Онтологические прогулки

   Метафизика Крыма, и особенно его Южного берега очевидна, и так глубока, что ее признает каждый, кто хотя бы раз побывал в этих краях. Причем не просто признает, но и чувствует кожей, всем своим подсознанием, все эти бездны эпох, событий, личностей, войн, империй и тысячелетий, оставивших свой неизгладимый след на этой земле. Здесь незримо в воздухе повисает Вечность, и отмахнуться от нее не может никто. Она везде: и в шорохе травы, и в плеске волны, и в развалинах древних крепостей и храмов, и в глазах людей, живущих среди этой неизбывной Вечности, и связанных с ней уже навсегда. Потому что нельзя хотя бы на время приехать сюда, и уж тем более поселиться здесь надолго, чтобы не стать частью Вечности.  Которая исподтишка отравит ваше тело и душу, и сделает существом, живущим по ту сторону Добра и Зла, и глядящим на весь остальной мир через некое волшебное стекло, через некую призму, отделяющею бытие от небытия, и повседневность от безвременья. Вечности, которая давно уже пресытилась и людьми, и их судьбами, и любыми, большими или малыми историческими событиями.

   Если перейти от субъективных ощущений к внимательному изучению Южного берега Крыма, можно с удивлением обнаружить, что это место встречи трех самых великих, самых блистательных и самых безжалостных цивилизаций в истории человечества. Первого Рима, Второго Рима, и Третьего Рима. То есть Римской империи, Византийской империи и Российской империи. Если наложить все эти три империи друг на друга, то получается, что они встретились только здесь, на этой узкой полоске земли, и больше нигде. Великие империи, стремительно расширяя свои пределы, засасывая в себя бесчисленное количество стран, царств, религий и судеб, непрерывно увеличиваясь в размерах, докатывались именно до Южного берега Крыма, а потом, словно бы обессилев, словно бы испугавшись чего-то, поворачивали назад, возвращаясь к своим первоначальным границам. Южный берег был для них некоей последней точкой на земле, неким последним пределом, дальше которого идти вообще невозможно. Эта узкая полоска земли оказалась мистическим и загадочным местом, - единственным на всем земном шаре! – дальше которого двигаться было уже невозможно. Даже для великих империй, имеющих самые великие, самые немыслимые возможности и ресурсы, которые только существовали в истории человечества. Южный берег Крыма словно бы оканчивался некоей бездной, неким провалом к центру земли, в который, достигнув его, падали страны, цивилизации и народы, и, испугавшись и ужаснувшись этого провала, в ужасе поворачивали назад. Даже три великих Рима, правившие каждый на земле ровно тысячу лет (тоже мистическое, и, несомненно, не случайное число!), испугались этой страшной воронки, и, встретившись возле нее (эта встреча, разумеется, не всегда совпадала во времени, но совпадала в пространстве), откатывались к своим изначальным материнским местам.

Южный берег Крыма. Фото Михаила Архипова.

   Загадочное, таинственное, мистическое место! Место, где время действительно остановилось, где властвует безвременье, где все уже было, все уже свершилось, все уже произошло, и ничего нового свершиться и произойти уже просто не может.

   В нем, в безвременье, в остановившемся, закончившемся, изжитом времени, и заключен главный метафизический смысл Южного берега Крыма. Это незримый, но вполне реальный водоворот, вполне реальная воронка, вполне реальная пропасть, ведущая из царства времени, в царство безвременья, то есть в царство смерти. Метафизически ЮБК – это вход в Аид, в ад, в подземное царство мертвых. Ибо там, где время еще существует, то есть на всей остальной части земли, властвует царство жизни, а там, где время закончилось, начинается царство смерти. Кстати, древние греки, хорошо чувствующие метафизику окружающих их стран и явлений, помещали Аид именно здесь, на Южном берегу Крыма. И то же самое делал Максимилиан Волошин, утверждавший вслед за греками, что вход в Аид находится именно здесь.

   У того, кто долго живет в этих краях, и привык наблюдать за жизнью и смертью людей и природы, ощущение безвременья, ощущение конца возникает постоянно. Человек вдруг понимает, что он словно бы находится по ту сторону добра и зла, ибо добро и зло в мире уже свершились, принеся на землю гекатомбы как добрых, так и злых дел и событий. А здесь, в краю древних, полуобвалившихся гор, в местности, где необыкновенно быстро исчезают все древние постройки, а новые, только что возведенные, сразу же ржавеют, покрываются трещинами, и рассыпаются, словно песочные города, властвует закон распада, тления и абсолютного безмолвия, граничащего с безразличием. Кстати, это великолепно подтверждает идею Канта о том, что время – это всего лишь наша иллюзия, что оно нужно лишь для упорядочивания происходящих вокруг нас событий. Там, где уже все свершилось, где ничего значительного произойти уже не может, не нужно и время. Оно здесь ни к чему. В месте, где начинается провал к центру земли, где начинается спуск в бездну ада, время заканчивается, и начинается вечность.

   Зов незримой бездны, расположенной в этих местах, зов Аида, засасывающего в свою пасть цивилизации, народы, а также тела и души отдельных людей, вполне осязаемый и вещественный. В метафизическом смысле кратковременный приезд сюда летом миллионных толп отдыхающих, и их стремительное возвращение назад, похожее на паническое бегство, объясняется именно зовом бездны, зовом ада, зовом смерти, давно облюбовавших эти якобы благословенные места. Стремление во что бы то ни стало отдохнуть в Крыму, возвращение сюда год за годом снова и снова в метафизическом смысле есть стремление к смерти. А возвращение отсюда назад есть ужас перед страшной воронкой ада, есть зов жизни, призывающей человека опомниться, остановиться, и вернуться к свету, солнцу и счастью. Вернуться назад к живым. А миллионные толпы людей, устремляющихся сюда каждый год, а потом в ужасе откатывающихся назад, есть лишь повторение движения сюда миллионных толп трех великих цивилизаций (и не только их), когда-то устремлявшихся в эти места, а потом в ужасе их покидавших.

   Блеск солнца в водах Черного моря, ласковые пляжи (их, кстати, уже нет), нега и покой летнего отдыха в метафизическом смысле всего лишь уловки ада. Это блеск сатаны, блеск дьявольски красивого Повелителя Мух, абсолютно прекрасного Вельзевула, заманивающего людей в свои сладкие сети смерти. Любой, приехавший сюда отдыхать, а тем более жить, заранее обречен, на нем уже поставлено незримое клеймо смерти. И он раньше срока так или иначе сойдет в могилу. А завлечение людей в Крым на отдых есть сознательное подталкивание их к могиле. Те же местные города и люди, которые это делают, сознательно, или бессознательно прислуживают погубителю рода человеческого. Об этом, кстати, рассказывает целый цикл новейших крымских легенд, хорошо подтверждающих все выше изложенное. Таких, как «Долина дьявола», « Алуштинский дьявольский круг», «Откуда Черное море получило свое название?», «Низвержение в Аид», «Вечный Фаллос», и других (все есть в Интернете).

   Изжитость времени, исчезновение времени в районе Южного берега Крыма произошло вследствии слишком большой концентрации на маленькой полоске земли бесчисленных цивилизаций, царств, греческих городов – полисов, республик разных народов, вроде итальянского Капитанства Готия (какое изумительное по красоте название!), княжеств, вроде Княжества Феодора, а также всевозможных новейших государственных образований.  В результате чего лимит времени, отпущенный, очевидно, Небесами каждому участку земли, здесь оказался исчерпанным. Ничего нового здесь произойти уже просто не может. Здесь все  у ж е   б ы л о.  Тем не менее, жизнь в условиях исчезнувшего времени на Южном берегу продолжается, люди здесь любят, рождаются и умирают, но это существование призрачное, зачастую лишенное смысла, и сплошь и рядом освещенное страшными отблесками незримой адской пропасти, которая здесь расположена. Нынешние южнобережные города живут своей особой, ни на что непохожей жизнью, они только формально принадлежат Украине, а на самом деле это дурная копия существовавших здесь некогда не то греческих городов – полисов, не то удельных княжеств. Зачастую с очень жестокими режимами фашистского или советского типа, и с многочисленными отвратительными язвами, вызванными проклятостью этих внешне благословенных мест. По – существу, нынешние южнобережные города – это города содомские, родные братья и сестры библейских Содома и Гоморры, которые, безусловно, в итоге закончат точно так же, как и они. И если в Палестине существовало некогда содомское Пятиградие, то можно смело утверждать о существовании на нынешнем Южном берегу Крыма содомского Семиградия. Метафизическая адская воронка, провал к центру земли, засасывающий в себя народы, страны и цивилизации, сделала эти города отвратительной пародией на остальные населенные пункты земли. Жизнь здесь большую часть года призрачна, и еле теплится в ожидании заветного летнего сезона. С наступлением же летнего сезона здесь начинается разгул бесовщины, начинается отвратительная летняя лихорадка, летняя эйфория вседозволенности, разврата, лакейства, чванства приезжих и раболепия местных, оканчивающаяся развенчанными иллюзиями слишком быстро наступившей осени. Нигде в мире нет таких продажных чиновников, как здесь, ибо на краю пропасти хочется продать все и вся, даже могилу собственной матери. Нигде нет таких страшных, тщательно спрятанных преступлений, которые, тем не менее, на краю адской бездны видны совершенно отчетливо. Нигде нет таких мерзких черных старух, подлинного бича этих и без того проклятых мест, которые на самом деле являются адскими фуриями, вылезшими из бездны, и о которых повествуют новейшие крымские легенды. Такие, например, как «Город Старух» . Нигде нет таких толп люмпенов и деклассированных элементов, готовых на любое преступление, вплоть до нового Октябрьского переворота, которые в свете адских отблесков метафизической бездны предстают в своем истинном облике – облике вечных бесов.

   Страшная метафизика Южного берега Крыма, огромная страшная бездна, незримо существующая здесь, бросает свои бледные лучи смерти на все местные города. Города эти обречены, и вопрос их неизбежной гибели – это всего лишь вопрос времени. Об этом, кстати, непрерывно твердят многочисленные новые юродивые и блаженные, проповедующие на папертях местных храмов, которых испуганная местная власть старательно изгоняет отсюда, наивно надеясь продлить эти свою агонию. Слово агония очень подходит для того, чтобы описать нынешнее состояние Южного берега Крыма, но подлинным словом, описывающим метафизику этих благословенных мест, является слово смерть.

   Великолепно метафизика Южного берега представлена в небесных явлениях, на которые, разумеется, здесь никто не обращает внимания. В ненастные ветреные дни, к примеру, над вершиной Чатыр-Дага появляются сотни сотканных из облаков адских существ, разыгрываются целые сражения, представляются невероятные картины, в малейших деталях повторяющие творения Босха и Брейгеля. Причем прописанность деталей на небесных полотнах столь велика, изображение адских сцен и адских мук, лица прекрасных ведьм, всевозможных духов и демонов смерти, огромных рыб, крабов, пиявок, чертей, и прочее, столь точны, что ничего, кроме священного ужаса, вызвать не могут. Это все равно, как если бы открытым текстом на местных небесах написали: «Люди, бегите отсюда, или готовьтесь к смерти!» Но некогда местным людям смотреть на небеса, они заняты другими делами. На небеса обычно смотрят те, кто не увяз в местной адской трясине. Вроде Александра Пушкина, великолепно почувствовавшего всю страшную метафизическую глубину этих мест. Счастье гения, что он не остался здесь надолго! Впрочем, возможно, что его ранняя смерть вызвана именно тем, что незримые отблески адского пламени, непрерывно бушующего в этих местах, все же упали на его чело, и опалили поэта навсегда. Максимилиан Волошин писал, что Пушкин сослужил плохую службу этим брегам, назвав их благословенными, и тем самым привлек к ним излишнее внимание, вылившееся в так называемый крымский отдых, нарушивший суровое безмолвие и очарование этих мест. Попытаемся реабилитировать Пушкина, ибо поэт обратил свой взгляд всего лишь на ту часть адской метафизики Крыма, которая вызывала в его душе благородные и возвышенные чувства. Большинство же других Южный Крым привлекает именно своей бесовской стороной, и здесь поэт совершенно ни при чем. Вообще же писатели и поэты очаровываются Крымом лишь проездом, так, как Мицкевич, Пушкин, Маяковский, Горький, Шмелев (прожил тут недолго), и другие. Те, кто остается здесь навсегда, гибнет, и лишается своего литературного дара, если хотя бы на время не уезжает отсюда. Незримая метафизическая бездна не прощает постоянного присутствия рядом с собой. Обо всем только что сказанном хорошо говорят новейшие крымские легенды «Химеры Чатыр-Дага», «Легенда о Птице Чу», «Легенда об Орлиной Горе», «Город Зверей» (все есть в Интернете).

   Здесь, на Южном берегу Крыма, все сочится кровью. Нигде на земле, или почти нигде, на единицу площади не было столько убийств, как здесь. Начиная с ритуальных убийств тавров во имя богини Девы, до жертв бесчисленных войн, грабежей и вторжений, а также расстрела большевиками из пулеметов ста тысяч белых офицеров, кровь которых до сих пор не до конца впиталась в песок крымских пляжей. Впрочем, никакая кровь до конца в принципе не может  в них впитаться. Весь так называемый современный летний отдых – это торжество адской идеи, это апофеоз адской бездны, на краю которой беспечно, среди гекатомб трупов, расположились курортники. Об этом говорят новейшие легенды: «Легенда о Лысой Горе», «Возвращение Ифигении» и «Легенда о Последнем Партизане» (есть в Интернете).

   Метафизика Южного берега Крыма никогда не была особой загадкой для проницательных народов и отдельных людей. Она опирается на уникальное сочетание времени, географии и истории, когда груз этих трех факторов оказался настолько тяжел, что образовал незримую воронку, незримый водоворот в чреве земли. Называемый  в одних случаях Аидом, в других адом, в третьих прекрасными и благословенными брегами Тавриды. Дальше которых уже ничего нет, ибо здесь начинаются и кончаются все дороги, ибо это есть последний предел, последняя точка на земле, дальше которой двигаться уже невозможно. Этот последний предел засасывает в себя цивилизации, народы и страны, которые здесь начинаются и здесь заканчиваются. Как началась здесь с крещения в Херсонесе Киевская Русь, и закончилась через 1000 лет здесь же, в Форосе, пленением Горбачева и распадом Советского Союза. Вблизи адской бездны искажается, деформируется, сходит с ума, и вообще исчезает время, подтверждая этим мысль Канта, что оно  зависит от окружающих, в том числе исторических, событий. Которые таким образом просто упорядочиваются, и не существуют сами по себе. Метафизика Южного берега Крыма насквозь эсхатологична, она говорит о конце времен, и о конце мира вообще. Возможно, второе такое место на земле, теоретически более страшное, чем это, существует лишь у подножия горы Кармил, и называется  Армагеддоном. Где, по словам Апокалипсиса, свершится последняя битва в истории человечества между силами добра и зла. После чего наступит Конец Света. Если бы не было горы Кармилл и Армагеддона, такая битва, несомненно, началась бы здесь, на Южном Берегу Крыма. Впрочем, если Россия вздумает напасть на Украину и отнять у нее Крым, а западные державы решат этому помешать, то Армагеддон будет именно здесь. Атомный Армагеддон, после которого никаких битв больше не будет. Как и говорит нам Откровение Святого Иоанна Богослова. Которое тоже насквозь метафизично, и описывает то, что не видно глазами, но что обязательно будет, хотим мы этого, или нет. Точно так же и метафизика Южного берега Крыма, абсолютно невидимая глупцам и невеждам, существует независимо от их суждений, и заставляет считаться с собой, ибо не считаться с ней невозможно.