось «безответного работника». - Вы будете контролировать процесс интеграции, потому что без интеграции и мобилизации не обходится ни один процесс. Ваша задача – следить, чтобы процесс интеграции происходил перманентно.

- А кто засыпает и высыпает этот … материал для интеграции? - спросила Таня, перекрикивая интегратор.

- Это происходит автоматически. Главное не находиться в цехе в этот момент – наглотаетесь пыли.

- Значит, мне надо заходить и выходить?

- Скорее, выскакивать и заскакивать. Поймете по звуку. А если что-то пойдет не так, сообщите начальнику цеха. Это и есть ваша обязанность.

Они вышли.

- А где найти начальника цеха?

- Хороший вопрос, - ответила Чернова. – А вот и хорошая новость. Получать будете сто тысяч в месяц. И это не все. Здесь работает бесплатная столовая и прачечная. Есть ларек.

- Какой ларек? – недоумевала Таня, пытаясь переварить хорошую новость. Ведь столько она никогда не зарабатывала.

- В ларьке можно купить печенье «Привет» и промтовары: зубной порошок, расческу, мыло. Там же продаются папиросы «Беломорканал».

- Я не курю.

- Ну так журнал «Беломорканал». Вы ведь читаете.

- Я не знала, что есть такой журнал.

- Это про самоотдачу. Текущие новости.

- Ясно. А плохая новость есть?

-  Эти деньги не ходят за пределами завода.

-  Как?

- Но их можно обменять на проходной, - успокоила Надежда. – Только учтите, мы учреждение закрытое.

Таня энергично закивала.

- Территорию завода можно покидать только в выходные. У нас есть общежитие. В кубовой есть два электрических утюга.

- Я замужем.

- Пять дней работы, а на выходные к мужу. А то уговаривайте его к нам. А если что, тут и нового мужа можно найти.

Таня только моргала.

- Мы готовим большое Событие. Событие, которого еще никто не видел.

Таня снова кивнула, но сказала:

- Я пока еще работаю в университете. Сегодня у меня четвертая пара.

- Уладим с Жуковой. Она сама к нам собирается.

- Жукова?!

- Здесь скоро будут все. Напишите заявление и завтра приступите к обязанностям. 

- Сюда подходите, Таня, - крикнул из окна заводоуправления Допель-Генгер.

Таня была ошарашена.  

В заводоуправлении ее поджидал Адольф Адамович. На рукаве у него была красная повязка.

- А вы здесь что делаете?

- Работаю с кадрами.

- Здесь что, так много платят?

- Мне вообще не платят. Я льготник.

Татьяна не стала спрашивать, что это такое, и написала заявление.

 Выбралась Таня самостоятельно, добралась до университета, съела завтрак, который был у нее припасен заранее, и вернулась домой.

Муж пришел с работы раньше обычного и вид имел совсем невеселый. Казалось, у него даже пропал аппетит. Их точка по ремонту компьютерной техники и раньше не процветала, а теперь и вовсе закрылась. В качестве трофея Виктор принес домой USB провод и настенный календарь с видом минеральных вод. Жить было больше не на что. И муж, и жена оказались безработными. Но за горизонтом событий у жены лежало завизированное Допель-Генгером заявление. Коротко обсудив все, супруги полезли в холодильник.

Потом Таня позвонила Жуковой и сказала, что получила предложение от «Горизонта Событий». Попросила совета. Жукова сказала, что постарается сбить Танины часы на субботу и в свою очередь попросила ее оказать ей одну услугу, а именно прочесть вместо нее на «Горизонте Событий» цикл лекций и расписаться в ведомости. А когда Жуковой за эти лекции начислят деньги, предупредить ее, чтобы она сама явилась на завод, или принести расчетную ведомость и деньги.

Все это были хорошо знакомые и Тане, и Жуковой жизненные ситуации, кроме разве того, что с завода нельзя звонить по телефону. Так что все пошло как по маслу.

Сняли последние деньги и накупили продуктов. Целую ночь Таня готовила впрок на неделю. Потом рассталась с Виктором, упаковала в сумку все необходимое и отправилась в «командировку». Раньше Тане случалась выезжать в область в учебно-консультационные пункты проводить занятия для замочников. Этим опытом она и воспользовалась.

Проникнув прежним манером на территорию (проблема несостыковки внешнего и внутреннего вида завода ее не волновала), она первым делом заселилась в общежитие. Свободной комнаты еще не было, так что ее кровать внесли в чью-то комнатку, где на стене висела фотография актера Крючкова, известного по советской классике – фильму «Трактористы». От кровати слегка пахло керосином. Потом она отправилась в заводоуправление, где с Допель-Генгером уладила вопрос с лекциями по культурологии. Надо будет просто расписываться в журнале за Жукову, а Допель ее покроет, как это случалось и раньше без всяких «Горизонтов Событий».

Татьяне удалось достать табуретку для своего дежурства. На нее она и села в интеграторном цехе, прикрыв от пыли лицо повязанным платком. В будущем Допель обещал выдать защитные очки и респиратор.

Барабан грохотал непрерывно, но иногда грохот его становился нестерпимым, и тогда догадливая Татьяна быстро выскакивала из цеха и заходила назад, когда шум входил в нормальное русло, а пыль в цехе успевала немного осесть. Таня не была уверена, что барабан опорожняли и наполняли новой смесью, но это ее не особенно беспокоило.

О конце смены возвестил гудок. Таня сходила в душ, переоделась и вернулась в общежитие. Там обнаружила она свою новую соседку. Та спала, отвернувшись к стенке. Тане она показалась похожей на Тамару Бубновую.

Таня пообедала в столовой, куда принесла свою собственную еду, но попросила кипяточка. С другими сотрудниками у нее установились отношения, которые сама Таня считала идеальными: они ни о чем ее не расспрашивали и даже не всегда здоровались. Таня тоже не спрашивала ни о чем лишнем. Вторую половину дня она провела в помещении красного уголка за чтением принесенной из дому книги. Единственное неудобство состояло в том, что у нее не было холодильника и принесенные припасы пришлось хранить в столовой.

Поужинав в той же столовой, она вернулась в комнату. Соседки уже не было, ее кровать была аккуратно застелена. Таня выключила свет и легла спать. Барабан гремел и ночью, и еще слышался визг стартующих электрокаров. По потолку иногда проплывали полосы света. Занавески не было. Но за сто тысяч можно было потерпеть и это. Татьяна уснула. Ей снилось, что она вошла в теплую речку и поплыла по течению. Время от времени к ней прибивало дохлую рыбу, и это было единственным омрачением светлого сна.

 

Допель-Генгер и черная дыра

 

Надежда Чернова работала наравне с остальными сотрудниками, а руководящие функции осуществлял Адольф, который лишь иногда с нею советовался.    

Сама же Чернова, хоть и занимала должность директора, была простой электрокарщицей. Все три смены носилась эта энергичная женщина на своем желтом электрокаре. Берет она сменила на красную косынку. Обслуживала она, однако, не кольцевую печь Гофмана, а дальнюю территорию, где располагался Метиз – завод металлических изделий. Там она возила масло для смазки станков, поэтому сама вечно была промаслена. Ее фигура в коротком синем халате с обмазанными маслом ногами, распятая впереди электрического кара, будила больную фантазию Допель-Генгера.

Обычно она появлялась внезапно из-за какого-то цеха и неслась с отрешенным лицом прямо на Генгера. Потом электрокар с визгом поворачивал в сторону, оставив в обозрении Генгера желтую рифленую платформу с канистрой масла. Мысленно Допель-Генгер сравнивал это явление с кентавром, но поделиться своим сравнением ни с кем не мог: работники «Горизонта» были людьми необразованными. Сама Чернова, чьи сведения о культуре оставались загадкой, разговаривала с Допель-Генгером редко.

Адольф знал, что покинуть территорию он уже не сможет. Жил он в здании заводоуправления в просторной комнате при кабинете директора. Туда из красного уголка он натаскал все имеющиеся книги и шашки, в которые играл сам с собой. Кормили его в столовой более разнообразно и добросовестно, чем остальных сотрудников. Ему не надо было брать алюминиевый поднос, как в дистопии Оруэлла. К его столу еду приносили в судочках, как курортнику. Порцию поливали приправой из сотейника, а на тарелке всегда лежал для него индивидуальный кружочек сливочного масла с намеченными дольками. Чай ему приносили в железнодорожном подстаканнике. И это был настоящий чай с лимоном. На выходные дни наливали и рюмку коньяку. Свой коньяк был у него и в комнате, и запасы его пополнялись.

Библиотечные книжки представляли собой собрание, состоящее как бы из нескольких пластов. Один пласт составляли добротные советские книги, призванные познакомить сотрудников «Горизонта Событий» с наследием Ренессанса и гуманизма. Был здесь и Шекспир с предисловием Аникста, и Сервантес, и Эразм Роттердамский со своей «Похвалой глупости».  Другой пласт образовывали советские книжки пятидесятых годов с картинкой на картонном переплете. Третий пласт был неожиданным. Это были дореволюционные книги с экслибрисом Джона Мартина, сотрудника фирмы «Пальмер и Брогам». Здесь было прижизненное собрание сочинений Леонида Андреева, на которое прежде всего и накинулся Адольф Допель-Генгер.

Уже два раза перечитывал он рассказ «Бездна». И на то была причина. Допель-Генгеру очень хотелось овладеть Черновой. И ясно было, что это возможно. Но ясно было и то, что в этом случае Адольфа мгновенно, неминуемо и навсегда поглотит черная дыра. Каждый день, когда на него мчался желтый электрокар с синей фигурой в красной косынке, эта дилемма снова и снова вставала перед Допель-Генгером.

«Но, может быть, с черной дырой ничего не кончается, может быть, даже там, в дыре, ждет мечтателя вечное блаженство?» - пытался рассуждать Допель-Генгер. Однако логика подсказывала, что Чернова не могла сулить какое бы то ни было блаженство, хоть вечное, хоть достаточно продолжительное, хоть даже и вовсе непродолжительное.  Да и что он видел вокруг, бывший доцент? Ничто не намекало не только на блаженство, но и на сносное человеческое существование. Днем он видел задворки запущенной территории, которая не становилась ни лучше, ни чище, да и не могла стать. Технологии были примитивными. Примитивным был и быт сотрудников. Ночью он видел страшное небо, мрачно наблюдающее за ним сверху, во сне ему снились расстрелы и вышки надзирателей.

Слышал Допель-Генгер и о кольце могущества, над изготовлением которого работал Метиз. Но и кольцо не убеждало. Символически оно означало для культурного Допель-Генгера, что он замкнется в кольце безумной гордыни, порвет с живым миром, с истиной, добром и красотой, окончательно отречется от Бога ради неосуществимой идеи присвоения смерти, ради желания высокомерно посмотреть на мир через ее саван, дерзко выглянуть из черной дыры. Материально же это выглядело как вечно останавливающийся из-за бесконечных поломок токарно-винторезный цех и огромные железные ящики, сверх краев заполненные отбракованными стальными кольцами. 

Но, может быть, все это он себе намечтал, и Надежда Чернова никакая не черная дыра, а обыкновенная начальница, как Жукова, только более энтузиастическая и более… не  то чтобы более культурная, чем заведующая кафедрой литературы, но более включенная в контекст культуры, так что ли?

Но Сатурн смотрел из своего кольца и ассоциировался у бывшего доцента с сатаной. И росла уверенность, что альянс с Черновой – это альянс со смертью, потому что не мог Допель-Генгер не понять, что настоящая жизнь – это не проект, а пребывание среди себе подобных. Сингулярность не мыслилась им как идеальное существование.   

Но электрокар выскакивал из-за цехов. И блестели маслом заведомо некрасивые, но манящие Допель-Генгера ноги. Надежда Чернова напоминала ему о его вечной возможности.

А жизнь на заводе текла между тем своим чередом.

Вернулся Перепелкин, и Допель-Генгер часто приглашал его пить коньяк.

Когда Перепелкин оказался дома, он покаялся Лене, клялся, плакал и даже стоял на коленях. И Лена готова была его простить, но в рассказы о волшебных свойствах завода и гравитации Надежды Черновой Лена не верила, и это подрывало ее веру и в искренность раскаяния.

Перепелкин, конечно, остался дома и постепенно стал забывать приключение с Тамарой, хотя по-прежнему жалел ее. Несколько раз он подходил к разрушенному заводу, силясь понять его тайну. Но видел лишь то же, что и в дни «экскурсии». Не был скрыт в кустах и роковой шлагбаум, который поднялся, когда паровоз несся к воротам. В кустах был лишь короткий полосатый столбик, обнаруженный когда-то Оксаной.

Но однажды Таня появилась на работе и в присутствии Перепелкина говорила с Жуковой о заводе «Горизонт Событий», как об обыденном явлении.

- А ты была внутри? – спросил Перепелкин.

- Я там работаю.

- Там?! Кем? В печи?

- В обыкновенном интеграторном цехе.       

- И ты можешь оттуда выходить?

- Конечно. Пять дней там, два – дома. Вот сейчас отнесу туда зарплатную ведомость Виленовны. Хочешь, пойдем со мной?

Любопытство взяло верх. Самым прозаическим образом добрались до территории и вошли через боковой вход, где располагался Метиз. Здесь все было Перепелкину незнакомо.

Откуда-то появилась Чернова на порожнем электрокаре. Притормозила. Подписала бумагу и отпустила Таню. Перепелкину же предложила стать на платформу.

- Я привезу вас к Тамаре.

- Она в печи?

- В столовой.

Перепелкин встал на желтую рифленую платформу.   

Никита не сразу узнал Тамару, хотя она нисколько не изменилась. Тамара в цветастой косыночке сидела за столиком и играла в домино с какими-то мужчинами.

Увидев Перепелкина, она вскрикнула, растеряла костяшки и бросилась ему на шею.

- Как ты? Ты похудел. Пойдем ко мне. Сегодня Таня в ночной смене, и мы ночью будем вдвоем.

- Тамара! Уйдем отсюда. Это странное место.

- Но я не могу уйти. И ты не можешь.

- Почему? Ведь Татьяна приходит и уходит.

-Да-да, - неуверенно сказала Тамара, - она пока может.

Увы, Тамара оказалась права. Перепелкин больше не мог покинуть территорию. Все выходы были для него закрыты.

После перерыва Тамара вернулась в печь, а Перепелкин бродил по территории до вечера, надеясь найти выход. К ужину он вернулся в столовую и там встретил Допель-Генгера.

- Временно, -  сказал Допель Бубновой, - я похищу вашего кавалера.

Они отошли к крайнему столику, и Допель-Генгер угостил своего бывшего сотрудника шпротами и коньяком.  Прочие ели творожник и пили лимонный напиток.

- «Бой часов: ты звал меня на ужин. Я пришел, а ты готов?» - с этими словами благородный волк поднял рюмку.

- Что же будет? – спросил Перепелкин.

- Меня скоро поглотит бездна, дорогой Перепелкин. И тогда она назначит вас главным. Это можно терпеть. Здесь есть даже книги. Только не сходитесь с ней как с женщиной. Она – черная дыра.

- Какая бездна должна вас поглотить? Что вы такое говорите, Адольф Адамович?

- Это печальная тема. Когда вас повысят, вы тоже сможете есть шпроты, а иногда московскую колбасу. К чаю бывает халва. «Халва, откройся!» - помните восточную сказку?

- Но там было слово «сезам», а здесь…

- А здесь надо быть дурой Валько, чтобы входить и выходить, и то это скоро кончится.

Когда они вышли из столовой, было темно. Луны не было, но Сатурн был в зените, а Марс полз по небу видимым образом, как летающий объект.

- Пойдем ко мне, - сказала Тамара.

Она взяла его за обе руки.

- Побудь еще немного со мною, Никита! А потом я попытаюсь тебя спасти и вывести из этого места. Я верну тебя Лене. Честное слово акробатки.   

        

Бездна

 

Сначала Перепелкин хотел описать свою жизнь на заводе, чтобы каким-то образом сохранить это для потомков. Но потом остановился на обычном письме домой. Он раздобыл через Допель-Генгера несколько школьных тетрадок, нарвал из них листиков для бумажных самолетиков и все свободное время исписывал листы одним и тем же сообщением, затем делал самолетики и запускал их.

Большая часть этой авиапочты возвращалась на территорию. Некоторые возвращались сразу же, и Перепелкин ловил их, чтобы с упорством маньяка запустить снова. Некоторые он находил позже, некоторые застревали в недоступных местах или падали в ванну гальванизации. Некоторые обнаруживались даже в печи. Но были и такие, что исчезали за стенами, и был шанс, что кто-то их подберет.

Там было написано:

 

«Помогите! Это вам ничем не грозит. Доставьте письмо по указанному адресу. Спасибо!

 

Милые Лена и Оксана! Я не ушел из дома, как вы, наверное, думаете, а просто не могу покинуть известную вам территорию. Я очень скучаю по вас. Может быть, если вы будете рядом, нам удастся увидеть друг друга. Может быть, вы каким-нибудь образом сумеете вызволить меня. Только не обращайтесь в университет. Это казенный дом, и от него толку не будет.

Я здесь работаю. Укладываю в печку кирпичи. Каждый вечер я вспоминаю наш дом, и слезы навертываются мне на глаза. А утром, когда я только просыпаюсь в отвратительном общежитии, мне иногда кажется, что я дома. И я уже два раза звал вас.

Прости меня, Лена! Я вел себя глупо. Но теперь совсем-совсем другая жизнь. Я не теряю надежды и всех вас люблю.

Ваша несчастная перепелка».

 

Тамара знала про эти письма и поддерживала в этом Никиту. А еще она повторяла, что спасет его, ведь не даром ей случалось ходить по канату.

Однажды Допель-Генгер позвал Никиту в свой кабинет. Они заперлись, и Адольф поставил на стол закуску и выпивку. Там была и колбаса салями, и шпроты и даже два бутерброда с красной икрой, хотя и подсохшей. Из выпивки были дорогие советские вина: «Хванчкара» и что-то еще.

- Это прощальный обед перед казнью. Скоро бездна поглотит меня.

- Почему вы так думаете, Адольф Адамович? Даже я смотрю на жизнь оптимистичней.

- Я уже говорил, что родился недоношенным.  Так вот, редко какой недоношенный не верит в свое избранничество. И я не был исключением. Я верил, что у меня есть особая миссия. Свою работу, где я худо-бедно учил студентов, я, конечно, как миссию не воспринимал. Я, как Печорин, верил в свое высшее предназначение. Только Печорин девочкам голову морочил, а я и этого не делал, я в нарды сам с собой играл. И, как и он, я не знал, в чем, собственно, это предназначение заключается, но не сомневался, что оно есть, и мечтал. Надежда Чернова стала для меня чеховским черным монахом. Или, если угодно, пушкинской речью Достоевского. Я упорно верил в свою звезду и незаметно мельчал. Дальше вы знаете. Я попал на «Горизонт Событий» и возглавил его. Но, как только сойдусь с Надеждой Черновой, я рухну в черную дыру, откуда уже не будет возврата. Я знаю об этом.

- А вы не сходитесь с ней, Адольф Адамович! Она не такая и красивая.

- Она совсем не красивая. Но теперь я не могу отступить. Теперь, как говорил Заратустра, должна раздаться победная песнь честности. Я должен доиграть свою проигранную игру. Я не могу сойти с моего же пути. Я всю жизнь ждал Надежду Чернову. И я догадывался, что это значит – ждать черную дыру.

- Может быть, отсюда можно вырваться?

- Этого варианта для меня не существует. У вас другие счеты с жизнью. Может быть, такой вариант есть для вас, хотя я так не думаю. Теперь слушайте. Как только этот кабинет освободится, он будет ваш. Это даст вам некоторые привилегии гастрономического свойства. Вы будете свободны от физического труда, да и от любого другого труда. В этом положении вы сможете на досуге обдумать свое будущее. Только не стремитесь в черную дыру.    

От Допель-Генгера Перепелкин вышел в расстроенных чувствах. Ему было очень жаль бывшего коллегу, и он мысленно сравнивал с ним себя самого. Конечно, у него не было гигантских, да и каких-либо других, амбиций. Конечно, Тамара не Чернова, а обыкновенная шалампейка, которую он пожалел. Из-за их связи он не рухнет в черную бездну. Но ведь и он тоже сделал глупость, а теперь тоже не может покинуть территорию.

Тем временем утратила способность покидать завод и конформистка Татьяна. Сама она, правда, считала, что со временем все как-нибудь устроится. Ведь она знала, что ее Витя не беспокоится о ней, а думает, наверное, что она работает сверхурочно. А когда обеспокоится, найдет способ приехать к ней. Правда, домашние запасы были исчерпаны и приходилось довольствоваться невкусной пищей, которой три раза в день кормила столовая. Но Таня кое-как приспособилась ее разнообразить. По четным на завтрак выдавали полстакана сметаны. Таня покупала в ларьке печенье и делала из него сметанные сэндвичи. По нечетным давали крутое яйцо, и Таня дожидалась, когда подадут пюре с подливкой и экспериментировала с яйцом и подливкой в свое удовольствие.

Был вечер. Никита и Тамара поужинали в столовой и возвращались в общежитие. Они жили теперь в одной комнате. Внезапно, как черт из табакерки, выскочил из-за печи электрокар Черновой. Кар взвизгнул и остановился.

Чернова отозвала Тамару.

- Я знаю, - тихо сказала Надежда, - что вы хотите бежать. Знайте, даже если это получится, в чем я сильно сомневаюсь, это вам даром не пройдет. Никите о нашем разговоре не говорите. Он скоро займет высшую должность, и не надо забивать ему голову своими личными драмами.

С этим Чернова и унеслась. Теперь она возникла перед Допель-Генгером, наблюдавшим на территории Метиза, как работает трансмиссия.

Они ничего не сказали друг другу и даже не посмотрели друг на друга, но все поняли. Она отвела свою машину в темный тупик, где никого не было. Допель-Генгер последовал за ней. Чернова соскочила с подножки, сбросила халат и легла на рифленую стальную платформу. Адольф не сводил с нее глаз. «Посмотри хоть на что-нибудь другое! - сказал себе Адольф, - Посмотри на этот мир, ты никогда его больше не увидишь». Но на что было смотреть Допель-Генгеру? Небо было чужим и страшным. А вокруг были темные кирпичные стены, из которых в некоторых местах торчали железные костыли, а в одном месте – одинокий изолятор. И тогда взгляд его впился в обнаженную фигуру, раскинувшуюся перед ним с запрокинутым в небо лицом. Пахло машинным маслом и гарью. Он увидел освещенный чужими светилами торс и поблескивающие маслом ноги. Нездешняя сила притянула его к ней, и бездна поглотила его.

Под утро пошел дождь. Перепелкин проснулся и сразу понял, что он один. На столе лежал большой лист с короткой запиской:

«Я ухожу, чтобы найти Лену и вдвоем с ней выручить тебя».

Этой ночью Тамаре удалось убежать – уйти по проводу, что вел на волю с крыши заводоуправления.

 

Миссию нет смысла выполнять

 

Через Татьяну Лена знала, что с работы Никита пошел на завод и догадывалась, что он там и остался. Если отбросить фантастическую версию о гравитации, это означало только одно: он от нее ушел. Когда рано утром позвонили в дверь, она вздрогнула.

- Кто там?

- Лена! Это Тамара. Откройте, умоляю вас!

В это же утро Надежда Чернова вызвала Перепелкина в красный уголок.

Одета она была в длинную черную юбку и белую блузу. К блузе был приколот какой-то красненький значок. Трудно было узнать в Черновой вымазанную маслом электрокарщицу, носившуюся по территории в коротком халате и недвусмысленно соблазнявшую несчастного Допель-Генгера. Да и сам уголок в это утро выглядел исключительно торжественно, почти возвышенно: на полированном столе стояли две бутылки нарзана, а в графин был воткнут букет гладиолусов. А еще на столе стоял большой, солидный радиоприемник, какие выпускали в сороковые годы.

- Разрешите, Никита, поздравить вас с успешным окончанием первого этапа работ. Руководство завода премирует вас трофейным радиоприемником «Doppelgenger» и сообщает вам о переводе на руководящую должность.

Перепелкин поблагодарил, косясь на приемник, который наводил его на неприятные мысли. Никто ничего не спрашивал. Все было в лучших традициях закрытого учреждения.

Выпили нарзан и пошли в столовую. Там Чернова сообщила персоналу, что Перепелкина следует теперь обслуживать по литеру «А». Потом Чернова сама отвела Перепелкина в его новый кабинет и квартиру, куда сотрудники принесли приемник. Затем Чернова повернулась спиной и вышла, дав поглядеть на себя в утренних лучах светившего ей в спину солнца.

Если кого-нибудь ненавидел Перепелкин в этот момент, то именно Надежду Чернову. Мысль о близости с ней вызывала у него гадливое содрогание. За окном болтался кусок обрезанного провода.        

Поздним утром все того же дня Лена и Тамара подошли к воротам «Горизонта Событий». Все было по-старому, кроме одного: окна с выбитыми стеклами были теперь взяты в сетки. Ржавые, старые, но сетки. Лена и раньше украдкой посещала эти места и неизменно смотрела в эту сторону, когда проезжала мимо на десятке.  Она отмечала про себя, что кто-то намусорил вокруг белыми бумажками, но не придавала этому никакого значения. Теперь после прихода Тамары она знала, что это за бумажки.

Лена подняла сразу несколько перепелкинских самолетиков, разворачивала их один за другим, читала и плакала, не стесняясь Тамары.

Но Тамара торопила ее.  И вот обе они принялись за дело: вцепились в одну из сеток и стали бешено ее трясти.

- Перепелка, перепелка! – звала Лена.

Женщины едва успели отскочить, когда сетка накренилась и выпала. Тогда они стали осторожно освобождать раму от осколков стекла. В этот момент в глубине территории появился Никита. Где-что взвизгнул электрокар. Никита побежал к окну, спотыкаясь о битый кирпич. Видимым образом его никто не преследовал.

Перепелкин благополучно добежал до окна и выбрался на волю. Лена бросилась ему на шею. Тамара отошла в сторону, и как раз в это время сверху рухнула сетка.

Тамара упала, голова ее была в крови, это было видно сквозь накрывшую ее сетку. «Ему бы что-нибудь попроще бы…»  – прошептала она и смолкла. Никита и Лена отбросили сетку и так поспешно оттащили Тамару от опасной стены, что едва не оставили ее на рельсах, как настоящую шалампейку. На миг в окне второго этажа показалась Надежда Чернова. Пошевелились и затихли мрачные кран-балки. Больше завод не проявил никаких признаков жизни.

Тамара не приходила в себя. Вызвали скорую помощь.

Но еще прежде, чем появилась скорая помощь, к воротам подъехал мебельный фургон с надписью «Кому-то везет». Это Виктор, муж Татьяны, привез ей большой белый холодильник, так как был свято уверен, что у нее все в порядке и что сам он сможет устроиться на тот же завод.

Водитель фургона не церемонился с волшебными воротами. Вместе с Виктором он налег на них, и они поддались.

Заводская территория оказалась запущенной и совсем небольшой. Татьяна в каком-то сомнамбулическом состоянии сидела посреди пустыря на табурете, а больше людей не было. Зато валялась большая железная звезда, которая раньше, видимо, украшала какие-нибудь ворота. Водитель крякнул от радости, обнаружив этот металлолом.

 

Эпилог

Не знаю, как отнесся университет к «Горизонту Событий»: увидел ли он в нем своего врага, или двойника, или и того и другого сразу. Скорее же всего он никак к нему не отнесся. Известно, что Жукова была отправлена на пенсию в ходе одной из оптимизаций. Не знаю, кто теперь возглавляет кафедру литературы. Никого из общих знакомых там не осталось. Стороной слышал, что какой-то соискатель разрабатывает тему «Карнавализация в «Дьяволиаде» Михаила Булгакова (концепт Кальсонера)», но это исследование проводится, кажется, на кафедре русского языка, или кафедре культурологии, или еще какой-нибудь кафедре. 

Татьяна работает теперь в начальной школе. От морока Надежды Черновой она отошла удивительно быстро и никогда не вспоминает интеграторный цех. Ее муж Виктор тоже нашел работу по своей части в пункте ремонта бытовой техники. Холодильник триумфально вернулся домой. Так что Татьяна, победно завершив очередной МУАМ, на этот раз школьный, принимается за голубцы с мясом, которые ей неизменно удаются.

Тамара, к счастью, поправилась и уехала в другой город продолжать свою шалампейскую в общем-то жизнь. Что до меня, то я очень симпатизирую благородной акробатке, в которой нашлось столько жертвенности.  А вот благородный волк исчез со всех горизонтов, и о нем не вспоминают. Домашнюю его библиотеку продавали одно время на книжном развале. Но книги сейчас не в ходу, и брали их неохотно. В конце концов наиболее ценная ее часть пошла на украшение разных торговых залов. Я сам видел тома Шекспира в кондитерской «Патисери-Валери», правда без суперобложки. Нарды Адольфа достались торговцу фруктами из киоска рядом с его домом, человеку румяному и жизнерадостному, который очень удивился бы, если бы прочел книги Допель-Генгера о песочном человеке и других литературных персонажах. 

Перепелкин и Лена работают теперь в литературном кафе «Оседлый кот». Название придумал сам Перепелкин в пику знаменитой «Бродячей собаке», придумал из-за неприязни к авангардизму и карнавалу, которая развилась у него после всей этой истории.

Остается сказать последнее. Завод «Горизонт Событий» стоит на прежнем месте. Только на разбитых его окнах теперь появились ржавые сетки. На всех, кроме одного. Старожилы еще помнят, что когда-то здесь был радиаторный завод, а вот кирпичного завода не помнит уже никто. И все же дух его веет где-то в районе парка имени несчастного энтузиаста Николая Островского. Я сам слышал гармошку и слова:

 

И уж никакой памяти не осталось ни о Пальмере, ни о Брогаме, ни о тех дореволюционных временах, когда на складском дворе стояли новенькие сеялки, выкрашенные зеленой ярь-медянкой. Мне рассказывали, что сеялки эти были поставлены на-попа, и из-за этого в незапамятные девятисотые годы произошел несчастный случай. Одна сеялка упала на игравших под ней детей. Мальчика задавило насмерть, а девочке отдавило ноги. Джон Мартин, представитель компании в России, выплачивал ей пожизненную пенсию. Но, разумеется, это только говорится «пожизненную». Вскоре Мартину пришлось бежать. Всякие выплаты прекратились.  В девятнадцатом году жертва несчастного случая работала в ВЧК и отличилась тем, что выследила группу мальчишек-кадетов, которые пытались спрятаться на кирпичном заводе. Их Надежда Чернова, так ее звали, собственноручно расстреляла под сводами знакомой нам печи, опираясь свободной рукой на костыль. Впрочем, фамилию «Чернова» редкой не назовешь.

Была еще одна Надежда Чернова. Она возглавляла радиаторный завод, и говорили, что в прошлом она тоже была расстрельщицей, но та не была калекой. Ее убило током высокого напряжения.

___________

Обсуждение текста «Завод "Горизонт событий", или Гравитация Надежды Черновой»