Литературная критика

Привет, Гленда!

«Уходишь – счастливо, приходишь – привет» Макса Неволошина в Топосе. Сначала рассказ как рассказ, потом – обрыв/перерыв на его обсуждение (сюрпризик, конечно, но берёшь себя в руки и начинаешь-таки следить и за обсуждением), потом продолжение, но уже не той же самой истории, а – похожей. Т.е. какбэ продолжение. О как.

И там же, рядом, рассказ Андрея Бычкова «Гленда». Сложный, но не тем, что сложенный, как неволошинский, а слоистый: слой мыслей, слой ощущений, каких-то флэш-воспоминаний прослоечки, события скорее змеятся, чем строятся, очень всё извилисто и зыбко – и в то же время точно. Как сочетается «зыбь» с точностью – да легко, просто хороший чёткий рисунок этой самой зыби. Мне нравится Бычков, со всей его «замороченностью», со всем, кроме одного. Это одно и у Неволошина смутило и расстроило. А Неволошин... – вот не похвалила, а зря!.. – Неволошин мне тоже симпатичен, он размышляет действием (редкое кстати, редкое и замечательное качество, которого фатально не хватает нашим «прозаекам»)... Но вернёмся к моему расстройству. Расстраивает, что всё здесь (в обоих «здесь», и в «Уходишь...», и в «Гленде») как-то... вокруг-кроватно. «Всё, о чём грущу иль рад, / называется КРОВАТ!» (навеяло...).

Нет, я не спорю, Эрос, в общем-то, достойный ответ Чемберлену (Хроносу). Не спорю, но предпочла бы послушать минусовку – «минус кроват». Даже не минусовку, а другой мотив. Какой? Я не знаю, но вот и хочу узнать! Вот просто интересно, что будет. Почему-то кажется, что Бычков вообще замолчит, а Неволошин добавит «социального», ещё добавит, и – тоже замолчит. Внимание, вопрос. Если минус-кроватный вариант невозможен, так это что, чиста эротика???... )))

Кроме шуток. Понятно, что в каком-то смысле всё есть взаимодействие противоположностей, «иньянство», которое ну никак нельзя не использовать, обойти, тем более в тексте. Слог – уже инь-ян (согласный-гласный и т.д.). Но тут... тут какое-то простецкое, «нижнее» использование. Так и хочется сказать: мущщины, ну опять вы за своё! Опять бессмертное «изменила многожды», вечное «сколько у неё/него мужчин/женщин». Ну, и сколько?

И я понимаю, что тут можно включить иронию, мол, каждый видит свой уровень, кто ж тебе виноват, что ты видишь нижний! Можно. Но не всё же на свете вот так калейдоскопично рассыпается на «ты видишь», «я вижу». Бывает же и просто видно. И вот тут этот «койкоцентризм» – видно. Если текст – письмо богу, то эти два письма от: мущщины Бычкова и мущщины Неволошина. Я не говорю, что это плохо. Тем более я не знаю, как там бог на этот счёт :). Но мне это – мешает. И не кажется таким уж единственно прекрасным вариантом. Особенно для Андрея Бычкова, и талантливого и умного. Особенно для Макса Неволошина, и умного и талантливого.

Как снежок, как ручеёк (о рецензии Надежды Залоцкой)

Даже не знаю, как начать. Под впечатлением...

Есть в литературе (в жизни вряд ли, но кто знает) такое понятие – чистые типы. Злодей – это злодей, он злой и коварный, он не замутнён ничем посторонним. Добрый, соответственно, безгранично добр, и т.д. Так вот что я заметила: что «чисто-типными» бывают не только герои, но и сами тексты.

И говорить о таких текстах тяжело, они ведь, получается, на одну реплику. Ну, скажешь: «Глупо же!», или: «Забавно», или: «О боже...», а больше и сказать нечего, только цитировать.

В итоге у меня проблемка. Я-то как раз люблю такие тексты, мне хочется о них говорить. Они меня не просто смешат, они меня радуют – практически той же радостью, что и «чистые» герои. В них есть какое-то особое обаяние. Может быть, это обаяние завершённости, когда ни дать, ни взять, ни убавить, ни прибавить. Снежная чистота, ручейковая прозрачность...

И вот, смотрю на очередную рецензию Надежды Залоцкой, и – да, да, да. Оно. Незамутнённое... Я это как-то с первой увиденной фразки почувствовала. Рецензирует Надежда современную литературную антологию «Листая свет и тени», и фраза такая: «Моё общее впечатление от прочитанного: содержание книги соответствует оформлению». Уже красиво. А тут ещё и это самое оформление прямо перед глазами: трамвай, человек с длинными ногами, фонарь и ещё один человек (очень маленький и куда-то уходит). Что же это может быть за содержание? (мучительно соображала я...) Оказалось: «В качестве иллюстрации на обложке помещена живописная композиция, напоминающая о тех временах, когда литература писалась душой и была уделом интеллигенции, а не бизнесом книгопроизводителей». Ээ... Живописная? Интеллигенции?? Книгопроизводителей???

А дальше... Дальше всё как я предупредила. И я понимаю, что перебор с цитатами, как и всякий перебор... Но просто прошу мне это разрешить. Просто прошу. Поверьте, там действительно прекрасно всё, выбрать было нелегко, это не сливки, это фрагменты:

...Женщина с жизнелюбивой улыбкой пишет тексты, полные улыбчивого жизнелюбия.

... Красивая девушка из Санкт-Петербурга фантазирует на запредельно красивую тему – остановка сердца на восемь минут.

...Чувствуется: многое из описанного автор пережил лично. Это и есть подлинное писательство.

...Хорошая, сочная, текучая проза.

...Читая рассказы Александра Ларина, вижу образ пожилого холостяка, многое повидавшего и вкусившего в своей жизни.

...Жизнь как она есть, неброская красота сумрачной повседневности.

...Крепкий прозаик пишет о крепко промёрзлой нелёгкой жизни. Если сравнивать с Джеком Лондоном, то у того больше сентиментальности, морализаторства и острой сюжетности на американо-голливудский манер. У Виталия Лозовича всё более сдержанно. В этом больше жизненной правды – суровой мужской правды приполярных русских широт.

Комментировать здесь, конечно, только портить, я даже пытаться не буду, я не в качестве комментария, просто согласиться хочу. Проплюсую, так сказать. По крайней мере, два момента, два утверждения. Первое. Сентиментальному морализатору-остросюжетнику Джеку Лондону и впрямь не хватало жизненной правды. Очень не хватало. И именно суровой мужской правды приполярных русских широт... И второе. Если бы, скажем, Шекли действительно переписывался с червями или занимался любовью с пылесосом, он был бы – как писатель – куда подлиннее. Лично всё переживший подлинный писатель. А так... так у него манера тоже того... американо-голливудская. Да ладно Шекли! Мелочёвка. А Диккенс? Будь он жизнерадостным пухлым Пиквиком, действительно организовавшим клуб, который... В общем, не продолжаю, мысль моя проста и понятна. В конце концов, я же не фантазирую на какую-нибудь запредельно красивую тему – остановка сердца на восемь минут!

Спасибо огромное Надежде Залоцкой. И... я всё думала, сказать это или нет... Решилась, говорю. У меня бронхит начинался, но я так смеялась, что закашлялась, прокашлялась как следует – и всё прошло, всё хорошо, такое, оказывается, бывает. Так что и ещё одно ей спасибо – терапевтическое так сказать, муколитическое. Вот она – сила дара рецензента!

Да. Я же так и не сказала, какого конкретно чистого типа этот замечательный текст. Добрый, там, или злой, или забавный, или... Я думаю, можно назвать его... добрым. Да, да, это удобнее всего. Удобно, вежливо и не противоречит (Надежда так довольна всеми авторами антологии, как, пожалуй, мог бы только сам составитель, да и то, думается мне, не каждый).

Пишите, Надежда. Только настоящий критик понимает: всё, что попало в современную антологию с живописным оформлением, – очень интересно и безумно талантливо. Понимает – и может рассказать.

Поэзия прекрасна. Приморская

Однажды (и давненько уже, больше 10-ти лет назад) я написала статью про местных поэтов. Перечитала её на днях – ух!.. Что «ух»? Забавная. Я совсем её не помнила, только сам факт. Вот, смотрю теперь. Увидела, как впервые... Что сказать? Не перебирая плюсы-минусы (сейчас-то это зачем)...

Было там, в статье, вот что: там был ПРОБОВАЛЬЩИК. Некто, кто попробовал (всю эту ме-естную кухню) – и сказал. Этого не сделаешь ни по какой просьбе, никакими стараниями, эта возможность может случиться – или нет. Просто сама возможность попробовать. Она многими вещами обуславливается, и ситуативно, и бог ещё знает как...

Во-первых – и в-главных – надо быть чужаком.

А я, надо сказать, была идеальным чужаком. И вообще и в частности. Вообще – поскольку мало занималась современикой (на тот момент очень мало, прямо таки подбиралась только, вглядывалась), а в частности, «локально» – поскольку я действительно никого из этих поэтов не знала, не знала даже заочно, интернета было мало, плавать по нему и смотреть кто из ху, возможности совершенно почти не было. В итоге я видела чистые тексты, вне ихних всехних авторских иерархиев и взаимоотношениев, о! :) Такой чужак... ну откуда ему взяться, да? Он не знает, ему всё равно, чего он туда полезет, так, да? А я – полезла, так случилось. Случайно случилось, ну а в чём-то и – может быть всё-таки, je suis fataliste – закономерно... Чем кончилось?

Пробовальщика нужно слушать, затаив дыхание, вот это я знаю точно. Другого во всю жизнь можешь не встретить... Слушать не стали. Не стали, не услышали, вот тем и кончилось. И, ну да, решили ещё, что я полная дура.

Ну, дура так дура, je suis doura, пусть так :). Но тут... Тут ведь важнее что ценнее, правда? :) А... что ценно в пробовальщике?

Ценны его реакции. Его вау, его фи, его ой. Проба – это касание, знакомство. Первое впечатление (самое верное? мм... не знаю, не везде; но где-то, возможно, и самое). Дурак отдёргивает руку от утюга не потому что дурак, а потому что утюг. Дурости это не отменяет, но нас-то интересует не она. А горячесть. Горячесть, о которой никто больше не скажет, все – не скажут, потому что все – ПРИВЫКЛИ. Потому что все – страшно заутюженные не-чужаки, вот я о чём. Больше чем через 10 лет спустя. С любовью, ваша.