Литературная критика

Саша Кругосветов. Полёт саранчи. — М.: АСТ, 2023. — 960 с. — (Городская проза).

…Пожалуй, это единственная биография скандального олигарха Бориса Березовского, созданная в художественном формате и написанная с пристрастием и, конечно же, с классической расстановкой сцен и сюжетов – от колыбели до могилы. И начинается «Полёт саранчи» Саши Кругосветова тоже по-модному и вполне «кинематографически» – с конца. То есть, с похорон, При этом развитие сюжета немного напоминает историю Наполеона, сосланного на остров Святой Елены, и в частности, накал страстей во время его возвращения. От скандального «чудовища, сбежавшего из темницы», как освещала пресса это событие, до верноподданнического и финального «император въезжает в Париж».

Ведь, действительно, кем был Березовский для всего мира? Король интриг, распиаренный олигарх, знаменитый изгнанник.  И кем он предстает перед нами (не судом истории, нет – автор далек от любых обвинений) в этом уникальном исследовании? Уникально оно хотя бы уже по той причине, что перед нами удачный синтез двух жанров – умной художественной прозы и смелого нон-фикшн. Но и это еще не все из того, чем задумал удивить нас автор. В «Полёт саранчи» вложены как бы два романа. Первый – это события конца восьмидесятых и начала двухтысячных, в которых автор, знавший героя своего повествования не понаслышке (придя в большой бизнес, работал бок о бок с Березовским) ищет разгадку его финансового гения. Речь при этом ведется от лица некоего Сергея Турчина, очевидца «лихих» девяностых, в основе воспоминаний которого – реальные события, происходившие в ЛогоВАЗе и в стране в целом, а также действующие лица этих событий: Березовский, Патаркацишвили, Дубов, Глушков, Литвиненко и многие другие.

Второй роман-вкладыш – сравнительное жизнеописание четырех известных в российской истории авантюристов: Троцкого, Азефа, Парвуса. Ну, и самого Бориса Березовского. И тут уж есть где разгуляться историческим аналогиям – от «Пломбированного вагона» до «Народного автомобиля» в соответствующих главах. Кстати, «исторические» из них – наверное, самые захватывающие и освежающие память. В теле текста – словно сюжетный изюм – интересные факты и сюжеты из истории русской смуты времен пролетарской революции и дальнейших событий в России. Среди которых – уникальный случай установки во время Гражданской  войны первого в мире памятника Иуде Искариоту как «первому в истории протестанту, революционеру, бунтарю с насилием и произволом».

Все это вместе со сравнительными жизнеописаниями упомянутых авантюристов выстраивает правильные причинно-следственные связи в фейерверке «революционных» событий начала прошлого века. «Казнь Гапона», «Доктор кукольных наук», «Друг Тарабарского короля», «Меморандум доктора Гельфанда». И все-таки, зачем автору понадобились «революционеры» прошлого? Троцкий, Парвус, Азеф… Оказывается, все просто. Автор этим самым проводит аналогии с героем своего романа Борисом Березовским. «Взял всего понемногу от своих предшественников. До перестройки был консерватором, хорошо вписался с окостеневшую схему развитого социализма. В 89-м протрубила труба, он вступил в ряды реформаторов. В девяностые стал пламенным борцом новой революции, бескомпромиссностью и отвагой напоминая Троцкого, изобретательностью, ловкостью и хваткостью барыги — Парвуса, гибкостью и двуличностью, расчетливостью и коварством, сервильностью в кремлевских приемных — Азефа».

А где же здесь «литература», спросите? О, ее в романе хватает, даже если в предисловии автор сомневается в том, правильно ли он поступил, решив в свое время писать лишь художественные тексты, и снова обратившись к нон-фикшн. Мол, а как иначе рассказать правдивую историю, в которой действуют герои, известные всему миру? На самом деле, настоящему мастеру подвластно все. Как в свое время Шкловскому. Понятно, что это была литература иного типа, но аналогии все равно заметны.

Автор романа, как и классик формализма, исследует природу творчества людей, которые, словно мастеровые 1920-х, создают современную жизнь. Они выстраивают личную биографию, кроят судьбу на свой лад (причем не только свою), конструируют будущее по своим меркам. Конечно, в «Полёте саранчи» это в основном авантюристы, многие из которых в 1990-х были откровенными махинаторами, но большинство – все-таки реформаторами, открывателями новых не земель, но финансовых потоков и социальных течений.  Автор же рассматривает механизм их успеха как раз с точки зрения писателя, создавая свой роман о том времени и вводя персонажа, живущего в нем – все по совести, по гамбургскому, как у Шкловского, счету. «Сергею Николаевичу — шестьдесят пять. Лоб украшен волной темных волос с вкраплением возрастного серебра. Стройный, худощавый, грациозными движениями напоминающий породистую борзую)». То есть, работая все-таки в художественном ключе, оболочка которого, по законам жанра, смахивает на публицистическую, газетную, квазиисторическую исповедь «сына века». Этакое писательское расследование, позволяющее заглянуть не только в официальные документы, но и за кулисы жизни героев.

Иногда стиль романа напоминает сатирические произведения 1920-х годов: Зощенко, Ильф и Петров, Булгаков. Автор разбирает пирамиду героев, словно составляет досье работников «Геркулеса» из «Золотого теленка». Забавна, например, параллель между Березовским и некоторыми его героями. «Для очень многих людей, — поясняет один из персонажей романа, хорошо знавший Березовского, — то, что девушки их обходили, становилось стимулом в разных отраслях человеческой деятельности». «Давайте вспомним разговор на эту тему незабвенного Паниковского с монументальным Остапом Бендером, – тут же откликается автор в «Полёте саранчи».

«П.: Я совсем бедный! Я — старый. Меня девушки не любят.

Б.: Обратитесь во Всемирную Лигу Сексуальных Реформ. Может быть, там вам помогут.

П. (содрогаясь): Меня никто не любит.

Б.: А за что вас любить? Таких, как вы, девушки не любят. Они любят молодых, длинноногих, политически грамотных. А вы скоро умрете. И никто не напишет про вас в газете: «Еще один сгорел на работе». И на могиле не будет сидеть прекрасная вдова с персидскими глазами. И заплаканные дети не будут спрашивать: «Папа, папа, слышишь ли ты нас?»

П. (перепугавшись): Не говорите так! Я всех вас переживу. Вы не знаете Паниковского. Паниковский вас всех еще продаст и купит.

Это не о Паниковском написано, это о судьбе Бориса Абрамовича (и про старость, и про девушек, и про вдову с персидскими глазами, и про детей на могиле) — пророческие строки!»

Таким образом, перед нами своеобразное досье, похожее на незабвенную папку с ботиночными тесемками, которую Великий комбинатор в финале таки продал своему визави. Платой же автору «Полёт саранчи» пускай будет внимание читателя, с которым он прочтет этой увлекательный роман о приключениях великих авантюристов.