Онтологические прогулки

1. Уточнял я тут кое-что в атомистической теории Демокрита -  с тем, чтобы четче отделить материалистическое мировоззрение от идеалистического, в частности разобраться в вопросе о том, почему Демокрит называл атомы «идеями» - очевидно ведь, что это совсем не платоновские идеи. Однако, вместо констатации очевидности, на какое-то мгновение я поддался аргументам сторонников сближения философии Демокрита и Платона, и почти согласился с тем, что атомы идеальны именно в платоновском толковании. Более того, Демокрит вроде как утверждал, что опытный путь познания – и не познание вовсе, а лишь вводящая в заблуждение видимость познания. Довольно странно для натурфилософа. Надо разобраться. При этом разбираться я буду таким образом, что может возникнуть иллюзия, будто перед вами – прожженный материалист, хотя это и совсем не так. Просто материализм здесь будет отделяться от идеализма с материалистических позиций; а разбор этого же вопроса с позиций идеалистических я оставляю до следующего раза. Но пора уже приступить к разбору.

2. Читаем у Лосева:

«Между прочим, Демокрит называет атомы идеями, так что еще большой вопрос, кто впервые употребил этот философский термин, Платон или Демокрит. «Идея» по-гречески значит «то, что видно». И эти глазу совершенно невидимые идеи являются вполне видимыми, но в умственном смысле слова, как думает Демокрит, и совершенно недоступны чувственному человеческому ощущению. Это в полном смысле слова — умопостигаемые идеи»[1].

Слушаем самого Демокрита (цитируемого Секстом Эмпириком):  

«В "Правилах" он говорит о двух видах знания, об одном при помощи чувственных восприятий и о другом при помощи рассуждения. Из них знание при помощи рассуждения он называет подлинным, приписывая ему достоверность для суждения об истине, а знание при помощи чувственных восприятий он именует "темным", лишая его постоянства в отношении распознавания истинного»[2].

(Можно привести и более сильную демокритовскую формулировку: «Ощущения ложны» (в свидетельстве Аэция[3])).

3. Тут уж чисто платоновский способ мышления! Или у Платона – чисто демокритовский. Платона мы, слава небу, можем читать непосредственно, а не во фрагментах или в чьем-то изложении (труды Демокрита, увы, до нас не дошли), вот и обратимся, например, к «Государству»:

«Когда же кто-нибудь делает попытку рассуждать, он, минуя ощущения, посредством одного лишь разума устремляется к сущности любого предмета и не отступает, пока при помощи самого мышления не постигнет сущности блага. Так он оказывается на самой вершине умопостигаемого, подобно тому как другой взошел на вершину зримого»[4].

Выходит, Платон и Демокрит – почти близнецы-братья; оба - пренебрегающие опытом идеалисты. Но нет, не выходит. Никак не выходит.  И когда Лосев говорит «атомы в полном смысле слова — умопостигаемые идеи», то это явная ошибка.  Например, атомы Демокрита совершенно точно обладают плотностью и, скорее всего, обладают и весом, а это уж никак несовместимо с представлением об их чистой идеальности. Но ведь все же атомы Демокрита  чувственно невоспринимаемы? Да, невоспринимаемы, но не потому, что они находятся вне восприятия, а потому что органам восприятия, то есть единственным орудиям восприятия того времени, до них было не добраться.  Демокрит считал атомы невидимыми просто в силу невозможности увидеть их глазами - в силу их малости (как говорит Аристотель «они невидимы вследствие малости своих объемов»[5]).

4. Конечно, тут припомнят свидетельство Аэция о том, что атомы, по Демокриту, могут быть и размером с наш мир[6] и вообще то, что, по Демокриту, бесконечное множество миров состоит из атомов всевозможных размеров, но логично предположить, что любое вещество в любом мире состоит из атомов как мельчайших частиц, и потенциальный наблюдатель в любом потенциальном мире не мог бы их разглядеть именно в силу их малости. Однако, свидетельства в пользу того, что Демокрит полагал, что могут существовать атомы больших размеров очень важно, и мы к нему еще вернемся.

5. Итак, атомы невидимы не потому, что находятся вне восприятия, но потому, что чрезвычайно малы для восприятия глазами, а это совсем другое дело. И Демокрита очень сложно упрекать за постулирование невидимости атомов (порождающее подозрение в философском идеализме) – учитывая, с какими проблемами пришлось столкнуться уже оснащенным весьма серьезной техникой ученым, чтобы все-таки атомы разглядеть (или, может, точнее – хоть как-то визуализировать). Даже сильнейшие микроскопы, и те не позволяли их увидеть. А у Демокрита не было никакой техники – у него были лишь глаза и ум. Глазами он разглядеть атомы никак не мог, но его ум ясно указывал ему на их существование. Но атомы - это все же, как бы ее и назвать, умопостигаемая вещественность, что несовместимо с идеями Платона, чуждыми всякой вещественности.

6. При этом, конечно, здесь неизбежно возникает путаница – поскольку по Демокриту одновременно получается, что явленное – ложно, и что истина – в явленном.   Реально тела состоят из атомов, но мы их не видим, поэтому тело, как мы его видим – это ложное тело, то есть не такое, какое оно есть на самом деле. Но ведь именно реальные (истинные) атомы составляют эти ложные тела! Эта путаница, повторюсь, неизбежна – при сущностном разделении знания на ложь, как на то, что мы видим (явление), и на истину, как на то, что мы можем в явленном умопостичь (как будто бы оно уже не принадлежит к миру явлений). Но именно из-за этого разделения Демокрит еще и не мог называться ученым, но оставался натурфилософом. Ученый идет от чувственно воспринимаемого к интеллектуально постижимому (отталкиваясь от данных восприятия как от материала для построения теории); Демокрит же все еще полагает чувственно воспринимаемое и интеллектуально постижимое в чувственно-воспринимаемом как бы существующими по отдельности (как ложь и истину, а не как предпосылки познания и само познание). Отсюда и возникает иллюзия его идеализма. Эта иллюзия может рассеяться лишь если поместить атомы строго в мир явлений – но это значит как-то да разглядеть их, а Демокрит об этом не мог и мечтать. Отсюда он и создал логически недопустимую категорию познания – то, что физически существует, не будучи физически явленным (то, что проявляет себя, не относясь к миру явлений) или умопостигаемую вещественность. Но не может быть невещественной вещественности, а умопостигаемая вещественность - это именно что невещественная вещественность.

7. Представим себе сейф, в котором хранится слиток золота, причем, с одной стороны, мы знаем, что он там хранится (у нас есть очень надежные свидетельства этого), а с другой – у нас нет никакой возможности открыть этот сейф (и нет никаких технологий, позволяющих заглянуть внутрь сейфа, не открывая его). Что же получится? А получится то, что слиток золота находится вне возможности его воспринять, при том, что принципиально он воспринимаем. Этот слиток не становится невещественным из-за того, что его никак и не увидеть, и не потрогать. Вот и атомы Демокрита, невоспринимаемые вследствие их малости, не могут считаться принципиально невоспринимаемыми – хотя воспринять их и нельзя.  

8. Для более точного понимания следует отграничить мир явлений (данное в восприятии) от мира идей (нечто чисто умопостигаемое), а мир явлений разделить на явленное явно и неявно. Явно явленное – это то, что мы можем ясно воспринять. Неявно явленное – то, что достаточно ясно себя проявляет, но при этом явно не является. Ключевым при этом разделении должно быть понимание того, что неявно явленное, тем не менее, относится строго к миру явлений, и проблемы с его явным восприятием относятся строго к области восприятия, а не улетучиваются в принципиально невоспринимаемую область (как идеи Платона). Отсюда неявно явленное во избежание идеалистических толкований можно еще назвать принципиально явленным.  Опять-таки следует понимать, что все неявно, но принципиально явленное в тенденции должно быть переведено в явленное явно  или, во всяком случае, ученые не могут не ставить перед собой такой задачи (делать неявно явленное явленным все более и более явно).

9. И еще одно замечание – постулирование существования нечто без его явной явленности не может быть аргументировано его умозрением, но лишь через определенные (зримые глазу) проявления этого нечто (явление постигается через его проявление).  Так, Дальтон, как и Демокрит, тоже не видел атомов, но химические реакции подразумевали их (атомов) соединение и разъединение, отсюда они и полагались существующими и обладающими определенными свойствами (атомной массой, к примеру). 

10. Принцип принципиальной физической зримости (воспринимаемости). Можем ли мы или не можем ясно разглядеть какой-то физический объект – принципиально он должен считаться видимым, - только это делает его реальным. Незримость – вот главный бич науки. Все невидимое (невоспринимаемое) – ложно.

11. Можно привести один наглядный пример того, как явленное неявно стало явно явленным – а именно пример с формой Земли. Даже когда аргументы в пользу шарообразности Земли уже фактически исключали всякое иное толкование этого вопроса, она (шарообразность) все еще оставалась неявно явленной (можно ошибочно посчитать – умопостигаемой) – вплоть до того момента, как человек смог взглянуть на Землю из Космоса, превратив шарообразность Земли из чего-то якобы чисто умопостигаемого в нечто строго воспринимаемое. Сможем ли мы когда-нибудь увидеть атомы столь же ясно, как мы сейчас видим Землю – это, конечно, большой вопрос; а вот, что атомы вместе со всеми своими электроно-протонами относятся к миру явлений – здесь никакого вопроса нет. Они проявляют себя – следовательно, они – явление, а не идея.

12. И вот тут мы как раз и вспомним об атомах-гигантах Демокрита. Если могут существовать атомы размером с наш мир, или даже хотя бы с человека, то это ведь с очевидностью говорит об их принципиальной воспринимаемости. Человек, конечно, мог бы разглядеть атом размером с человека. Характерно и то, что в одном из свидетельств об учении Демокрита даже и прямо говорится, что он полагал атомы воспринимаемыми:

«Некоторые назвали атомами неразрушимые мельчайшие тела, бесконечно многие числом, и предположили некоторое пустое место, неограниченное но величине. Вот эти-то атомы, говорят они, носясь как попало в пустом пространстве, случайно сталкиваются между собой вследствие беспорядочного быстрого движения и сплетаются [друг с другом], так как, будучи весьма разных форм, они сцепляются между собой, и таким образом атомы производят и мир и [все] явления в нем, или, лучше сказать, [производят] бесчисленные миры. Таково было мнение Эпикура и Демокрита. Разногласие между ними заключалось лишь в том, что первый [Эпикур] признавал все [атомы] весьма малыми и потому чувственно не воспринимаемыми, тогда как Демокрит полагал, что есть некоторые атомы весьма больших размеров. Но оба они говорят, что атомы существуют и так называются вследствие [своей] несокрушимой твердости»[7].
 

С одной стороны, мы должны понять, что утверждение о том, что существуют очень большие атомы вовсе не противоречит суждению: «атомы – неразрушимые мельчайшие тела». В мире с огромными (по меркам нашего мира) атомами, они все же остаются мельчайшими телами этого мира. Мельчайшими – значит, настолько мелкими, что их невозможно воспринять. Но с другой стороны очевидно, что принципиально они воспринимаемы. Атом размером со стул не может не быть воспринимаем; атом размером со стул – стопроцентное явление, а не идея.

13. Но ведь таких атомов-гигантов в действительности не бывает, скажете вы. Но мы сейчас разбираем логику Демокрита, и у нас парадоксальным образом выходит, что его фантастическое предположение об атомах размером с наш мир как раз-таки наиболее научно, так как уводит нас от атома-идеи и приводит к атому-явлению.    

14. Что же касается умопостижения в отношении чувственно данного, то недаром само это слово – умопостижение - в научной сфере как-то и не употребляется. Есть слово «исследование», есть слово «теория». Естественно, что построение всякой теории требует чего-то большего, чем чувственное восприятие. Опять-таки область неявно-явленного подразумевает, что и сами объекты восприятия превращаются (могут превращаться) в своего рода «теоретические объекты».  На сегодняшний момент категория неявно-явленного, возможно, вообще становится центральной в физике, - тем важнее понимать отличие этой категории от «умопостигаемой вещественности». Умопостижение как постижение умом того, чего нет в явлении – это не к науке.  

15. Нет более четкого водораздела между научным и философским типом мышления, чем ответ на вопрос о том, где надо искать сущность вещи – в ней самой или где-то вне ее. Ученый – это тот, кто считает: «чтобы понять  сущность вещей, надо изучать сами вещи». Философ-идеалист – это тот, кто считает, что эмпирика никак не приближает нас к познанию сущности вещи, но что один лишь ум, минуя вещественность вещи, способен постигнуть ее идею. 

16. Хотя Демокрит и говорит об истинном познании как о познании того, что скрыто от чувств, но это все равно познание чувственного. Тот же Секст Эмпирик показывает это вполне ясно:  "Всякий раз, как темное познание не имеет возможности ни видеть более малое, ни слышать, ни обонять, ни воспринимать через вкус, ни ощущать в области осязания, надо обращаться к более тонкому..." Следовательно, и по Демокриту, разум есть критерий, который он называет "подлинным познанием"[8].

17. Ум – то, что помогает проникнуть в суть вещей, но вещей вполне вещественных.  Демокрит не может уйти от явления; ему просто нечего будет умопостигать.  Платону же нечего умопостигать, пока он имеет дело «всего лишь» с явлением.  Додуматься до существования атомов мог лишь тот, кто по сути (хотя и не на словах) не сомневался в их принципиальной явленности (хотя бы и невидимой глазу); умопостичь идеи мог лишь тот, кто все явленное считал лишь тенью подлинного бытия.

18. И все бы хорошо, но ведь Демокриту приписывают еще и фразы типа: «На самом деле мы ничего ни о чем не знаем», и, таким образом, считают его чуть ли не отцом скептицизма. Как быть с этим? На самом деле, Демокрит – такой же псевдо-скептик, как и псевдо-идеалист.  Более того, в основе его якобы скептицизма лежит то же самое, что и в основе его якобы идеализма – а именно, утверждение о ложности чувственного познания.  Пока мы не включаем голову, а только воспринимаем – мы ничего не знаем на самом деле, но лишь претерпеваем какие-то состояния. Но, включив голову, мы можем узнать. И, конечно, умопостигнутые атомы по Демокриту существуют на самом деле, что и вызывало, кстати, резкое неприятие у настоящего скептика Секста Эмпирика: «…наиболее же ясно видно различие, когда Демокрит говорит: "действительно существуют атомы и пустота". "Действительно" он говорит вместо "по истине", а что он, говоря, будто атомы и пустота существуют по истине, отдалился от нас, даже если и исходит из разноречивости видимого, об этом, думаю я, излишне рассуждать»[9].

19. В общем, скептицизм приписывается Демокриту на основе тезиса о ложности  чувственного познания, а идеализм – на основе тезиса об истинности умственного познания. А на деле Демокрит изучает явление (чуждо идеалистам), чтобы посредством ума узнать истинное положение дел (чуждо скептикам).  Демокрит всюду доискивается до причин явлений, о чем ясно говорят названия его работ: "Причины небесных явлений", "Причины воздушных явлений", "Причины наземных явлений", "Причины огня и огненных явлений", "Причины звуков". Какой же тут скептицизм? Какое тут бегство от мира явлений? Нет, не скептик Демокрит. И не идеалист.

20. Под конец припомним фразу Демокрита о «ничего не знании» в развернутой редакции: "На самом же деле мы не знаем ничего, ибо истина скрыта в глубине [лежит на дне морском]"[10]. Что ж, под этими словами подпишется любой ученый. Истина всегда скрыта в глубине.