Учиться любви у Чехова
Три сестры не увидят Москвы, как архиерей не сможет добиться, чтобы мама, милая старенькая мама воспринимала его просто сыночком, а не архиереем…
Ей потом не будут верить, что сын её был таким.
Грустные сумерки Чехова соответствуют грусти, разлитой в атмосфере жизни, и, перетекая в читательские сердца которое уже поколение, настраивают их на лад сострадания.
Всех жалко – всем умирать, хотя сам Чехов, похоже, относился к смерти стоически.
Он кажется закрытым человеком: раскрываясь в творениях своих, не видел смысла в излишней жизненной открытости.
Ткутся письма его: стилистически выверенные, будто, отработав с определённых лет собственную стилистику, уже не мог писать ниже…
Просто письма, повествующие о жизни, но часто они разворачиваются, как эссе, поражая интенсивностью мысли и энергией чувств.
«Убийство» - не столь знаменитый рассказ, как, скажем, «Дама с собачкой», развернётся реестром тяжести, какую возможно вместить в человеческий состав.
Достоевского Чехов не любил – претил ему этот вихрь, скачкообразность действия; он стремился ту же глубину передавать с изяществом.
Фраза должна быть красива.
Она должна звучать музыкально.
Неважно – комедия ли «Налима», или драмы «Скучной истории» - которая не более скучна, нежели жизнь.
Её Чехов знал насквозь, до прослоек, до изнанки.
Все человеческие типы представлены, все возможные формы занятий известны…
Юристы и священники, мужики и помещики, проститутки и скучающие богачи.
Врачи, студенты.
Рассказ «Студент» Чехов называл своим любимым, и, данный в грустно-светлых тонах, словно светился он изнутри, как волшебная раковина смысла.
Светлая грусть – всюду разлита.
Дама с собачкой, впрочем, уже и без, не поймёт, почему она замужем, а Дмитрий женат, зачем так сделано, для чего им сложно быть вместе.
Всё очень бытово, заурядно.
Всё возвышено и волшебно, бьёт по сознанию, заставляя сострадать.
Сострадая, человек делается чище.
Выше.
Возможно, так…
Чехов хорошо слишком знал человека со сложнейшим его внутренним лабиринтом, чтобы ошибаться, заблуждаться.
Жизнь в тысячу лиц, представленная им, всегда волнует: в пьесах ли разорят «Вишнёвый сад», созидая неизвестное грядущее, или «Чайка» будет убита, да и молодой девушке, мечтавшей о сцене, не прославиться…
Бронза ли из «Скрипки Ротшильда» вспоминает беду свою, бедой, в общем, воспринимая жизнь.
Чехов принимал её: что остаётся?
Едва ли планировал переделать своими шедеврами: тонкими и точными, будто приборы неведомые для создания использовались.
Но он столь богато живописал её, что остаётся учиться у него… любви.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
