Литературная критика

 

К 150-летию со дня рождения

 

21 августа 1871 г. - 12 сентября 1919 г.

 

 

1

Сельский священник, сын священника, женатый, имеющий двух детей…

 Жена его, после гибели сына в реке, начинает пить: ей не пережить утрату, молитвы не помогают, жизнь идёт косо…

 …и рождающийся через четыре года сын, оказывается идиотом; сан решивший снять с себя Василий, устанавливает таким образом относительный лад и покой в семье; однако, в случившемся пожаре гибнет жена; и Василий принимает решение остаться священником, жить с идиотом; однако, когда по слову его труп отпеваемого крестьянина не встаёт, Василий выбегает из церкви, и…

 Очень русское…

Невероятно смешанное: истовость веры, нелепость оной, страшный пожар, чудовищная гибель жены…

 Леонид Андреев был популярнее Бунина и Куприна, и повесть его «Жизнь Василия Фивейского» пламенела дикими розами правды и прозрений.

В чём же прозрения?

В том, что только на Руси могут так верить и так отчаиваться, в крайности впадая, теряя себя…

 Только же на Руси прозвучат «Баргамот и Гараська» - тонко выписанная, взятая из густоты натуры картинка, каких много было раскидано по томам Андреева, выходившим часто-часто…

 Он был ярок и красив.

 Он был обаятелен и умен.

«Иуда Искариот» врывался в действительность кривобоко и рыжеволосо, пламенея необычностью увиденного: словно должен был предать, иначе бы Христос не состоялся: не узнали бы о нём…

…Анатэма, взывающий к силам тьмы, видящий вдруг женщину в окровавленных и разорванных одеждах, ищущую Давида, радующего людей…

 Символика пьесы довольно проста, и сегодня не будет восприниматься ярко: разве, что необычность исполнения роли Михаилом Чеховым – с потрясающим гримом – припомнить.

Хотя пьесы Андреева были популярны не менее прозы; так, вполне бытовая «Анфиса» (нечто ибсеновское слышится, вибрирует на заднем плане) пронизана таким внутренним накалом, что, кажется, искры из разорванных проводов чувств брызнут, полетят в зал…

 Едва ли сегодня кто-то одолеет до конца «Сашку Жегулёва»: скучноватое повествование о благородном разбойнике будет сейчас восприниматься, как нечто, подвешенное в безвоздушном пространстве, ходульное, совсем уж условное…

 Но и рассказы и повести Леонида Андреева живут и трепещут, пламенеют и завораживают: вот «Большой шлем», например: где игра взорвётся смертью; вот «Мысль» - с измученным ею Керженцевым внутри, не могущим решить проблемы, вообще решению не подлежащие.

Андрееву свойственна была попытка прорваться в запредельность, истолковать коренное в жизни, самое главное…

 Может, в большой мере это удалось его сыну: поэту и провидцу, никогда не знавшему отца?

 

2

Роскошь картины: на верхушке колокольни Царь-голод, Смерть и старое Время-Звонарь…

 Пьесы Андреева символичны в достаточной мере: но символика, воспринимавшая тогда всерьёз, сейчас, кажется довольно наивной, как и пьесы, наполненные ею.

 Царь-Голод не может обмануть – как никого не обманывает смерть; однако, создаётся впечатление, что цель писателя была создать нечто отстранённо красивое, с дальними мерцаниями, не имеющее отношения к яви, в которой действительной голод слишком свиреп для любых поэтизаций.

…некто в сером и второй безымянный персонаж, находящиеся на сцене на протяжении всего действия: немудрено: ведь проходит «Жизнь человека».

 Она пройдёт вся, от криков роженицы, в которые вклинивается хихиканье старух, до… возможности встать перед смертью во весь рост, гордо запрокинув седую голову.

 Два полюса определяли театр Андреева – символизм и реальность; тяготение к первому скорее созвучна со временем, со вторым -  талантом.

 Наиболее живой сейчас кажется «Анфиса» - и сила характера, выписанного крупными мазками, и конфликты, завязанные внутри действа, убеждают и сейчас в огромном даре Андреева-драматурга.

 

3

…её глаза видели только проявления человеческой жестокости: в неё бросали камни и палки, свистели ей вслед…

Кусака живёт на улице – и вечно живёт в недрах рассказа Л. Андреева.

…дальше будет ещё хуже: кратковременная ласка людей, к которым привязывается Кусака, и их отъезд, заставляющий выть от безнадёжности…

Много героев-животных проходит по страницам русской прозы; многие их образы не уступают людским: Каштанка, Белый пудель, Муму…

 Долго можно перечислять.

Кусака в этом ряду занимает достойное место – в том числе и из-за показа легкомыслия людей, и словно всплывает на заднем плане из другого писателя: Мы в ответе за тех, кого приручили…

 «Рассказ о семи повешенных» возвышается монументально: старый, тучный, одутловатый министр, осознающий, что ночь могла стать его последний, приходящий к тяжёлым выводам о блаженном незнание своего конца, о смерти вообще.

 Зачем разворачивается повествование о разных жизнях: осуждённых.

 Молодые и сильные умрут: они задержаны с адскими машинами, бомбами и револьверами.

 Другие, содержащиеся в камере, слишком отличны от них: каталог людей, человеческих типов перед общим знаменателем – смертью.

…эстонец Янсон, Таня Ковальчук, казавшаяся матерью заключённым, продолжающим жить…

Тянутся дни; скорее отупение, чем безнадёжность.

Тянутся дни страницами произведения, завораживая, бередя мысль, заставляя вновь и вновь думать о смерти.

Может быть, это была одна из целей Андреева: заставить задуматься о ней?

Хотя загадку её (в отличие от сына) он не способен разгадать…

 Но крутая лепка людей гипнотизирует: как многое в книгах Андреева: символизм и мера сострадания, жёсткое следование наждачной правде жизни, и стилистическое своеобразие…

 

4

…и чёрная бездна поглотила его…

 Финал рассказа «Бездна» вызвал в печати скандал: немудрено – слишком страшно физиологичным казался оный, больно животно был показан человек…

 Андреев выступал в печати с оправданиями, утверждая, что имел в виду призыв строить жизнь, памятуя о своих корнях; но скандал не стихал; Андреев позже написал рассказ «Антибездна», как бы опровергающий предыдущий…

 …но действительно – бездна черна, она слишком связана с физиологией, которой не противостоять, и с изначальной агрессией-жестокостью, заложенной в людях.

Говорят – кто-то может преодолеть…

 Возникает «В тумане» - идейное продолжение бездны.

Нежно влюблённый  молодой человек, внутренне обезображен болезнью, решающийся на убийство проститутки…

 Густо сплетены нити: и человеческое слишком страшно: оно часто страшно в книгах Андреева: но ведь и об этом нужно было писать…

Андреев и писал, вызывая скандалы, будоража читающую публику…

 

5

Крепкая, как соль, простота «Баргамота и Гараськи» - краткого, как формула, рассказа, где каждая фраза даёт характеристику персонажу, уточняя и углубляя общую картину.

 Некогда бушевавшая верх-популярность Леонида Андреева, оправданная словесным мастерством и психологической изощрённостью.

 Увиден ли Христос глазами Иуды? Или внутренним зрением большого писателя?

 Скорее – второй вариант: есть нечто обжигающее в созданном  образе Великого Учителя – точно в одном из звеньев цепочки реинкарнаций Андреев (вернее, тот, кем он был тогда) соприкасался со Христом.

 «Жизнь Василия Фивейского», кипящая ярым пламенем словесной плазмы: страшно, сильно; вещее звучание не сглажено никакими иллюзиями.

 «Сашка Жегулёв», некогда популярный роман, сейчас едва ли читается – уж больно дремучей кажется история про благородного разбойника, да и главный персонаж воспринимается весьма ходульно…

 А вот многое из драматического наследия не тускнеет: блещут алмазной гранью реплики; возникают, входя в реальность, герои; страшный Анатэма вновь возникает грозным предвестьем грядущего…

 Но главное, конечно, рассказы и повести; и в повествование о семи повешенных психологическое портретирование наслаивается на сострадание ко всем малым сим – столь вообще свойственное русской литературе…

 …голос Леонида Андреева, которой не ослабел, какие бы ни лютовали вокруг времена, закручивая чёрные вихри денежного перца и подчиняя всех кондовым законам животного эгоизма.

 

6

От Даниила Андреева не осталось прозы: в понимание традиционном: великолепная «Роза Мира» - не относится ни к какому литературному жанру, возвышаясь особняком: скорее метафизической башней – в мире гуманитарной интеллектуальной мысли.

Единственный роман Даниила Андреева погиб; и, учитывая меру художественности «Розы Мира», можно предположить, что он был бы грандиозен.

…отец не сочинял стихов, хотя, вписанный в определённую эпоху, в её контекст, был пропитан своеобразной поэзией: субстанция символизма ярко окрашивала его прозу.

Она и строилась весьма поэтично: своеобразное двоение рифмы чувствуется в иных, отмеченных символическим восприятием реальности, прозаических построениях отца.

Даниил Андреев был выдающимся поэтом: проводившим свои запредельные идеи – многие из них – именно через поэзию: литую, совершенно огранённую, играющую – смертельно всерьёз – крупными и яркими метафорами и поражающую точностью эпитетов.

Возможно, определённые идеи, заложенные в «Розе Мира», Даниил Андреев уточнял таким образом – через поэтическое делание.

Жалко, что Леонид Андреев не оставил поэтического наследия: оно хорошо бы дополнило прозаическое.

Так, или иначе – сын не знал отца: только, как читатель: но и таковые, странные для обычного человеческого бытования, отношения оказались питательными для литературы.