Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

В то жаркое лето муж Юле машину отдал. И послала Глиныванна нас с Юлей за свечками в Лавру. А машина у Юли кипела. Чуть в пробке встанем – кипит. В конце концов, пришлось нам машину у Адмиралтейства бросить и гулять пойти, пусть остынет. С нами Вася был, Юлин младший. Настоящий маленький мужичок, белобрысый, глядит исподлобья, а взгляд светлый. Мама строгая, и Вася тоже строг.

Всю дорогу мы с Юлей болтали, а о чем? Больше она говорила, и было с ней легко. После я еще с Надей ездил, так вот с Юлей лучше. Какая она, Юля? Красивая. И, конечно, нервная. Это не сразу почувствуешь, что она такая нервная, и довольно жесткая. И все у нее должно быть по полочкам разложено. Это как в пении, ведь Юля – регент. Если не ту ноту взял – сразу тебе тычок. Как исполнять нужно строго по нотам, такая она и в жизни.

Мне Юлин характер нравится. Когда она веселая, хохотушка. А озабоченное лицо у нее не бывает долго, быстро сменяется радостным, и снова быстро сменяется. Всякое настроение ее ненадолго. Погрустить минут десять – для Юли уже депрессия. Это Юлино свойство напоминает мне тоже о пении: так же быстро меняются ноты, на одной-то ноте – кто же споет?

 

 

Юра раньше работал в «Лене», знаменитой меховой фирме. Фирма расширялась, открывались новые филиалы, новых зверей ловили и шкуры с них сдирали. Юра рассказывал: в их бригаде он один штукатурить умел. Все сидят-курят, один Юра работает. А потом, где неровно, кто отвечает? Юра! А поперек скажешь – уволят. Так Юра рассказывал.

Попал Юра к нам. Для проверки его в туалет загнали, там плитка уже положена была, осталось потолок подтянуть, подравнять и покрасить, с чем Юра и справился.

Пошли мы на крышу вертолет строить. Так мы свою конструкцию называли, потому что длинные брусы поперек друг другу укладывали, как лопасти у пропеллера. А потом доски на них настилали, и получались леса.

Юра артист, лицо у него выразительное. Обычно его с Дуровым сравнивают, только на Дурова он не похож. А комплекцией вылитый наш настоятель: невысокий и плотный. У Юры особенно хороши брови – густые. Бровью двинул – уже игра. Но Юру в наш театр не берут, только все им декорации строй, да где неровно прибил – выговор получай. А играет Юра – самого себя. Любит он за разные места схватиться: то спину прострелит, то в боку кольнет. А лицо у него краснющее – поддает. И все Юру любят. Неправильный он? Бывают правильные люди, и всех вокруг нервируют. Вот настоятель любит правильность во всем. Увидит мусор – кинется поднимать. А уж если цветочек завял…

Вот у Юры этого нет. И везде у него погром. В сторожовском шкафу – Юре и говорить бесполезно, я уж и не сержусь.

Глядя на Юру, будешь верить, что жили на Руси такие: Плюшкин, Манилов, Ноздрев. А мы все, может, Юры и лучше, только Гоголь от нас отвернулся, а к Юре прильнул.

 

Пока зима, и не поймешь, что она яблоня. А то вдруг выносишь огарки в гараж – а она расцвела. Поставишь коробку с огарками на землю, нюхаешь воздух, и так хорошо. Подойдешь поближе к ней, прикоснешься. Там, в храме, иконы трогают, а ты тут – к цветущей яблоне прикоснулся.

 

В то лето леса горели, и по всему городу дымом тянуло. Утром дьякон в алтарь заходит весь белый, на ногах не стоит. Всю ночь топором махал, засеку от огня делал.

Дьякон живет в лесу. Зимой на лыжах круги нарезает, летом в походы ходит, по горам лазит. Идут они по Киргизии, смотрят – верблюды. На спинах тюки, а людей никого. Подходят поближе – из-за камня ствол блеснул. И рукой махнули (уебывайте, мол). Наверно, это наркотики были.

А когда приходит дьякон в свой любимый лес, первым делом он раздевается до пояса и садится под комаров. И комары его облепляют. Посидит он так с полчаса, пока организм не выработает противоядие от комаров. И после этого ходит спокойно – комары его не кусают.

Дьякон человек мирный, а по профессии ядерщик. Сидят они у себя на Новой Земле, козла зашибают, а как бутылка задребезжит – идут к приборам показания снимать.

 

 

Среди японцев тоже православные есть. В начале прошлого века японцев наш священник крестил, отец Николай. Он уехал туда молодым, и всю жизнь в Японии прожил. Даже когда русско-японская война шла, он у японцев остался. И все эти годы книгу писал, где подробно описывает, как ездит повсюду и японцев в нашу веру крестит.

А продолженье этой книги я в нашей церкви вижу. Пришел к нам высокий красивый японец, что редкость. Обратно в Японию улетает, и нашей Богородице 50 роз принес. Отец Алексей присвистнул, когда увидел.

А еще у нас в церкви японский период был. С нами один гид познакомился, группы японские привозил. Утром церковь еще закрыта – автобус с японцами подъезжает. В глазок смотришь: японцы и японки к церкви бегут. Шажочки небольшие, сами маленькие, а у гида лицо наше, а комплекцией сущий японец.

Мы им дверку откроем, запустим. Гид им все объяснит. Японцы шапочки снимут, японки платочки повяжут, народ воспитанный, культурный, и где-то даже христианский. И в кружку денег набросают, и иконы покупают, и свечки ставят.

А потом все это кончилось. Схлынули от нас японцы, и маленький гид исчез.