Комментарий | 0

Феномен русского Шелли. К 230-летию

 

 

                                                                                                     Альфред Клинт Перси Б. Шелли

 

 
 
Гонимый за идеи – но чувствующий себя защитником угнетённых; не находящий себе места в мире – Шелли…
Нет, находит его – в Италии: чьи цветы и цвета всегда манили художников, какими бы смыслами они не пользовались: словом, краской, камнем…
 Четыре года итальянской продуктивности: и Прометей вспыхивает огнём освобождения, становясь героем поэмы: столь же романтической, сколь и пылающей…
 Трагедия «Ченчи» словно расширяет эстетические пристрастия Шелли: или – вводит в их круг тягу к беспредельности – в столь конечном, столь ограниченном мире.
«Адонаис» проникновенный: и Феокрит заглядывал через плечо быстро слагавшему строки Шелли, и… донеслись вести о греческом восстании.
 Поэт потерял сына…
 Поэт, плывущий на шхуне с одним моряком: и налетевший шквал, уничтожающий шхуну…
 Тело поэта, выброшенное на берег…
…где-то мелькающая мысль о самоубийстве.
Свободолюбивый романтик, опрокидывающий старых богов, верящий в солнце разума…
 Просто вытягивающий строки, чтобы суммарно раскрылась бездна созерцания: в том числе просвечивающих через нашу реальность запредельных панорам.
 
Ретроспекция: Шелли, рано проявивший мечтательность, склонность к созерцанию, и – противоположная: заставлявшая действовать.
В поместье своего деда он ставил химические опыты, отдающие алхимией, стремлением добраться до тайны тайн…
 А Итоне он увлекается чтением готических романов…
 Самая странная и величественная архитектура – готика: сплошной полёт, оптическая иллюзия, нарушение пропорций ради большей выразительности…
 Шелли вновь занимается химией, однако, нравы Итона резко контрастировали с душою – израненной до нанесения ран, повышенной нежности: Шелли навсегда запомнил издевательства, кулачные расправы, пригвоздив их в «Лаоне и Цитне», вспомив своих врагов.
Вероятно, для алхимического вызревания поэтических гроздьев в душе требовалось и такое.
  В Оксфорде он уже был автором двух романов: разумеется, написанный в готическом стиле: двух романов – тайн, ужаса и страхов, собравших, суммировавших всё, пережитое поэтом.
 Мало впечатлений – и шутовские, ёрнические стихи; но – зачитывается античными классиками, прикасается к свободолюбивому миру Кондорсе, увлекается идеями политической справедливости, пылая прозелитизмом.
Что бесполезно, конечно, понятие «справедливость» столь расплывчато и условно, что использовать его в практическом плане не получится.
 
…шхуна плывёт: Шелли и Эдвард Уильямс – отставной моряк и друг – на ней.
Шхуна плывёт в Ливорно, оттуда в Пизу: Италия стала для Шелли второй родиной; она доплывёт – и Шелли примет участие в совещании Байрона с Ли Хантом по поводу новой, затеянной газеты.
 А назад…
 …туман будет наползать медленно, слоиться волокнисто, сгущаться в подобие творога.
Трудно видеть.
Голоса вязнут в мякоти природного естества, и кратко налетающий шторм в щепы разбивает несчастного «Ариэля» - как звалась яхта…
 
Взгляды Шелли укладываются в рамки Просвещения: он был вполне пренебрежителен к верованиям и учениям прошлого; разум казался ему всепобеждающим.
 «Политическая справедливость» Годвина была пропитана идеями революционного анархизма, и Шелли относился к ней серьёзнее, чем к Писанию.
 Его поэзия смелая.
Очень искусная.
Он красиво ткёт словесные ковры, и нити строк, используемые им, испускают сияние в пространство.
Амбивалентность была присуща ему: рационалисту и романтику, проповеднику и художнику, и идеи, исповедуемые поэтом, не всегда становились образным строем его стихов.
 
…хрустальный мир идей, мерцающих прозрачными шарами: они сшибаются, и иные бьются: а осколки сыплются в людские умы и души.
 
Шелли был мыслителем.
Он чувствовал запредельность, но не хотел признавать её, противоречащую разуму.
 
В Италии Шелли погружался в Данте, именую благословенную страну «раем изгнанников»; через её возрождение, он, казалось, познал, глубже ощутил поэтов старой, весёлой Англии елизаветинских времён, когда котёл творчества кипел, переполнен…
 Словно и Шелли участвует в этом.
 
Его памфлеты предлагали реформы, и очерк, философически осмысляющий их, был смел, хотя, вероятно, написан под воздействием Годвина.
 Атеизм «Королевы Маб» перекликается с преклонением перед разумом: но форма, близкая к совершенству, когда бы его можно было определить, подразумевает иноприродный источник творчества.
 Шелли сходится дружески с Байроном, хотя многое в великом современнике и шокирует его; он знакомится с Китсом: того периода, когда написаны величайшие произведения последнего.
 
Шелли захлёбывается: романтизмом, страстью жить разумом, поэзией, драматургией, философией.
 Он захлёбывается культурным космосом, а не водой: или вода – заливает тот мистический огонь, в котором горит великий романтик-творец всю жизнь: без остановки, без перерывов.
Кажется, он сам не хотел жить в мире, где политическая справедливость невозможна, а песни, включая нежнейшие и самые глубокие, слышат столь немногие…

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка