Литературная критика

К 150-летию Леонида Андреева (1871 - 1919)

Леонид Николаевич Андреев

          Имя знаменитого в своё время писателя, драматурга, а отчасти и публициста Леонида Андреева сейчас почти что позабыто. Его пьесы, в своё время по уровню театральных постановок превосходившие не только Горького, но даже Чехова, сейчас практически не ставятся, романы, повести и рассказы никто не читает. Почему? Может быть, иссяк интерес к той проблематике, которую этот писатель считал самой важной? Возможно. На фоне борьбы с коронавирусом рассуждения о жизни и смерти могут показаться глупыми, но, тем не менее, они остаются самыми важными  для любого человека во все времена и эпохи.

В кругу литераторов Серебряного века этого писателя имя просияло по своему некоей не очень яркой звездой, которая позже угасла. Леонид Андреев не был большим мыслителем или идеологом, не стремился  к созданию собственных творческих концепций и манифестов. Его в начале пути поддержал Максим Горький, они оба стремились к борьбе против капиталистов в защиту бедных. Но их пути быстро разошлись, и Леонид Андреев пошёл по иному пути, близкому к символистам, иными словами – по пути религиозного обновления, но так и не смог создать собственного  художественного направления или  идеологии, хотя его проза и  его пьесы в своё время были очень популярны и вызывали острейшие споры.

Одной из самых важных на этом пути, двойственном, но крайне своеобразном, несомненно, следует считать его знаменитую повесть «Иуда Искариот», опубликованную в «Сборнике товарищества „Знание“ за 1907 год» (№16). В руководстве этого издательства состоял М. Горький, известный в то время своими взглядами, которые позже получили название «богостроительства». В то время очень остро стоял вопрос о том, является ли тогдашнее  ортодоксальное христианство (в частности, православие), так сказать, истинной религией и более того, истинным «христианством». Возможны ли иные толкования истины, – рядом с Христом или помимо Христа. Эти вопросы весьма занимали тогдашнюю общественность, особенно литераторов, близких к кругам символистов. Прежде всего, следует упомянуть учение о «Третьем Завете» Д.С. Мережковского, не говоря уже о его предшественниках – Владимире Соловьёве и Льве Толстом.

Разумеется, Л. Андреев не мог обойти эту тему. И не то, чтобы не мог, она была для него центральной, самой насущной. Истинно  ли историческое  христианство? Был ли Христос Богом? Кем был Иуда? Это были не абстрактные вопросы для того времени. Только что в русском переводе вышли книги Давида Штрауса  и Эрнеста Ренана, посвящённые тщательному исследованию евангельских текстов. Эти авторы, ссылаясь на исторические свидетельства, рассматривали жизнь Иисуса Христа как реально существовавшего человека, а не Бога, тем самым  частично повторяя существовавшую ещё с IV века ересь арианства.

В этом контексте проблема так называемого «предательства» Иуды приобретала особый смысл. Следует вспомнить, что говорит о предательстве Иуды Св. Писание. Вот очевидные свидетельства из  Евангелий: от Луки 22:47: «Когда Он ещё говорил это, появился народ, а впереди его шёл один из двенадцати, называемый Иуда, и он подошел к Иисусу, чтобы поцеловать Его. Ибо он такой им дал знак: Кого я поцелую, Тот и есть.  Иисус же сказал ему: Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого?». Евангелие от Матфея 37: 3-6: «Когда Иуда, предавший Иисуса, увидел, что Его осудили, то раскаялся и возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, сказав: «Согрешил я, предав кровь невинную». Но они сказали: «Что нам до этого? Это твоя забота!» Тогда он бросил серебряные монеты в храме, пошёл и повесился. Первосвященники же подобрали монеты и сказали: «Не по закону это класть их в храмовую копилку, ибо это цена крови». Но уже из этого как бы следует, что Иуда в Христа как Бога всеведущего не верил.

Теперь зададимся вопросом, – вместе с Леонидом Андреевым, – кого, собственно, и как мог ПРЕДАТЬ Иуда Искариот? Бога предать невозможно, он всеведущ, всезнающ, иначе он не был бы Богом. Предать в обычном смысле слова можно только человека или какие-то убеждения. И в том, и в другом случае речь вовсе не идёт о богоотступничестве. Это ключевая тема повести «Иуда Искариот». Следует ещё раз заметить, что ни о каком «предательстве» богочеловека и Иисуса Христа не может быть и речи, и даже мысль об этом кощунственна,  потому что тем самым величие и всемогущество образа Божия несказанно умаляется.

Тогда что же? Неужели нужно пересмотреть всю евангельскую концепцию рождения и смерти Богочеловека, представив его в духе арианской ереси простым человеком, хотя бы и праведником и пророком, которого всё-таки можно «предать»? Вчитываясь в писания Ветхого завета, отметим, что мученическую смерть приняли и другие великие пророки, в числе которых, скажем,   Исайя, Иезекииль. В этом не сомневаются даже крупнейшие теологи. С этой точки зрения в смерти Иисуса не было ничего сверхъестественного: погиб очередной еврейский пророк в ряду других еврейских пророков, да ещё не самой мучительной смертью, как бы это не звучало цинично. Исайю распилили пополам в дереве, куда он спрятался, а Иезекииля разорвали на части лошадьми.

Но если Иуда предал  всего лишь пророка, и не то чтобы предал, а лишь доложил римским солдатам, где находится разыскиваемый ими Христос, поскольку иудейские первосвященники Каиафа и Анна прямо не решались сообщить Понтию Пилату о якобы существующем враге императора и римского народа, им нужен был провокатор, тем паче из числа ближайших учеников Христа, то есть из апостолов.

Сделаем небольшое отступление. Ещё в 1906 году Л. Андреев написал рассказ «Елеазар» (древнееврейское произношение имени Лазарь), посвящённый судьбе Лазаря после его воскрешения. Рассказ этот необычайно интересен не как художественное произведение, а как некое мистическое видение самого автора. Окружавшие воскресшего на четвёртый день после смерти Елеазара-Лазаря постоянно интересуются у него: «Отчего ты не расскажешь нам, Елеазар, что было там? Но он не рассказывал». Л. Андреев предлагает свою версию: «Ибо та великая пустота, что объемлет мироздание, не наполнялась видимым, ни солнцем, ни луною, ни звёздами, а царила безбрежно, всюду проникая, всё отъединяя: тело от тела, частицы от частиц».  И на кого бы ни посмотрел воскресший Лазарь из потустороннего мира, тот терял всякое понимание смысла жизни. Такова была цена пребывания на том свете даже в течение трёх дней.

Если воскресение Лазаря, который по евангельскому сказанию – Ин. 11, 39 « Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе ) – является иносказательным намёком на  будущую смерть и воскресение  Христа,  то  современный читатель вместе с Леонидом Андреевым может задать вопрос: где находились Лазарь и Христос  в течение трёх дней  после своей смерти? Годится ли ответ Л. Андреева из рассказа «Елеазар» о всепроникающей пустоте и в наши дни? Любопытно отметить, что одна из самых  таинственных пьес писателя «Реквием» (1917 г.) открывается загадочным подзаголовком: «Всё это происходит в пустоте». Видимо, понятие пустоты в каком-то широком космическом смысле было необычайно важно для писателя. А может быть, оно пронизывало и загадочную душу Иуды Искариота?

Вновь вернёмся к образу Иуды Искариота. Действительно ли он провокатор, подкупленный иудейскими священниками с целью погубить пророка –конкурента – Иисуса Христа? Или его миссия состояла в чём-то другом? Леонид Андреев награждает Иуду Искариота крайне неприглядными чертами: будто бы он «сам крадёт искусно и видом своим безобразнее всех жителей в Иудее», «всюду он лжёт, кривляется, зорко высматривает что-то своим воровским глазом; и вдруг уходит внезапно, оставляя по себе неприятности и ссору – любопытный, лукавый и злой, как одноглазый бес». «Иисуса Христа много раз предупреждали, что Иуда из Кариота – человек очень дурной славы, и его нужно остерегаться». Дальше описывается его неприятная внешность, он будто бы походил на «осьминога с огромными, неподвижными, тускло-жадными глазами».

Казалось бы, что в таком отвратительном человеке мог найти Иисус Христос? Тем более это удивительно, что дальше другие апостолы описываются самым противоположным образом: смелый и могучий Пётр, готовый положить свою жизнь за Учителя, Иоанн – «красивый, чистый. Не имеющий ни одного пятна на снежно белой совести».  И вот среди них Иуда –  урод физический и нравственный. Как он оказался среди апостолов, самых близких Христу людей? На этот вопрос в повести никакого внятного ответа не дано. А мы попробуем его дать. Всмотримся в знаменитую фреску Леонардо да Винчи «Тайная вечеря».

Под номером 5 Иуда, он в мешочке держит свои 30 серебренников. Именно он предал своего учителя, которого потом казнили. Самый первый Варфоломей (1), под номером 2 Иаков, а третьим сидит Андрей прозванный первозванный (его брат апостол Пётр). Под номерами 4 и 6 - Пётр и Иоанн Богослов. Они разговаривают. Под номером 7 тоже Иаков Зеведеев. Под номером 8 - Фома (апостол), которого еще прозвали неверующий. Под номером 9 - Филипп (апостол). Под номером 10 видим Левия Матфея. Под 11 номером тоже Иуда, но Фаддей. Не путать его с Иудой предателем. Под 12 номером видим Симона.

Иуда (№5) у Леонардо вовсе не выглядит ни похожим на осьминога, ни уродом с остекленевшим глазом, как у Л. Андреева, но художник намеренно и явно придаёт ему семитические черты, подчёркивая ещё одну важную евангельскую мысль. Как известно, в момент осуждения Иисуса толпа евреев «голосовала» за распятие Христа (Матф.27:25): «кровь Его на нас и на детях наших». По логике Евангелия с учётом самого имени – Иуда, мы видим, что Христа предало само иудейство в его как физическом, так и в религиозном смысле.

Но вновь и вновь возникает вопрос – можно ли предать Бога? Ответ: конечно же, нельзя, а значит,  господь сам выбрал и определил, кому быть предателем, так как без этого «предательства» смертная и бессмертная миссии Христа не могли бы осуществиться.  Л. Андреев завершает свою повесть размышлениями и признаниями Иуды о том, что тот, дескать, по-настоящему любил Учителя, который якобы любил его, выполняя свою сверхзадачу, больше всех остальных учеников.

Во время последней беседы Иуды с апостолами после казни Иисуса он восклицает:

«Трусливые предатели перед вами. Где Иисус? Я вас спрашиваю: где Иисус?

Было что-то властное в хриплом голосе Искариота, и покорно ответил Фома:

–  Ты же сам знаешь, Иуда, что Учителя нашего вчера вечером распяли.

–  Как же вы позволили это? Где же была ваша любовь?   Ты, любимый ученик, ты – камень, где были вы, когда на дереве распинали вашего друга?

– Что же могли мы сделать, посуди сам, – развёл руками Фома.

– Ты это спрашиваешь, Фома? Так, так! – склонил голову набок Иуда из Кариота. И вдруг гневно обрушился:

– Кто любит, тот не спрашивает, что делать! Он идёт и делает всё».

Каков же итог? Видимо, его следует искать в словах, приписанных апостолу Иоанну: « Молчи! – крикнул Иоанн, поднимаясь. – Он сам хотел этой жертвы. И жертва его прекрасна!». Таким образом, нам раскрывается действительная роль Иуды. Он выполнил тайную волю Христа, а потому и мог быть одним из его Возлюбленных. Судя по всему,  Л. Андреев именно в этом видел глубочайшую религиозно-философскую миссию в образе Иуды. Такое её понимание наложило важнейшую печать на всё его творчество.

Леонид Андреев был не одинок в своих религиозно-философских раздумьях. Даже не касаясь учения о новом религиозном сознании Д.С. и З.Н. Мережковских, приведём забытое стихотворение малоизвестного ныне поэта-символиста Серебряного века Александра Рославлёва (1883 - 1920)  «Иуде».

Иуде

Из глубины померкнувших столетий
Явил ты мне, непонятый мой брать,
Твой жгучий терн в его победном свете.

Пусть гнусы о предательстве кричат!
Их мысли тупы, на сердцах их плесень,
Постичь ли им твой царственный закат.

Ты - свет певцам для вдохновенных песен,
Ты, как на башне, - выше облаков,
Откуда город меж просторов - тесен.

Проклятый город, медлище рабов,
Где скорбно - бледный, нищий их учитель
Бросает зерна рабских, нищих слов.

И с башни в город сходишь ты, как мститель,
За их права, несешь ковчег борьбы,
Чтоб дать им мощь и пирную обитель.

Вот распят Он, но лик его судьбы
Не возбудил кровавой жажды мщенья.
Рабы стоят и смотрят, как рабы.

Ты проклял их. Преодолев сомненья,
Прозрел в веках достойнейших тебя,
И смерть твоя - святое утвержденье,
Что ты спасал, страдая и любя.

Этим как бы подтверждается, если не всё вышесказанное, то очень многое. Но в размышлениях Л. Андреева есть ряд несообразностей. Их можно списать на слабую подготовку писателя в области религиозно-философского мышления или считать их сознательными, отчасти даже провокативными действиями. Тут следует упомянуть, что при написании повести Л. Андреев постоянно советовался с М. Горьким, у которого он в то время жил на Капри, и тот часто давал ему советы об исправлении неточностей, а также предоставлял нужную литературу. Богоборец и богостроитель Максим Горький, с одной стороны,  и таинственный мистик Леонид Андреев неожиданно сходятся в одном –  странном понимании образа Иуды Искариота.

При чтении этой повести на первой же странице удивляет такое странное утверждение: «Детей у него (Иуды из Кариота – Г.М.) не было, и это ещё раз говорило, что Иуда   –  дурной человек и не хочет бог потомства от Иуды». Любой человек, даже не христианин, а, скажем, иудей или мусульманин  может сразу задать вопрос: а были ли дети у апостолов. У некоторых апостолов дети были, а у некоторых, более молодых и неженатого Иуды из Кариота детей не было. Означает ли это, что апостолы без детей также были прокляты Богом? К тому же – самое важное свидетельство, что сам Иисус Христос детей не имел, что совершенно определённо признаёт сама Святая Церковь. Значит ли это, что Л. Андреев сознательно стал еретиком,  в чём-то сравнивая Христа с Иудой Искариотом? Или речь идёт о чём-то более тонком, более глубоком, что писатель, возможно, таил в подсознании?   Наша эпоха, в чём-то – в идейном раздрае, в пресловутой «полифонии» взглядов – повторяет эпоху Серебряного века, уступая ей, разве что в идейной масштабности.  А религиозно нравственные искания остаются. Может быть, в них и суть русского мышления. Леонид Андреев  из тех писателей и мыслителей, которые поставили перед нами глубочайшие и сложнейшие вопросы. Нам их решать.

Санкт-Петербург                                     Январь 2021 года