Онтологические прогулки

     Не так давно мне попался небольшой пост о русской избе. В первой части было подробное описание безусловной экологической продвинутости русской избы, естественности материалов, используемых при её постройке и т.д., описание, самым ожидаемым  продолжением которого было бы описание столь же экологичного использования русской избы. Однако разумное в реконструкциях русской культуры встречается редко, и это как раз разумно, ведь жизнь, как культуры в целом, так и каждого человека, не разумна, а феноменальна.

     Вторая часть прочтенного мною поста была посвящена тому, как жили в русской избе. Оказалось, что отапливали ей по-чёрному, а так как русская зима длится не менее полугода, то постоянное воздействие дыма и копоти сокращало жизнь обитателей избы, как минимум, вдвое, так что они не доживали и до сорока лет.

     Как это характерно для русской культуры - отсутствовать в наличном, жить как на луне, без связи с тем, что тебя окружает! Причем игнорировать в равной степени как "хорошее", так и "плохое". Казалось бы, самым естественным и разумным в такой ситуации было бы отделить "хорошую", сохраняющую твоё здоровье избу от "плохого", убивающего тебя способа отопления, после чего оставив первое, исправить второе. Не тут-то было! Русский тут не крестится, сколько бы ни гремел гром.

     Здесь я хочу напомнить, что данное исследование русской культуры имеет философский, а не исторический характер, поэтому приводимые мною примеры, факты, образы и т.д. являются прежде всего иллюстрациями, наглядными пособиями тех СКРЫТЫХ  феноменов, которые я исследую. Можно было бы использовать другие примеры или факты из других сфер жизни, однако это ничего не поменяло бы в существе размышления и об этом необходимо всё время помнить. Впрочем, я выбираю именно характерные и одновременно существенные черты предмета. Так, я мог бы привести в качестве примера использование этого во всех отношениях совершенного феномена - русской бревенчатой избы, которое происходит на моих глазах, сейчас, в наши дни. А именно: мои соседи по деревне, как и миллионы других обитателей изб, обивают все стены изнутри щитами, обклеивают обоями, накрывают полы (из досок!) ламинатом, потолки ещё чем-то и т.д., превращая избу в некоторое подобие городской квартиры, со всеми вытекающими отсюда последствиями - гниением стен и полов, ухудшением качества воздуха и пр. И дело тут не в образованности, культурности и развитости обитателей этих изб, а в их культуре, в том, куда направлено их внимание (знают они об этом или нет) и как в полном соответствии с этим организуются их восприятия и действия.

     Итак, что значит "отсутствовать в наличном", не иметь с ним прямых и непосредственных связей, и как такое вообще возможно?
     Самым распространенным и одновременно самым отвлекающим от решения этой интересной и важной задачи ответом является торжественная и захватывающая от довольства собой дух отсылка к особенной русской духовности и таинственности русской души, которые не позволяют русскому отвлекаться на обустройство быта, разгребание мусора, строительство дорог и своевременную смену правительства.

     Посторонний наблюдатель, как и исследователь русской культуры, никак не может ответить на ставший уже риторическим вопрос: почему русский не способен отличить плохое от хорошего, полезное от вредного и т.д., отделить первое от второго и исправить второе?! Указание на духовность и таинственность уводит от ответа, ведь в отношении способностей людей культуры равноценны: русский настолько же духовен и практичен, как и немец или индус, только он духовен и практичен по-своему, по-русски.

     Распространен, прежде всего на западе, а также среди  местной интеллигенции, и другой, альтернативный взгляд на русскую культуру, содержание которого сводится к тому, что русская культура это всего лишь недоразвитая часть культуры западной, с которой она стремится полностью воссоединиться или, наоборот, от которой она хочет окончательно отделиться. Это представление, столь же поверхностное, как и представление о русской духовности, не только не открывает дорогу к пониманию особенностей русского, но полностью его закрывает.

     Итак, причина отсутствия русского в наличном не в его духовности и не в его недоразвитости, а в том, что формирующая матрица русской культуры характеризуется направленностью не на предметные отношения (как на западе), а на их единство или, что то же самое, на стихию творения (жизнь). В силу чего у русского вообще нет установки или намерения различать, отделять, исправлять или создавать предметное как наличное или наличное как предметное.

     Русский не видит и не знает предметных отношений! Не в том смысле, что он вообще их не видит и не знает, а в том, что наличное находится на периферии его внимания, поскольку в фокусе его внимания - стихия творения или, на языке философии, единство всего сущего. Соответственно, добро и зло, истина и ложь, хорошо и плохо, красота и безобразие, совершенство и мерзость, практичность и непрактичность и т.д. находятся для русской культуры в совершенно другом топосе, чем для культуры западной.

     Для русского

Все говорит о беспредельном (а не "все врет")
Все хочет нам помочь (а не "война всех против всех")
Как этот шар, лететь бесцельно (а не "я сам")
В сияющую ночь (а не "и свет во тьме светит, и тьма не объяла его")

    Для русского предметы связывает не он сам, а сама жизнь, которую он намеревает, тогда как интенцией западной культуры является сформулированная Декартом максима - "я мыслю, я существую" или более краткая максима Канта - "я сам". Связанное самой жизнью не может быть для русского плохим, всё, что дано беспредельностью, по своему определению хорошо, будь то изба, дым, копоть,  да, на пределе, жизнь и смерть. Ничто в наличном не может быть русским выделено как нечто особенное, как имеющее какие-либо преимущества или недостатки по сравнению с чем-то другим. В этом смысле русскому всё равно; что дано жизнью, то и есть его жизнь, и менять в ней ничего нельзя. Копоть не менее экологична, чем изба; русский не может отделить баню от пауков, власть от страны; русский в отличие, например, от Израиля, с богом (жизнью) не борется, не выставляет ему счет и в зубы не смотрит. Только не потому, что он сильно набожен, духовен или, наоборот, недоразвит, а потому, что намеревает жизнь, не отделяет себя от неё, един с жизнью так, как един с косьбой мужик Толстого или с вишневым садом героиня Чехова. Когда русский в забытье (полусне, живом сне, дреме), ему все равно хорошо.

     В любой культуре, в том числе, и русской, производящие или матричные состояния достигаются человеком сами собой, без усилий или какой-либо специальной настройки или техники; матричные состояния "помогают" нам сами, даром, просто так. Специальные действия для достижения таких состояний трансформируют, превращают само собой, естественно происходящие действия в действия рефлексивные, то есть контролируемые человеком. Так косил Толстой, пытаясь делать то же, что и косцы, но делать контролируемо, разрушая само собой разворачивающееся единство земли, травы, косы, человека. Забытьё не рефлексивно, а культурно, то есть происходит само собой, без усилий. Посадить новый вишневый сад и быть с ним естественно единым невозможно.

     Забытьё  или полное и непосредственное единство с жизнью (беспредельным) Чехов называл "небесными струнами", тем, чем русскому удалось дотянуться из этой беспредельности до земли, зацепиться и удерживать эту связь. Для Чехова каждая лопнувшая небесная струна, или каждая потерянная связь единства, - это "безвозвратно потерянное". В этом смысле Чехов завершает поминальную молитву русской литературы, наблюдавшей быстрое и необратимое исчезновение естественной жизни русской культуры, обрыв последних её небесных струн.

     Тех редких струн, которые ещё остались со времени первых существенных потерь. Русские вновь, как и более тысячи лет назад, остались без связи с землёй, на которой они живут. Вишнёвый сад вырубили под дачные участки, русское поле распахали под картошку. Русская культура, как, впрочем, и все остальные культуры индоевропейской цивилизации, в своём отдельном, сама-в-себе существовании, к началу 20 века практически полностью исчезла. Однако русский дух выжил, поскольку к этому времени уже успел стать частью современной цивилизации. В нём нашлось то, что Достоевский называл "всечеловеческим" и что стало "русским" в современном мировом разделении специфики или особенностей. Кстати, тут уместен вопрос: является ли этим всечеловеческим русская духовность или таинственность души? Ответ очевиден - нет, не является. Об этом порассуждаем в следующем эссе.