Памяти Владимира Набокова
Алексей Филимонов (18/04/2024)
Жерар дэ Роз. Портрет писателя Владимира Набокова
НА НОВЫЙ 2024 ГОД
Смотрите, Набоков
Поздравил с бокалом
На небе высоком
В прозрении алом.
Под куполом Рима
И Адмиралтейства
Есть смерть пилигрима,
Эпохи злодейство.
Но Сирин бессмертный
С сиреневым кубком
В тоске милосердной,
В прозрении чутком:
– За здравье и смелость!
За пушкинский гений!
За жизни напевность!
Ещё вдохновенней!
СВИНЦОВЫЙ КАРАНДАШ
Воображаемый диалог М. Добужинского и В. Набокова.
Воспоминанье, острый луч,
Преобрази мое изгнанье…
В. Набоков, "Ut pictura poesis" – Поэия как живопись..
К Мстиславу Добужинскому, учителю рисования.
– Взгляни, в природе соответствий
Не меньше, чем холодных туч.
– Снопы с дровами из предместий
Я претворяю в этот луч.
– Так карандаш, скользит, тушуя
Всё в сумерки небытия…
– Туманит прежде, чем решу я
Облечь в узоры соловья.
– Былой Петрополь стал прозрачен
Вслед ускользающему там…
– Он перед вечностью безбрачен,
Иного не представить нам.
– В полотнах тающего ветра
Я оттиск нахожу руки.
– Взыскую в волнах геометра
Все пушкинские дневники.
– Творение Петра бессмертно,
Как эта ветка у моста…
– Сирень кивает безответно,
Но гаснет в сумерках мечта...
– О возвращении, о лике,
Глядящем в нас из пустоты.
– А ваш рисунок помнит блики
И залпы горней немоты.
***
Письмо Набокову пишу,
Предначертав ответ извне:
«Я вольным воздухом дышу,
Стихи слагаю, как во сне,
И не кончается строка,
О Петербурге летний сон,
Как завтрашние облака,
В себя вобрал портрет времён,
Там ждут и Пушкин, и Шекспир,
И Гумилёв, и мой отец, –
Скликают на духовный пир
Порывы трепетных сердец.
Когда осеннею порой,
Предчувствуя ноябрьский ад,
Витаю над Большой Морской,
Где прежних строк мирской парад,
Взывая к тютчевский строке:
"Молчи скрывайся и таи", –
Взмываю в вечность налегке,
Где ждут читатели мои».
ПРОЗРАЧНАЯ СТЕНА
В этом доме жил Набоков,
А над аркой Мандельштам
В комнатушке неглубокой –
Так молва гласила нам.
Разночинцу – злые нары,
Дворянину – забытье
В эмиграции коварной,
Где родной язык в огне
То ли ада, то ли рая
Зазеркальных фонарей.
Петербург остался с края
У судьбы поводырей.
Бриз с Востока у Находки,
Пароход приносит весть
О сгоревших в синей топке
В нежном пламени небес.
Сей – Иосифом крещённый,
Этот – Виктор* без пяти,
Плащаницею прощённый,
Оба – вечности в горсти.
*Владимира Набокова при крещении
едва не записали Виктором.
***
Сказал гроссмейстер: "Вот задача,
Король в изгнанье на века", –
И сам продолжил, чуть не плача,
Решать кроссворд наверняка.
К нему взойдет немая пешка,
И станет матушкой ферзём,
Ну а пока до перелеска
Мы от лощины добредём.
Слоны в заоблачных квадратах,
И офицеры начеку,
А конники в багровых латах
Готовы выплеснуть чеку.
И только башни не задели
Сторожевые – хрупким сном,
Но в их готическом пределе
Судьба пред факельным огнём, –
Планида партии и битвы,
Задача на излёте дел.
И в клетях огненной ловитвы
Уводит сумрак за предел.
СИРИНОГРАД
В Берлине новые ветра,
И Сирин звонко
Поёт о детище Петра,
О снах ребёнка,
Кому прозренье суждено,
Что город мглистый
Судьбой положен под сукно,
Там сон речистый
О вольном граде, о стихах,
О колоннаде.
О, Петербург! Твой дивный прах
Навек в тетради.
Ты предан и развоплощён,
Опустошённый,
И страхом ото всех сторон
Заворожённый.
Но память о былом саду,
О дивной встрече,
Как прежде, дарит красоту,
И счастья вечер
С бессмертьем Пушкинской строки
В Сиринограде,
В Берлине, на краю тоски,
И в листопаде,
Где жёлтых бабочек купель,
Сирень воспета,
И Мнемозина дарит хмель,
И мнима Лета.
НАСЛЕДИЕ
Дмитрию Владимировичу Набокову
Беседа на излёте жизни
co смертью, с веком, с пустотой.
Крыла раскинуты в отчизне –
лазоревой, подобной той,
где Дом возносит колоннаду
сквозь потаённую золу.
Гостей встречают Ван и Ада,
и Лужин за доской – в углу.
НАСЛЕДНИК
Памяти Дмитрия Набокова
Он привозил сюда "Лолиту"*,
Рассказывал нам об отце,
То отрешено, то сердито
Дрожали тени на лице.
Наверно, прежние обиды
И нынешних обманов боль
В нем заслоняли суть планиды,
Но просыпался вдруг Король.
Тогда он пел надмирным басом,
Сияли окон витражи.
А вдруг изгнание напрасно?
Кем стал бы здесь поэт, скажи.
В Германии родился Сирин,
Нам завещавший счастья речь.
А сын его приехал с миром
Глаголов, продолжавших жечь.
________
*Фильм Эдриана Лайна
***
Набоков у барака в телогрейке...
Представить жутко – в посиневший век.
Сочатся сны из заграничной лейки
И синевою окроплён ковчег.
Он воспевал бы стройки и партсъезды,
Помилован карающим мечом,
И Горьким упомянут вне беседы
Официальной – тет-а-тет с вождём.
Писатель запредельный и ненужный
В стране советов племенным рабам.
Но возвратился Сирин ночью вьюжной
С одною из барочных телеграмм.
Они отплыли вовремя из Крыма,
Из Франции... И веку вопреки,
Закрывшему мерцанье пилигрима –
Тень русской ветки в пламени строки.
Набоков – бог, и музой вдохновленный,
Из кубка пригубившей высоты,
Над Исаакием зарёй бестенной
Он сводит для грядущего мосты.
ПЫЛИНКА СОРБОННЫ
Я блуждал в коридорах Сорбонны,
Направляемый духами стен,
На дубовых панелях иконы –
Лики тех, кто мерцает сквозь тлен,
Озарив и открытьем, и верой
Молодые учёных сердца.
Лабиринт усложнился химерой,
Окликающей в бездне истца, –
Мол, докажет кто их первородство
В чреве знаний и новых идей?
Ощущаю извне превосходство
Незнакомых обычных людей,
Не блуждающих в сферах познанья
Близ распятья во мгле площадей.
Вот и стражники – миф на закланье
Забирающих ради гвоздей.
"Где Набоков?.. Я прибыл по небу,
Где указанный амфитеатр?..
Он же Сирин – племянник Денебу,
Зрак его – в миллионы карат".
"Чем мы можем помочь, мсье Набоков?
Вы откуда? Парле ву франсе?"
И сияла печаль одиноко,
Словно вихрь пролетел над шоссе,
Сквозь Атлантику – через Сорбонну,
И опять вдоль дороги мирской,
Возвращая французскую бонну
В Петербург на замёрзшей Морской.
Знаменитости! Сколько их в зале!
Среди них сам издатель "Плеяд"
Кутюрье – лектор на пьедестале
В окружении муз и наяд.
Умещаюсь едва на сиденье –
Люди прежде – компактней, чем мы.
О, Лолита! Твоё поведенье
Обсуждают доселе умы.
Был зачитан не мной о французской
Теме Сирина – скромный доклад.
А потом я по улочке узкой
Брёл в гостиницу снов наугад,
Где топили как в Африке летом,
Ибо жар для арабов родной,
И Рембо вдруг блеснул эполетом,
За Верленом спеша в мир иной.
В Абиссинии он с Гумилёвым
Повидается, чтоб рассказать
О Сорбонне, намоленной словом,
И о том, что тоскует тетрадь,
Где завещаны хоры вокзалам,
Разгромивших Бастилию слёз.
Их потомков я видел немало –
Толпы ждущих пустить под откос
Паровоз, что надмирно доставит
Трубадуров на площадь Пигаль,
Где Набоков безудержно правит
Свои письма потомкам – а жаль!
И в Сорбонне кружится забвенье
Лёгкой тканью – для новых забот
Уступая пробел сновиденью
Ради вещих познания сот.
Как хорош Нотр-дам, здесь лепнины
Оживают фигуры средь нас!
На стенах славных дней арлекины
Ждут посланья всевидящих глаз.
ПОСЛЕДНЯЯ БАБОЧКА
Порою в Альпах есть избыток света,
А в альвеолах копятся стихи.
Эребия нисходит в это лето,
И бархатные крылышки тихи.
Сачок священнодействует, что пика,
Но жалко стало бледного огня,
Мерцающего, словно Эвридика,
Поэта уводящая от Я.
На поле боя близ Аустерлица
Так князь Андрей считал своих грехи.
А здесь на небе рыжая гвоздика,
Прапамять, – ей воскреснуть помоги.
Суворов Альпы брал в одно мгновенье,
Переступая полость пустоты.
Генералиссимус не знал сомненья,
Не то, что ангел воплощённый – ты.
ЧЁРНЫЙ АПОЛЛОН*
Порхает близ оранжереи,
Которой нет.
Рождествено, конец аллеи,
Прощаний бред.
Морская стынет безучастно
В парах земли.
Набоков завещал нам счастье
И корабли.
А Сирин подобрал игрушки
В углу пустом.
В раю ждут шахматы и Пушкин,
И вера в дом.
– Кво вадись? – Спросят мотылька
Сады и камни,
Ответят угли камелька:
– На что века мне?
____________
*Бабочка семейства Парусники Чёрный Аполлон – Parnassius Mnemosyne.
МОСТ СИНЕВЫ
...почудилось не то.
В. Набоков, "Формула"
Инкогнито на перекрёстке,
Он перейдёт за Синий мост,
Неровен шаг, пальто в известке,
Иль это пепел невских звёзд?
Исакий смотрит из-под шлема,
Гонца узнав из пустоты,
А перед ним химе... дилемма:
Принять известные черты,
Иль полупризраком крылатым,
Пройдя до кирхи, без следа
Растаять в витражах, богатых
Тенями, что соткёт звезда,
И до невидимой аптеки,
До ресторана "Идиот"
Прошествовать в тернистом веке,
И заказать там бутерброд.
И тайной вечери внимая,
Качнётся на реке фонарь,
Где лодочник, не унывая,
Под тёмный мост плывёт, как встарь.
Изгнанник минул в изумленье
Дом из гранита на Морской,
Где знаменит крылатой тенью,
А дух его пленён тоской.
ПРЕДВЕРИЕ
Перед тем, как бабочкою стать,
я лежу, и кокон душно-сладкий
обвивается вокруг тетрадки –
не пошевелиться мне, не встать.
Золотистого луча дождусь,
чтоб уже не слухом и не зреньем,
но глухонемым стихотвореньем
в белизне слепящей растворюсь.
Здесь черта. И чутким хоботком
я во сне нащупаю удары
з д е с ь, где в сердце брызжет сок янтарный –
и проснусь, неведеньем влеком.
НА РОДИНЕ
И – всякой яви совершеннее –
Сон о родной стране.
В. Набоков
Как будто вернуться на родину летом
Нам выпало. Нива густая шумит.
- А как вы вернулись?
- Ни слова об этом.
Колышется время, и тает зенит.
Когда мы вернулись в родное именье,
то местоименьем цвела тишина –
холодные струны, и звёзд озаренье,
и запах сирени, сводящей с ума.
Черёмухи запах, жасмина, левкоя,
и горький букет недосказанных слов…
А небо в России, как встарь, грозовое,
и слышится уханье каторжных сов.
Молчание нивы – густое молчанье:
зерно отдаёт себя небу и льну.
Дозволь мне земли успокоить дыханье –
я к травам её напоследок прильну…
***
И вот ведут меня к оврагу…
В. Сирин
Карта Петербурга расцветает
красками столетий и времён.
Пролетает искренняя стая,
над домами простирая звон.
Оживают реки и каналы,
суетою полнятся мосты.
Поезда отходят от вокзалов,
корабли приходят из мечты.
Город мой – потёртая бумага.
положу его письмом в конверт.
Адрес: – Беспредельность. Дно оврага.
Снег запорошит немой ответ.
***
Зачем Набоков между нами?
Зачем играет он в футбол?
Сиреневыми именами
извне склоняется глагол.
Куда ведет рукой в перчатке?
Он видит гусеницу – там,
где на лазоревой сетчатке
застыл земли вчерашний хлам.
За что тон тайно поделился?
Но не назвал её – а лишь
в потусторонность устремился,
за бабочкой – в немую тишь.
КОЛЛЕКЦИЯ
Он прокалывал им души –
бабочкам, в своём уме.
А потом сидел и слушал
возглас неба в тишине.
Долгий выдох – без печали,
без заботы о земном.
Бабочки его качали,
обволакивая сном.
И во сне, хрустальной спицей
протыкая бытие,
Бог – слезящейся ресницей
забирал его – извне…
ДОМ НАД НЕВОЙ
Набоковских созвучий беспокойных
струится свет – всеведущ, невесом.
Увядших листьев открываю сонник
и обрастаю запредельным сном.
Нет контуров отчётливых на карте –
сны о Неве не ведают границ.
Санкт-Петербург, поставленный на карту,
отыгран у потусторонних птиц.
Мотор летит, дома не узнавая,
сквозь русский сон – о Доме над Невой, –
где тишина парящая, живая,
вздыхает над поникшей головой.
ДВУЯЗЫКАЯ СВЕЧА
Свеча протаивает вниз,
а пламя рвётся безвозмездно.
Но кто шепчет: – Раздвоись! –
и огнь шатается пред бездной.
два мотылька уже зажгли
своё дыхание ночное.
И словно потолок прожгли,
окутанные новизною.
Покуда тьма не снизошла,
покуда слёзы не устали
пульсировать, как два крыла,
на раскалённом пьедестале.
Александр Иванович Лужин *
ХОД КОНЁМ
На берегу, среди фигур,
он прячется, тая угрозу –
застывший демон между тур,
и переводит сон на прозу.
Но вдруг слетает тишина
крылами белыми, тугими –
тогда является жена,
и заслоняет это имя.
Упрямый гностик – Валентин –
опять в пролёт меня толкает
меж пешек угнетённых спин,
где дьявол пустоту лакает.
Уйдём от мира – в небеса,
пусть думают, что мы повисли –
как их угрюмые глаза,
что над ладьёй моей нависли.
Я уплываю – на коне, –
не обманула б невесомость
в том многоклеточном окне,
что растворяется в бездонность!
____________
*Стихотворение, приписываемое
герою роман "Защита Лужина"
РОЖЕСТВЕНО
Дом с колоннами. Оредежь…
В. Набоков
Сосновый дух и стружки на полу.
Здесь был Христос – оставил рукавицы.
Икона незакатная в углу.
И Слово, что готово воплотиться.
Рубанок горд сражением былым.
Оса звенит, превозмогая жалость
к тем небесам за рамами – иным.
До возвращенья – полчаса осталось.
ОПЫТ
Остаётся пепел – прах –
под невольными руками.
Не ищи в его очах
сочинённое веками.
И под линзой не лови.
потаённого узора.
Но в мгновения любви
устремись из кругозора.
Тонка нежная пыльца,
невесомо натяженье.
Мотылёк окрест лица
не избегнет притяженья…
ТЕНИШЕВЕЦ
Под аркой сложены дрова*,
и Лужин-младший, позабытый,
старается не быть, едва
определённостью прикрытый.
Вверху – зияет новый свод, –
под аркою приотворённой
игра средь огненных высот,
в Ночи, ещё не покорённой.
И прорастает бездной двор,
и зайчик солнечный, моргая,
перешатнулся на забор,
между теней изнемогая…
__________
* Парафраз строки стихотворения В. Набоков, "Ut pictura poesis" – Поэзия как живопись.
ТРОПА НАБОКОВА
Альпийское нечто…
В. Набоков. "Парижская поэма"
Тропа скользнула, как змея,
и небо грянуло лавиной.
Мелькнули будто исполины
в лазури, где исчезло "я".
Лежал он близ тропы войны.
Сачок безмолвствовал, потерян.
И Ангел, что остался верен,
взошёл к нему из глубины.
И опрокинут, как Иов,
пред звоном вечной вертикали,
следил зрачками за стихами
средь беззаконных облаков…
19 октября 2002
ГЛИНА ОРЕДЕЖИ
...Моё ль безумие бормочет,
твоя ли музыка растёт...
В. Набоков. "Дар"
1.
Из этой глины вылеплен Адам,
и обожжен известием бездонным
о жертве Богу и другим богам,
под пологом лесным, сине-зелёным.
И остужен каленым родником,
несущим свет и тающее слово.
Сюда Набоков приходил тайком –
еще не Сирин, – к бабочкам лиловым.
2.
Плотина в жгут затягивает реку,
чтоб выпростать отчаянный поток.
Над Оредежью приоткрыто веко,
и чуть слезится в мареве зрачок.
Пещерный житель горних лабиринтов,
он смотрит, как лобзают облака
сквозные души снов полузабытых, –
и видит нас, идущих сквозь века...
3.
Хозяин спит, и пустотой надмирной
объяты высь, и дом, и немота.
Бездомность он оправдывает Лирой,
манящей нескончаемо, как та,
что тронула неведомая Муза
вот здесь – близ неоттаявшей стены.
Зола и прах. И пепел. И обуза –
земные, нескончаемые сны.
4.
Прощаемся с мечтой и укоризной
близ Склепа, отступившего на дно.
Прощаемся с любовью и отчизной,
которой быть собою суждено.
А Оредежь все так же виновато
мерцает, и в тени былой Парнас
о чем-то шепчет. И душа крылата,
как сиринская, вспыхнувшая в нас.
НАБОКОВ – ЛАСТОЧКА?
Запомнишь вон ласточку ту?
Ф.Годунов-Чердынцев. "Дар"
Над вечереющим прудом...
А.Фет. "Ласточки"
Он вспомнил Фета над прудом –
в крылах мелькнувших различая
мерцавшей клинописи дом –
Египта слово – иль Китая?
И в клюве веточка – венок –
в гнездо крылатому поэту.
Запомни ласточку, как Бог
тебе помог запомнить эту...
I O*
Проф. Дональду Бартону Джонсону
Ио – спутница души –
бархатная, с переливом,
по-латыни напиши
имя – в небе прихотливом.
Вон – лиловые глаза,
утоляющие в бездне.
Обступает бирюза,
шепчет спящему: – Воскресни!
На сиреневый цветок,
успокоившись, садится.
Пробежал небесный ток
над крылатою страницей.
________________
* Павлиний глаз – Inachis io – набоковская бабочка семейства Нимфалид.
РОКИРОВКА
О, Мнемозина!
Пересотвори,
и здесь, и там,
в бреду и на асфальте.
Зарею окрестились снегири,
весна такая долгая в Фиальте.
Ах, Лужин-старичок!
Ты знал его?
Небрежное пальто;
в апрельском парке,
за башней той. Не помнит ничего.
Над клетчатой доской смеются парки.
Так мотылек
не видит пустоты,
от мира заслоняясь
в укоризне.
России долгожданные черты –
цветные сны на чужекратной тризне.
О
Бабочки на крыло
встали, и в небо взмыли,
в будущность, где светло,
путь указал не ты ли.
Прахом не станут, и
пеплом и раствореньем,
но высотой любви
в ставнях стихотворенья.
Стаей взойдут в окно,
Оку предстанут свыше,
то, что предрешено,
я мотыльком услышу...
Последние публикации:
Топологос и хронояз петербургского видеотекста –
(03/10/2022)
Виждь и пиши. Парадоксы жанра поэтической видеоимпровизации –
(10/01/2022)
Стихотворения –
(27/11/2007)
Эротизм смерти у ОБЭРИУтов –
(08/11/2007)
Голос и слух –
(21/04/2005)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
