Онтологические прогулки

2

Там и тогда

Время-пространство

            Верно, что времена не выбирают. Но верно и то, что времена, они выбирают. Разборчиво. Тщательно. Точно. Избранник-пророк не знал, сколько он проживет. Но знал, для чего. Он даже в юности не ищет себя. Не ищет — он найден. Повторим: сколько он проживет, пророк не знал ни в Анатоте, ни в Храме, ни во дворце, ни на дне, заросшего грязью колодца. В Обетованной земле кукушки не водятся. Да и с лесами не очень.

            Ирмеяѓу — пророк разлома, крушения, катастрофы, изгнания. Меньше — страдания-искупления, прощения-возвращения. Точки отсчета Иешаяѓу: от Ган Эдена бывшего — до Ган Эдена будущего, между которыми — скверное настоящее. Отсчет Ирмеяѓу: от Исхода и до Исхода, из Египта и из Бавеля. Не изгнания! Но — Исходы.

            Двум первым пророчествам коѓена из Анатот по имени Ирмеяѓу предшествует заглавие. Оно скорей всего дано Барухом сыном Нерии, текст записавшим. Господь сказал. Ирмеяѓу, услышав, исполнил. Барух записал. Кто автор текста, созданного около двух  с половиной тысяч лет тому назад?

            В заголовке, в трех первых стихах вся экспозиция — время жизни пророка, чье имя: «Господь вознесет», сына того, кого нарекли: «Господь — моя доля». Время жизни пророка согласно принятому отсчету: от тринадцатого года царствования Иошияѓу сына Амона, царя Иеѓуды (приблизительно за сорок лет до разрушения Храма), до одиннадцатого года Цидкияѓу сына Иошияѓу, царя Иеѓуды, до изгнания Иерушалаима в пятом месяце. Голос Господа Ирмеяѓу услышал, когда ему было около двадцати пяти лет. После падения Иерушалаима он продолжал жить, уйдя (или будучи насильственно уведен) в Египет, но рамки пророческого бытия определены однозначно: от голоса Господа до разрушения Иерушалаима и изгнания.

            Потому: Ирмеяѓу — голос Всевышнего об изгнании и разрушении. Потому: пророчество Ирмеяѓу — не услышанное глухими предостережение, весть о страдании, наказании, разрушении, но и — благовест о прощении, возвращении. 

            Сороковой год до разрушения Храма — начало пророчества. В год разрушения Храма (586 г. до н.э.) или вскоре после пророк, вероятно, умер. При нем выпало править пяти царям Иеѓуды: Иошияѓу (Иосии, с 640 по 609 г. до н. э), Иехоахазу (Иоахазу, 609, несколько месяцев), Иеѓоякиму (Иоакиму, 609–598 гг. до н. э.), Иеѓояхину (Иехонии, 597 г., три месяца), Цидкияѓу (Седекии, с 597 по 586 г. до н.э.).

            Теперь — о пространстве. Начальная точка — городок Анатот в земле Биньямина. Тогдашнее царство Иеѓуда включало территории колена Иеѓуда и часть территории колена Биньямина. К тому времени Иеѓуда была единственным государством евреев: Израиль был завоеван Ашуром, и граница между империей и царством Иеѓуда проходила несколько северней Анатота. Вторая точка — Иерушалаим, который стараниями царя Иошияѓу был обращен в религиозный центр государства. Чаще всего Ирмеяѓу обращается так: жители Иерушалаима, обитатели Иеѓуды. И, наконец, точки  в пространстве изгнания — для насильственно уведенной части народа это Бавель (Вавилон), а для бежавших — Египет.

            В жаркой земле Биньямина зимой случаются страшные холода. Пророки значительно реже. Избрав, Господь изгнал Ирмеяѓу из дома, из земли Биньямина, поселения коѓенов Анатот, сделав бездомным и узником в Иерушалаиме, а из него вместе с народом дальше — в Историю. Пророки  не только не выбирают времена для собственной жизни, но и в выборе судьбы не вольны.

            Есть в тексте точка пространства, которая и в прямом смысле и в переносном находится в самом низу.

Где, когда Голос застает Ирмеяѓу? Ночью? Днем? Дома? На рынке? А может, в этом городе у него и вовсе нет дома? Об этот пророк молчит. Или, когда Голос приходит, город и мир пропадают, в Голосе растворяясь?

            Судьба Иерушалаима, Храма была схожа с дорогами, что ведут в этот город. Вверх — вниз, в долину — с горы, в гору — наверх. Поднимались в Иерушалаим идущие. Уходящие из Иерушалаима опускались.

            Изгой Иешаяѓу — выходец из элиты. Изгой Ирмеяѓу — коѓен из рода отверженных, пришелец, городской сумасшедший. Он идет по улицам Иерушалаима, и, так же, как в Анатоте, вслед — улюлюканье, свист. Посмешище без роду, без племени. В яму! Ирмеяѓу не слышит. Его слуха Голос коснулся. У Иешаяѓу мы слышим Голос и город. У Ирмеяѓу — один только Голос. Не считая проклятий.

            Основное пространство пророчества — Иеѓуда, Иерушалаим и Храм. Это пространство пульсирует, расширяясь — иногда за границы Иеѓуды, и сужаясь до незримой точки пространства — Голоса Господа. Иеѓуда, Иерушалаим и Храм: шум-гам, зазывные крики торговцев, понуканья погонщиков и сквозь липкий шум времени — голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты. Точка в пространстве — стрелы наконечник, душу пронзающий: сквозь шум ветра и мерзкие крики шакала — голоса радости, треск зерно мелющих мельниц.

            В гористой Иеѓуде немного выпасов для скота, но овцам и козам, если засухи нет, достает. Небольшие сады, виноградники на террасах, и чем значительней город, тем больше в нем мастеров. Именно их вместе с царями и приближенными Невухаднецар в Бавель угоняет. В первую очередь мастеров-оружейников. Гончары в достатке свои. Зачем в Бавеле чужие?

            Для Ирмеяѓу, горожанина из Анатота, долгие годы живущего в Иерушалаиме, привычны картины мастерской гончара, пастух, в загон, загоняющий стадо, плавильщик, выплавляющий золото, серебро. Привычны и образы. Гончар, лепящий  негодный сосуд. Пастух, о стаде своем не пекущийся. Плавильщик, к драгоценным металлам подмешивающий медь и свинец. Ремесленники-мастера заняты изготовлением идолов. Процесс описан в ТАНАХе неоднократно. Вероятно, поэтому наш пророк весьма и весьма краток: «В лесу срубят дерево, мастер сработает топором. Серебром, золотом украшая,// молотком гвоздями его укрепит, чтоб не упало» (10:3-4).

            Захватив город, отделявший Иеѓуду от остальных колен, перенеся в него Ковчег Завета, царь Давид превратил его в главный город Израиля. И он положил начало превращению Иерушалаима в главный город всего универсума. Такой Город творили уже не цари — пророки, всего более исторический оптимист, великий утопист Иешаяѓу.

            При Шломо город ширится, богатеет, строится, укрепляет свой статус главного города всех евреев, а со строительством Храма — важнейшего духовного центра. При потомках Шломо, когда государство распалось, Иерушалаим остается столицей  Иеѓуды, центром религиозного бытия Южного царства.

            При Давиде и его сыне Шломо значение Города, ставшего городом Храма, росло. Затем с распадом единого царства с каждым годом становится меньше и меньше, чтобы снова подняться при Хизкияѓу и Иошияѓу. Царь Хизкияѓу проложил водовод и воздвиг новые стены. В дни Иешаяѓу, когда царь Ашура, сняв осаду, от города отступил, свершилось чудо избавления от врага. Авторитет Иерушалаима, за который сражается Бог, резко возрос, и в начале пророческих лет Ирмеяѓу при царе Иошияѓу Иерушалаим и Храм стали не только центром (духовным, политическим, экономическим) царства Иеѓуда, но и всех уцелевших евреев исчезнувшего государства Израиль. 

            Принято считать, что население Эрец Исраэль в период Первого храма составляло около 2 млн. человек, значительная часть жила в городах, самые крупные из которых походили на столицу Иеѓуды. В одни из ворот этого города (вероятно, северные) однажды вошел уроженец городка Анатот, оттуда бежавший, по имени Ирмеяѓу. Он вошел в ворота, по обеим сторонам от входа в которые были помещения для стражи и сборщиков пошлины. Пройдя ворота, вышел на небольшую (около 100 кв. м.) площадь. Здесь зачитывались царские указы, собирался народ во время торжеств и тревог, здесь же располагался суд, на площади появлялись пророки. По одной из узких улочек без мостовой, по земле, прибитой ногами людей и копытами животных, он шел, если дело было зимой, еле вытаскивая из грязи ноги, вдыхая зловоние отбросов.

            Куда отправился Ирмеяѓу? Где нашел он пристанище?

            Если дом был богатый, то радовал глаз штукатуркой или даже пластинами из кедрового дерева, которыми был обшит изнутри. Хотя скорей всего он отправился в дом поплоше. Такие дома состояли из четырех прямоугольных помещений — трех параллельных и одного перпендикулярного им. Среднее помещение, через которое в дом входили, служило внутренним двором, там была кладовая, там готовили пищу. Параллельные двору комнаты: обычно мастерская и обязательный хлев. Весной и летом большинство горожан переселялось в шалаши и палатки, которые ставили посреди полей. Лишь одно, заднее, помещение служило жилой комнатой. 

Центром религиозной и в значительной мере политической жизни был Храм. В трехэтажном, состоящем из трех отделений (притвор, зал и Святая святых), здании было множеств комнат. В них хранилась храмовая утварь, казна, располагались Главный коѓен и многочисленные служители. Здание было относительно небольшим, доступ туда был ограничен. Входить могли одни только коѓены. Зато храмовый двор был большим. Здесь собирался народ в Новомесячья и субботу. В праздники происходили сопровождавшиеся музыкой торжественные процессии. Но особое стечение народа было, конечно, в паломнические праздники и дни поста, когда приходили люди из соседних городов и сел. В храмовом дворе, к юго-востоку от здания Храма стояло бронзовое «море» — огромная чаша, служившая для омовений. Это творение храмовых мастеров было  диаметром 4 м., высотой 2,5 м. Емкость «моря» — около одной тысячи куб. м. Толщина стенок — приблизительно 7,5 см, так что вес «моря» должен был быть около 33 тонн. «Море» стояло на 12 быках — по три с каждой стороны света.

            Но ни в пост, ни в праздники мы Ирмеяѓу в Храме не видим. Баруха в Храм в день поста он посылает прочитать народу им написанный свиток. В день поста, чтобы самим появлением посланца пророка дать знак народу: не до праздников, не до веселья, не до пиров. Время разрывать одежды, оплакивать, горевать.

            В субботу и праздники звучит в Храме музыка, коѓены жертвы приносят, восхваления Господу левиты поют. Но пророк не слышит ни музыки, ни восхвалений. Голоса людей, музыку, пение заглушает единственный голос, который не дано им услышать. Голос тонкой тишины звучит вне времени и пространства. Кроме него — шум и гул. И смутно, едва слагаясь в слова: «Если забуду, Иерушалаим, тебя, — пусть забудет меня десница моя. Прилипнет к нёбу язык, если помнить не буду, не вознесу Иерушалаим на вершину веселья» (Теѓилим, Псалмы 137:5-6). 

            Стены защищают от врагов. Враги стены взламывают, городом овладевая. Ворота единят город с миром, но их открывают перед врагом, милости победителя отдаваясь. У ворот и стен есть ряд знаковых функций. Призывая на служение Ирмеяѓу, Господь говорит: «Ныне сделаю Я тебя городом укрепленным, железным столбом, медными — стены всей этой земле» (1:18). Почему медными? Этот тот случай, когда троп превозмогает действительность. Речь идет об удивительной крепости стен. Обычно медными были запоры ворот и сами  ворота. В другом стихе пророк уже сам — медная стена перед соплеменниками-врагами: «Поставлю тебя перед этим народом могучей медной стеной, будут с тобой воевать — не одолеют:// Я с тобой избавлять и спасать, — слово Господа» (15:20).

            Привилегия быть городом, обнесенным стеной, от врагов защищающей, была у немногих городов Иеѓуды. Так, сыны Рехава, о которых говорится в пророчестве, вынуждены, спасаясь от войск Бавеля, нарушить завет праотца и бежать в Иерушалаим, чтобы укрыться. Поскольку большинство населенных пунктов в Эрец Исраэль не были обнесены стеной, во время опасности их жители бежали в укрепленные города.

            В одном из первых стихов пророк предупреждает Иеѓуду и Иерушалаим, что Господь призовет племена северных царств (коалицию победителей под началом Бавеля), и каждый свой трон поставит у входа в ворота Иерушалаима, на всех стенах  его кругом и во всех городах Иеѓуды (1:15). В тексте гипербола: судей-властителей будет столько, что места у ворот всем не хватит, и они будут располагаться на всех стенах, во всех городах Иеѓуды. Это пророчество сбудется: пришли все вельможи царя Бавеля, сели у серединных ворот. Увидев их, царь Цидкияѓу и воины бегут из города (39:3-4).

            Площадь у городских ворот — место народных собраний, одно из которых, скорбное, с молением о прекращении засухи описывает Ирмеяѓу. В описании — излюбленная метонимия: ворота замещают всю Иеѓуду, они склонились, поникли к земле (14:2). Метонимия  Ирмеяѓу:  песчинка — земля, человек — люди, Израиль — весь мир. Площадь у городских ворот служила в древности, как свидетельствует Ирмеяѓу, и током, ведь большая часть жителей города кормились с отчего поля. Господь предлагает знакомый всем образ, обещая преступным обитателям  Иеѓуды развеять их веялом у ворот (15:7).

            Верный деталям, топографическим в том числе, Ирмеяѓу несколько раз упоминает ворота города, Храма и царского дома. Среди них ворота Харсит, через которые путь лежал в Гей Бен Ѓином (долину сына Ѓинома), куда Господь посылает пророка возгласить притчу о глиняном кувшине (19:2). Великий комментатор ТАНАХа и Талмуда Раши (11-12 вв.) отождествляет эти ворота с Мусорными, которые названы так, ибо там выбрасывали мусор, в том числе глиняные обломки (херес), символизирующие разбитый еврейский народ.

            Господь посылает пророка встать во вратах дома Господня и возгласить всей Иеѓуде, входящей в эти ворота Господу поклониться (7:2), слово, которое в уста его вложит. У входа в новые ворота Господни коѓены объявляют вельможам и народу смертный приговор Ирмеяѓу, пророчившему Иерушалаиму судьбу разрушенного Шило (26:10). Там же (видимо, эти ворота были главными воротами Храма), у новых ворот читает Барух по свитку слова пророчества (36:10).

            Как всегда, когда речь идет о вещах знаковых, ворота являются мотивом цельного фрагмента. Господь посылает пророка встать в воротах «сынов народа», через которые входят-выходят цари Иеѓуды (17:19). Посылает сказать царю, всей Иеѓуде и всем жителям Иерушалаима, через эти ворота входящим (17:20), чтобы души свои берегли, никакой работы в субботу не делали, но освящали субботу, как Он их отцам заповедал (17:22). И если будут слову Господню послушны, то Иерушалаим станет процветающим городом, центром Иеѓуды, и будут жертвы из всех городов в Храм приносить. Если будут они освящать день субботний, 

А Меня не послушаете освящать день субботний, не носить ношу, входя в субботу в ворота Иерушалаима,

то зажгу в воротах огонь, пожрет он дворцы Иерушалаима, не погаснет

(17:27).

            Свидетель смуты в царском дворе, языческих мерзостей в Храме, человеческих жертвоприношений в долине, под стенами Храма, Ирмеяѓу провидит неминуемую трагедию. Видит трагедию — не видит спасения. Его слово бессильно. Иеѓуда, Иерушалаим и Храм обречены на разрушение и запустение. Господь обратит Иеѓуду в засушливую пустыню, Иерушалаим и Храм — в руины. Господь спасет, простит, возродит. Но перед этим — поколения изгнания и страдания. Чудо спасения возносит Иешаяѓу в утопический вечный мир. Во времена Ирмеяѓу чаша терпения Господа переполнена. Чуда не будет. Будет — Невухаднецар.

            Иешаяѓу  — свидетель пира во время чумы:

Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!

            Бремя исторического опыта клонит глаза Ирмеяѓу к земле, и он на ней, выжженной, видит, что цепь замкнулась. Он находится в нижней точке падения, и все, что перед гибелью остается, — наделить слабой надеждой других. 

            Любящий цифры Иосиф Флавий подсчитал, что пожар Храма, зажженного вавилонянами, произошел спустя четыреста семьдесят лет шесть месяцев и десять дней после его сооружения; от исхода из Египта успел к тому времени пройти промежуток в тысячу шестьдесят два года, шесть месяцев и десять дней. Между потопом и разрушением храма прошел период в тысячу пятьсот семь лет, шесть месяцев и десять дней, а от рождения Адама до погибели храма прошло четыре тысячи пятьсот тринадцать лет, шесть месяцев и десять дней (Иосиф Флавий, Иудейские древности, 10:8:5). Такой точности мог бы позавидовать и Плиний, и Геродот. Похоже, Иосефу сыну Матитьяѓу трансформация в Иосифа Флавия вполне удалась.

            Мы не знаем, где в Иерушалаиме жил Ирмеяѓу. Знаем, что он был заключен во дворе стражи, что бывал на территории Храма, и хотя в сам Храм ему, вероятно, дорога была заказана (он «не из правильного» рода жрецов), но в храмовый двор, место народных собраний, молитв, приходил возвещать слово Всевышнего.

            В обращении пророка к Иерушалаиму и Дому Господню есть две контрастных тенденции: настоящее и противоположное ему будущее. В настоящем дома Иерушалаима, дома царей Иеѓуды, нечистые (19:13), подобны языческому Тофету. В контрастном далеком будущем Иерушалаим жить будет в покое, и его нарекут Господь — праведность наша (33:16). В ближайшем будущем Иерушалаим и Храм станут развалинами и пустыней, а в будущем, когда его жители освящать будут день субботний, никакую работу не делать (17:24), заселен этот город будет вовеки (17:25). Как обычно, пророк предлагает самим сделать выбор.

            Они выбрали не смирение, но борьбу, значит, смерть, катастрофу, крушение. Вавилоняне несколько раз грабили Храм, пока в ответ на восстание Цидкияѓу разрушили и сожгли его, оставив одним, совсем малым числом, надежду на возвращение, надежду на мщение — всем уцелевшим.

Долина Бен Ѓином

            Как выглядел текст со слов Ирмеяѓу, записанный Барухом? Точнее, чего, нам привычного, на этом пергаменте не было? Понятно, что не было обозначения глав и стихов, и главное: они никак друг от друга не отделялись. Текст был сплошным. Поэтому, кроме случаев совсем очевидных, разделение на смысловые (и стилистически маркированные) отрезки на протяжении двух с половиной тысяч лет было делом читателей. В отличие от фрагментарности предшественника, у Ирмеяѓу и Баруха композиция, что видно невооруженным глазом, тщательно выверена. Это, однако, не отменяет читательское участие в определении целостных фрагментов, главное из которых — практика синагогального чтения. Книга Ирмеяѓу имеет большое литургическое значение: значительная часть текста читается в синагогах в виде ѓафтары, которая представляет собой фрагмент из книги Пророков, тематически или ассоциативно связанный с недельной главой, являясь неотъемлемой частью годичного цикла. Ѓафтара к недельной главе, посвященной различным видам жертвоприношений, почерпнута из нашего пророка (7:21-8:3, с добавлением 9:22-23). 

            Эти стихи с исключительной очевидностью подводят итог прочитанному о жертвоприношениях. Ни они, ни богатство, ни сила, ни даже мудрость — ничто не может сравниться со знанием Бога, которому желанны милость, правосудие, справедливость, что очень характерно для Ирмеяѓу, именно здесь, на земле. Что же должно привести слушателя рассказа о жертвоприношениях к такому выводу? Об этом сказал Баруху Ирмеяѓу, а тот его слова записал.

Господь говорит: «Всесожжения к жертвам вашим добавьте и ешьте их мясо» (7:21). В отличие от других видов жертв, всесожжения полностью сжигались на жертвеннике, их пепел был знаком Господня благоволения. Таким образом, Господь с сарказмом дозволяет есть мясо и всесожжений, что означает (согласно Раши): Господь говорит, что не желает жертв, приносимых евреями. И у Иешаяѓу и у Ирмеяѓу такое утверждение является общим местом.  У Иешаяѓу: «К чему Мне множество жертв, — Господь говорит, — пресытился всесожжениями овнов, туком откормленного скота,// крови быков, ягнят и козлов не желаю» (1:11). У Ирмеяѓу еще однозначней: «Всесожжения ваши Мне не желанны, ваши жертвы Мне неугодны» (6:20).

            Отцы, получившие от Господа в дар Обетованную землю, «своим разумом шли, по произволу их сердца злого,// назад — не вперед» (7:24). Назад? Господь после Исхода постоянно посылает пророков, но их жестоковыйный Израиль не слушает, а современники Ирмеяѓу сквернее своих отцов: «Будешь эти слова им говорить — не послушают,// призывать будешь — они не ответят» (7:27). Идеальное прошлое, идеальное «было» сменяется омерзительным настоящим. Его кульминация — мерзости  в доме, именем Господа нареченном (7:30), а также — крайняя точка падения:

            Иерусалимская синематека пыльным шоссе прижата к обрыву. Над ним — голубое небо с единственным облаком, указующим гору, единственную из множества. Под обрывом — долина, поросшая травой, кустарником мелким, чахлыми деревцами. В Новомесячье и субботу всякая плоть, приходя пред Ним преклониться, видит трупы людей, от Него отступивших: мерзость для всякой плоти (Иешаяѓу 66:23-24).

            Синематеку от стен Старого города отделяет долина, выходящая к потоку Кидрон, которой могли проходить паломники в Храм, долина, издревле носящая имя сына Ѓинома. И подхватили, разнесли по языкам и языкам: Гей Ѓином, геенна, Geѓenna, — на вульгарной латыни; и — Locus infernos (нижнее место); и Inferno, l’Enfer; и Ѓell — от ѓel, древнескандинавское: «место сокрытия»; а дальше, от источника отрываясь, от piekto — «смола», рукою подать до пекла.

            В этой долине язычники из камней и земли устраивали возвышения Тофет, названные, вероятно,  по имени языческого бога. Это — место принесения человеческих жертв. Согласно великому толкователю Учения Рамбану, детей приносили в жертву реально, согласно великому философу Рамбаму  и Раши, речь идет о символическом действе.

            Нижняя точка земного пространства согласно пророчеству Ирмеяѓу была достигнута еврейским народом именно в его дни. Но «придут дни» (одно из наиболее характерных выражений Ирмеяѓу; встречается 14 раз), —  говорит Бог пророку, —  «больше не скажут Тофет и Бен Ѓинома долина, но — Долина убийства» (7:33). И будут в Тофете хоронить, потому что так много будет убитых, что придется хоронить даже в священном для язычников месте. Но и хоронить будет некому, и «трупы будут пищей птице небесной и зверю земному» (7:33).

            У Ирмеяѓу есть несколько излюбленных, повторяющихся выражений. Среди них звучащее в тексте пророчества четыре раза (7:34, 16:9, 25:10, 33:11): «голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты». Свадьба и свадебный пир — важнейшие личные праздники. В Иерушалаиме голоса пирующих раздавались, вероятно, по всему городу. Голоса свадебного пира символизировали будущее, саму жизнь. Три раза в пророчестве Ирмеяѓу Святой благословен Он отнимает у народа, Ему изменившего, этот голос. В первый раз приговор звучит сразу за пророчеством о долине Бен Ѓинома: нижняя точка падения есть прекращение жизни в родной земле, язычеством оскверненной, за ним — страдания скитальчества и изгнания, долгое наказание, и спустя семьдесят лет — прощение-возвращение. Тогда вновь услышат  «голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты». А в нижней точке падения между «было» и «будет» ляжет смертная тень настоящего. Настоящее Ирмеяѓу не выбирал. Оно избрало его.

            И в этой пустынной земле:

(8:1-3).

Где собака зарыта?

            Зарыта она в первой же части пространственной формулы время-пространство (впрочем, про собаку не точно, у евреев в чести она не была). А поскольку время без пространства невозможно (равно как и пространство без времени), то начнем (во времени) издалека. Из всех пророков, которых принято называть письменными, т.е. теми, которые оставили записанное самими или, как Ирмеяѓу, с помощью писца, лишь он один упоминает пророка Шмуэля. Почему?

            Год за годом мать Шмуэля приходила в Шило, где тогда находилось святилище, молила Господа даровать ей, бесплодной, сына. Хана дает обет, что посвятит сына служению Господу, что он будет назиром (назореем), и бритва не коснется его головы. Она нарекает сыну имя, значение которого: «Бог услышал». Когда ребенок подрос, она, выполняя обет, приводит его в Шило, к Главному коѓену Эли, чьи нечестивые сыновья были покараны Господом. Ирмеяѓу упоминает Шмуэля, чтобы намекнуть на Шило. Это место у него — синоним трагедии. В эпоху Судей в Шило находился Переносной храм, здесь была резиденция Главного коѓена, в Шило совершались паломничества. Но плиштим Шило разрушили и сожгли. 

            Царь Давид перенес Ковчег завета в новую столицу, завоеванный им Иевус, со временем получивший имя Иерушалаим. Служить при Ковчеге были определены два коѓена: Цадок и Ахия. Ахия был потомком Эли, коѓена в святилище Шило, который вел свою родословную от Итамара, сына Аѓарона. Ахия — единственный коѓен, избежавший резни в Нове, учиненной царем Шаулем.

            У Цадока не было такой замечательной родословной. Зато при Давиде он играл первую жреческую скрипку, а более родовитый Ахия — только вторую. После смерти Давида Ахия поддержал в борьбе за престол не Шломо, победителя, а Адонию — побежденного, за что и был изгнан в Анатот, где родился его далекий потомок, будущий пророк Ирмеяѓу.

            С тех пор между потомками Цадока, многие поколения стоявшими во главе Храма, и потомками Ахии не прекращалось соперничество. В таком контексте, согласитесь, по-особому звучит слово Господне, переданное пророком о Храме и храмовых коѓенах, потомках обидчиков предков Ирмеяѓу: «Сделаю с домом, именем Моим нареченным, на который вы уповаете, с местом, которое даровал вам и вашим отцам,// то, что сделал Шило» (7:14).

            Ненависть к современной жреческой элите пророка определяется не только взглядом сегодняшним, она восходит к родовому соперничеству. При этом происхождение праотца «нынешних» Цадока довольно туманное. А род Ирмеяѓу восходит к самому Аѓарону! Однако в тексте на это прямых указаний мы не найдем, только намек. Почему? Может, это обстоятельство не слишком задевало  пророка? А, может быть, потому, что это не слишком укладывалось в миссию, определенную Всевышним:

            Вслед за традиционной отговоркой неумением говорить, ведущей начало еще от Моше («я говорить не умею», 1:6), Господь простирает руку, касается рта Ирмеяѓу: «Я слова Свои устам твоим дал» (1:9). Ирмеяѓу поставлен пророком не над народом, и уж тем более не над жителями родного ему Анатота, а над народами и над царствами. Ему предназначена глобальная миссия. А что до обещания Господа спасать Ирмеяѓу, оно было не зряшным: тех, кто поддержит, будет немного, все остальные пророка будут преследовать: и царь, и вельможи, и коѓены, и народ, и — едва ли не в первую очередь — жители родного ему Анатота.

            Вслед за стихом о пророческой миссии следует «изложение пророческого метода». На вопрос Господа, что видит он, в пророчество посвященный, отвечал Ирмеяѓу, что видит ветку миндального дерева.

            Весеннее обновление в Иеѓуде начинается с миндаля. Белые, розоватые цветы миндаля не только символ весны, но и стремительного вторжения нового времени года. Вчера появились первые самые смелые, и, вот, прошел день-другой, вся Иеѓуда — бело-розовая, миндальная. В иврите миндаль — традиционный символ стремительных перемен. Почему же пророку показан миндаль? «Ибо скор Я, слово Свое исполняя» (1:12).

            Вторая часть курса — в двух последующих стихах. Ирмеяѓу показан кипящий к северу обращенный котел. Он означает северные царства, которые государство Бавель унаследует от Ашура. Поставив миндаль в странную, но очень, как оказалось, логичную связь с кипящим котлом, обращенным на север, пророк представляет грядущее: стремительное развитие событий, бич в руках Господа — Невухаднецара, который накажет евреев за зло, которое совершили, оставив Господа, чужим богам воскуряя. Итак, «пророческий метод» в том, чтобы иносказания понимать.

Если не сказано — кому и когда сказать Божие слово, значит, решить должен он, Ирмеяѓу. Господь удивляет: «Что, видишь ты, Ирмеяѓу?» (1:11) Из всего многообразия мира взгляд пророка выхватывает ветку миндального дерева. Не ошибся ли в выборе? «Верно ты видишь», — Господь говорит (1:12).  

Загадка вторая. Кипящий котел, к северу обращенный. И вновь глаз пророка выхватил из бесчисленного единственное. Вначале в мире природном, созданном Богом, затем в мире, созданном человеком, пророк увидел самое главное. Ирмеяѓу получил подтверждение великого дара. Теперь — к кому Он не пошлет, идти, всё, что Он повелит, сказать. Миссия Ирмеяѓу — пророчить о кипящем котле, который скоро взорвется, затопив Анатот, Иеѓуду, Иерушалаим, весь мир. У него есть уши — он слышит. У него есть глаза — он видит. Ему около двадцати пяти лет: иллюзии, если некогда были, исчезли. Ему ведомо, почему взорвется котел:

            Если здесь, между молотом с севера (Бавель) и наковальней с юга (Египет), в Иеѓуде, Иерушалаиме творится зло, то — извечный закон: мера за меру — в ответ на всех этой земли обитателей (1:14) «призову все племена северных царств, — слово Господа» (1:15).

            Господь велит пророку препоясать чресла свои. Этим устойчивым выражением Всемогущий уподобляет его воину, на битву идущему, препоясывающему бедра особым поясом, на котором крепилось оружие. Таким образом, это акт символический. Образ препоясанного воина часто повторяется в ТАНАХе.