Литературная критика

Рисунок Пушкина в черновике 2-й главы «Евгения Онегина» (ПД 834,л.24 об.), изображающий портрет графа М.С. Воронцова на фоне обнаженного атлета, вызвал немало споров среди исследователей. 

Датируется рисунок осенью 1823 года, временем, когда поэт служил в канцелярии графа. А.М. Эфрос считал, что Пушкин имел в виду Геракла, разрывающего пасть льва, каковую заменяет голова графа. "Рисунок мог явиться подсознательным отражением недоразумений, начавшихся между поэтом и наместником" (А.М. Эфрос. Рисунки Пушкина. М., 1933). И.З. Сурат, заметив, что недоразумения в тот период еще не начались, полагает поводом для рисунка наметившееся соперничество между поэтом и графом, ведь уже тогда Пушкин был влюблен в Е.К. Воронцову. Исследовательница видит в атлете Давида, а в графе Голиафа, персонажей известной пушкинской эпиграммы «Певец Давид был ростом мал» (Сурат И. З. Геракл или певец Давид?//Московский пушкинист, т. IV. М., 1997.). В.А. Удовик замечает на это, что последняя была написана в 1822 г., «следовательно, связывать загадочный рисунок с этой эпиграммой нет никакого основания». Исследователь высказывает мнение, что рисунок направлен не против, а в поддержку графа Воронцова, против которого в этот период велись интриги в Петербурге. «Это они, власти предержащие, завидуя Воронцову и интригуя против графа, насели на него в образе Геракла. Но Геракл по сравнению с Воронцовым выглядит пигмеем. Такими пигмеями, как подсказывает рисунок, были, по мнению Пушкина, те, кто нападал на генерал-губернатора» (Удовик В.А. Загадочный рисунок А.С. Пушкина//Наука и жизнь, №4, 2001).

Все эти объяснения выглядят более или менее странными. Не очень понятно, зачем вместо пасти рвать волосы, неочевидно это действие. С метанием пращи, если предположить ассоциацию с Давидом, ассоциация тоже довольно слабая. Положение тела атлета больше похоже на боксерскую позу, которая кажется вполне логичной, если вспомнить об англоманстве Воронцова. Наконец, крайне сложно увидеть в пушкинском атлете пигмея Геракла. Однако точка зрения В.А. Удовика, что в рисунке имеется в виду не противостояние поэта Воронцову, а солидарность с ним, представляется нам близкой к действительности.

Возможно, разгадкой рисунка является изображение, очень на него похожее и, вполне вероятно, послужившее источником.

Речь идет о статуе М.И. Козловского «Бдение Александра Македонского». Это произведение так описывал П. Чекалевский в «Рассуждении о свободных художествах» (1792): «сей государь в юных еще летах, при царствовании отца своего Филиппа, желая снискать великия познания в науках, старался воздерживать себя от сна, и всегда засыпал, имея в руке медный шар, который при глубоком его сне, упадая в таз, разбужал его производимым стуком, причем отменно уважал сочинения Гомера. Посему художник и представил сего героя сидящим на ложе своем и дремлющим; левою рукою, облокотяся на колено, поддерживает он голову свою; а в правой, которая оперлась на шишак, держит над чашею, внизу находящеюся, шар, стремящийся к падению; под шишаком лежит хартия, где видна надпись – Илиада. Щит, на коем изображено воспитание Ахиллеса, положен с прочими воинскими принадлежностями, как то луком, колчаном и проч. внизу у ложа». Рядом с Ахиллом на щите изображен его учитель кентавр Хирон. 

Пушкинский атлет отличается от Ахилла, пожалуй, только тем, что у него выдвинута вперед левая нога. Ракурс (вид со спины) положение рук, головы, правой ноги практически совпадают. 
Таким образом, граф Воронцов оказывается на месте кентавра Хирона. В атлета же поэт, очевидно, вкладывал лирическое содержание. Граф, как известно, стремился стать для Пушкина не только новым начальником, но и наставником. И, судя по всему, рисунок приходится на тот момент, когда учительство Воронцова еще не было в тягость поэту. 

Хотя если вспомнить, что Хирон был и наставником Геракла, впоследствии нечаянно поразившим его отравленной стрелой, то можно предположить, что в пушкинском рисунке действительно содержится предвещание будущей перемены. Этот смысл продляет контекст рисунка до эпиграмматической кульминации конфликта, подобно тому, как тень от носа графа Воронцова заметно шаржирует его портрет.

Но этим отголоском данный скульптурный сюжет не исчерпывается. 

Статуя «Бдение Александру Македонскому» была изготовлена по заказу князя Потемкина, как считается, в период 1785-1788 гг. и установлена в Таврическом дворце. На наш взгляд, совершенно очевидно, что она приурочивалась к 10-летию рождения цесаревича Александра, названного так бабкой в честь великого полководца (подробнее об этом в кн. Зорин А. Кормя двуглавого орла....М., 2001. Гл. 1.).

Пушкин, вероятно, видел скульптуру Козловского в период своего пребывания в Петербурге и, будучи неравнодушен к «александровской» теме, надолго ее запомнил. 

Эта тема, однако, не затронута ни в самом рисунке, ни в черновиках 2-й главы «Евгения Онегина», на полях которой он находится. Однако кое-какие переклички здесь все-таки имеются. В частности, архитектурный мотив и мотив дремоты. 

                замок был построен

Как замки строиться должны

Отменно прочен и спокоен

Во вкусе [пышной] старины

Везде высокие покои

В гостиной штофные обои

Царей портреты на стенах

И печи в пестрых изразцах

Всё это ныне обветшало –

[И верно другу моему]

Не знаю право <почему>

В том нужды было очень мало

За тем что он – равно – з<ев>ал

Средь новых и старинных зал –

Не исключено, что образ Таврического дворца витал над поэтом, когда он писал эти строки. «Этот шедевр строгого классицизма на протяжении длительного периода служил безупречным образцом при создании многочисленных дворцов и дворянских усадеб на обширных просторах России» (Шуйский В.К. Строгий классицизм. СПб., 1997. с. 27.).

Более очевидным образом мотивы «Бдения Александра Македонского» всплывают в стихотворении Недвижный страж дремал на царственном пороге, которое датируется временем не ранее 22 декабря 1823 г. и не позднее апреля 1825 г.; предположительно, февралем – мартом 1824 г. 
В заключительном варианте мы видим двух персонажей – стража и владыку. В черновике же был один:

Властитель севера один в своем чертоге

Как сторож <?> бодрствовал дав жребиям земли

Как неподвижный страж на царственном пороге

Владыка севера один в своем чертоге

Во мраке бодрствовал и жребии земли

Изображая здесь Александра в позе окаменения, бодрствующим среди ночи, Пушкин, вероятно, отталкивался от статуи Козловского. 

С завоеваниями македонского героя ассоциируются масштабы территорий, подконтрольных пушкинскому владыке:

От Тибровых валов до Вислы и Невы,

От сарско-сельских лип до башен Гибралтара:

           Всё молча ждет удара…

Всё пало – под ярем склонились все главы.

Мотив падения и удара вызывает в памяти шар, который держит юный македонянин у Козловского.
Далее говорится о падении «Великого Кумира». Но затем следует кульминационный эпизод, в котором торжествующему Александру предстает поистине сновидческий образ:

Давно ль — и где же вы, зиждители Свободы?

Ну что ж? витийствуйте, ищите прав Природы,

Волнуйте, мудрецы, безумную толпу —

Вот Кесарь — где же Брут? О грозные витии.

           Цалуйте жезл России

И вас поправшую железную стопу“.

                            6.

Он рек, и некий дух повеял невидимо,

Повеял и затих, и вновь повеял мимо,

Владыку севера мгновенный хлад объял,

На царственный порог вперил, смутясь, он очи —

            Раздался бой полночи —

И се внезапный гость в чертог царя предстал.

Этот эпизод перекликается с трагедией Шекспира «Юлий Цезарь». В сцене, действие которой происходит в лагере около Сард, Брут, оставшись один – его соратники легли спать, – садится читать книгу перед светильником, и в этот момент появляется призрак Цезаря. Он говорит своему убийце, что встретится с ним при Филиппах. 
Пушкин не раз сравнивал Александра I с Брутом, по одной из версий, незаконным сыном Цезаря. Появление в пушкинском стихотворении Наполеона вместо Павла I можно объяснить тем, что смерть последнего была большим ударом для Бонапарта, надеявшегося на союз с Россией. «Они промахнулись по мне в Париже, но попали по мне в Петербурге!» - кричал он, имея в виду англичан. 

Осталось добавить, что город Филиппы, где был разбит Брут, основал отец Александра Македонского, по слухам, ставший жертвой интриги сына.