Литературная критика

Деяния Декарта многообразны, и, протянутые метафизическим золотом лучей в разные области человеческого знания, не тускнеют в своей основательности; а сколь Достоевский проник в тему мыслящего тростника – сложно переоценить.

Игры смыслов отражаются в выгнутом зеркале, созданном из стекла парадоксов и абстракций.

Достоевский, как Декарт?

Рефлексы бушуют: они протянуты в реальность многими поступками, какие они и определяют.

 Понятие «рефлекс» ввёл Декарт.

 Сколько измерений у пространства?

Декартовы координаты дают чёткий ответ; а бушующие герои Достоевского рвут, кажется, положенную триаду (демонстрирующую, между прочим, что ничего сверхъестественного в Троице нет: пространство ведь едино, но троично), хотят вырваться из неё, найти узел, уцепившись за который, можно размотать новое измерение…

 И один поток времени недостаточен: как с ним смириться Дмитрию Карамазову?

Князю Мышкину, мечтающему об идеале Христова света?

Нужно другое время, пусть течёт в несколько сторон, сшибаясь потоками, высекая брызги новых, невиданных ощущений.

Достоевский, как Декарт.

Качается на ветру онтологии и эсхатологии мыслящий тростник, качается, мучительно издавая мысли: кто-то вырвет с корнем?

Куда унесёт потом?

Декарт, вставляющий бычий глаз, взятый на бойне, в дверь, чтобы представить возможности иной оптики.

Достоевский, постоянно ищущий иную: чтобы объёмнее постичь мир, во всём его чёрном, траурном, светящимся, пьяном, рьяном великолепии…

Декарт, рыдающий над тельцем единственной дочери, прожившей пять лет; Декарт, возможно убивавший на войнах, куда вливался наёмником, таким образом баланс восстановлен: хотя… при чём тут его крошка-дочь?

Достоевский, заходящийся слезами и пустотой над гробом своей дочурки; но у него было несколько детей – утешенье ли?

 Декарт, поместивший душу в шишковидную железу, то есть адрес её в теле установившей: мозг; Достоевский, никогда бы не согласившийся с этим: душа… о! она везде! Она переполняет тело, разрывая его, наконец, чтобы выйти в бесконечный космос инобытия.

 Мелькают, отражаясь в глобальном зеркале, строки Ходасевича: алмазно гранёные, виртуозно исполненные:

Достоевский, пристрастно вглядывающийся в образ Декарта, который никогда особенно не интересовал его…

Космические потоки интеллектуальной энергии, сложно заполняющие жизни лучших людей: прозвучавшие для того, чтобы избавить большинство от прозябания в полуживотном состояние.